Эрнст Кренкель - RAEM — мои позывные

• Название: RAEM — мои позывные
• Автор: Эрнст Кренкель
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1973

Известный полярник, Герой Советского Союза Э.Т. Кренкель рассказывает в своих воспоминаниях о героических этапах освоения Арктики. Автор книги участвовал в походах «Сибирякова» и «Челюскина» с О.Ю. Шмидтом и В.И. Ворониным, летал на дирижабле «Цеппелин» с Умберто Нобиле, дрейфовал на льдинах с «лагерем Шмидта» и с первой советской станцией «Северный полюс», возглавляемой И.Д. Папаниным, зимовал на маленьких полярных островах. Интересны его встречи с лётчиками Чкаловым, Леваневским, Водопьяновым, Молоковым, с учёными Бонч-Бруевичем, Визе, Самойловичем, с отважными полярниками и моряками.

Книга насыщена колоритными подробностями и вся пронизана добрым юмором.

---

В конце февраля, выбрав день с летной погодой и использовав еще очень короткий срок светлого времени, самолет доставил нам гидролога. Мы радостно встретили представителя науки.

Перед началом работы надо было проверить все привезенные приборы. И тут оказались неполадки: что-то сломано, что-то не работает, не лезет. Пришлось нашему Мехреньгину заняться необходимым ремонтом. Началась работа.

Очередной промер сделан. Еще целых полтора часа надо ждать. Гидролог, повернувшись спиной к двери, подтянув колени, сладко сопит во сне. Он отдыхает, а меня одолевают одновременно и зависть и дрема.

Спит человек на жестком топчане, под головой — свой собственный кулак. Ну что тут завидного? Он один проработал здесь более двенадцати часов подряд, а я недавно пришел на смену, чтобы дать ему возможность выспаться. Ну и пусть спит себе на здоровье! Не будем завидовать, тем более что зависть — это скорбь о благополучии ближнего. Благородные чувства взяли верх, черные мысли изгнаны, 3адремал и я. Неизвестно, чем кончилось бы это занятие, если бы не запахло паленым.

Присаживаться к раскаленному камельку не следует. Слов нет — тесновато. Вдоль стены — подобие столика из неструганых досок, топчан с возлежащим на нем гидрологом и дальше в углу — поле нашей деятельности, проще говоря, прорубь во льду. Над ней — лебедка для опускания гидрологических приборов. Около столика — камелек и тут же дверь.

Под потолком было нестерпимо жарко. Раскаленный докрасна камелек давал себя чувствовать. Наверху были тропики, внизу — умеренный пояс, а под решетчатым полом — настоящий лед Арктики. Этим климатическим поясам соответствовала и наша одежда: на ногах валенки, затем ватные штаны и рубашка с закатанными рукавами. Сидеть лучше всего было на опрокинутом ведре.

…Тишина и трубка с махоркой настраивали на мечтательный лад, а жара неодолимо клонила ко сну. Свет керосиновой лампы едва освещал дальний угол, где в проруби, как бы дыша, медленно колыхалась вода. Сказочным хрустальным колодцем уходила прорубь в таинственную непроглядную тьму.

Ширина пролива около двадцати километров. Скованный льдом, он казался безжизненным, но под зимней броней шла своя жизнь — жизнь моря. Внезапно сон как рукой сняло — в проруби что-то шевельнулось…

Ну, что за ерунда! Конечно, померещилось! Лунная ночь, хоть газету читай. На фоне бархатного звездного неба безмолвно высятся горы со сползающими ледниками. Иногда начинает играть северное сияние. Наши товарищи безмятежно спят в десяти километрах от нас. Кто же решил подшутить и войти в нашу хибарку таким необычным путем? Может быть, знаменитый командир «Наутилуса» капитан Немо возник из небытия? А может быть, это какой-нибудь зверь?

Последний вариант наиболее вероятный. А раз так — в первую очередь нужна осторожность, чтобы не спугнуть гостя. Не отрывая глаз от проруби, не вставая, надо было перевалиться на колени и при этом медленно, без резких движений, взять со стола револьвер. Этим закончились приготовления к охоте.

За неимением собаки пришлось стойку делать самому, В неподвижном безмолвии прошло несколько минут… Неужели померещилось?

В черной глубине мелькнула тень и затем медленно, как на фотографической пластинке, проявились две светлые точки. Вскоре они превратились в два выпуклых глаза, в упор устремленных на меня. Вот обрисовалась круглая, как шар, голова, и, наконец, я разглядел редкие топорщащиеся усы. Тюлень решил вынырнуть и подышать свежим воздухом, приняв свет керосиновой лампы за лучи солнца. Охотничий азарт достиг апогея.

Только не двигаться! Не спугнуть! Единственными звуками были гулкие удары моего сердца.

Тюлень не торопился навстречу своей незавидной участи. Грохнул выстрел…

Вначале события развертывались по плану: револьвер отлетел в сторону, сразу же удалось подхватить тюленя «под мышки» и с ходу, рывком вытащить из воды.

Далее началась внеплановая часть охоты. Зверь был смертельно ранен, но яростно бился из последних сил. Борьба происходила в узком проходе между топчаном и стенкой. Тюленя надо было оттеснить подальше от проруби и поближе к камельку, который первыми же ударами хвоста был опрокинут. Такая же участь вскоре постигла и керосиновую лампу. Наш домик-ящик наполнился паром от упавших на лед углей, смрадом несгоревшего угля и вонью разлитого керосина.

У меня хватало хлопот, и в тоже время я не мог отказать в любезности ответить на вполне естественные вопросы моего товарища. Бедняга проснулся в обстановке, похожей на последние дни Помпеи. Легко представить себе его состояние: выстрел над самым ухом, пробуждение в кромешной тьме, грохот падающих вещей, звон разбитой лампы, пар, вонь, чад и какая-то непонятная возня.

Помочь мне было нелегко. Для этого требовалось, но крайней мере, опустить ноги на пол, а это единственное свободное место было ареной единоборства. В темноте трудно было справляться с барахтающимся тюленем, тем более что он был скользким и не за что было ухватиться и прижать его к полу. Наконец удалось его угомонить. Охота закончилась.

Запасная свеча осветила картину побоища. Трудно было поверить, что при таком небольшом количестве вещей можно учинить этот потрясающий беспорядок. Тут был винегрет из опрокинутых ящиков, ведер, кастрюль, столика, топчана, камелька, лампы, разбросанной одежды, двух вспотевших, вымазанных кровью и жиром людей и одного убитого тюленя. Не хватало только револьвера. Он стал данью за необычную охоту: в суматохе его смахнули в прорубь.

Утром прикатили на собаках наши товарищи. Хорошо, что доказательство налицо, иначе меня заподозрили бы в родстве с бароном Мюнхаузеном.

Результаты охоты все достойно оценили вечером за сковородкой с огромной тюленьей печенью.

Побывать в Арктике и не привезти жене экзотический сувенир в виде песца, тем более что в то время модными были белые, было бы смешно.

* * *

В Архангельске были куплены капканы. После окончания работ, не терпящих отлагательства, и подготовки к полярной ночи мы занялись песцовым промыслом. Дело было не только в сувенирах. Надо было двигаться и почаще быть на свежем воздухе. Хождение в склад, на метеоплощадку, в баню, заготовка воды на кухне и кормежка собак — все это моцион, недостаточный для четверых здоровых мужчин. Этак, чего доброго, и цингу можно схватить. Кроме того, в случае удачи мы заработаем немалую толику денег, так как шкурки подлежали обязательной сдаче Госторгу.

Еще с осени мы убили несколько тюленей и разместили их на несколько километров к северу и к югу от нашего домика. Берег был обрывистый, но имелись ложбинки и овражки, спускающиеся к проливу. Ясно, что эти места — хода песцов. Тюленя надо почти наглухо завалить камнями и оставить маленькую дыру, через которую песец может немного ущипнуть этого лакомства. Все это делается до наступления морозов. Туша благополучно разлагается и смердит на всю округу. А этого только и надо. Песца привлекает этот аппетитный (о вкусах не спорят!) запах, он привыкает к месту и будет сюда возвращаться. Затем наступает зима. Все заносит снегом, и ветер так крепко его прибивает, что он звенит под ногами. Вот тут и начинается для песца все человеческое коварство.

Перед этой интересной дырой вырезается круглая яма немного больше патефонной пластинки. Сюда вставляется капкан и цепью крепится за ближайший камень, иначе песец его запросто уволочет. Дужки капкана следует обмотать толстым шпагатом. Бывали случаи, что песец перегрызал сухожилие раздробленной ноги и уходил на трех лапах.

Теперь надлежит насторожить капкан. Желательно наладить максимальную чуткость, и не менее желательно, чтобы уцелели пальцы. Капкан надо закрыть пластинкой снега. Ножом вырезать кусок снега и начинать его обтесывать — чем тоньше, тем лучше. Как полагается, в последний момент пластинка ломается, но, как говорил Нансен, в Арктике самым главным являются три вещи: терпение, терпение и терпение. Все старательно припорашивается снегом. Милости просим!

В тихую погоду в вечерние часы, обязательно вдвоем, отправлялись на очередной осмотр капканов.

Лунный свет, скрип шагов, величественная природа, ближайшие два человека, вероятно, в махорочном дыму играют в шахматы, а все остальные за много сот километров от тебя.

Ходили и в темную, пасмурную погоду. Фонарь «летучая мышь» едва выхватывает перед тобой дорогу. Где-то тут должен быть капкан. Он еще не виден, но уже слышен. Песец беспокойно ворочается и бренчит цепочкой. Зверек яростно, с шипением пытается броситься на нас и крутится как волчок.

Тяжелый промысловый нож берется за кончик. Песец старается укусить ручку. Даже не сильный удар по черному носику достаточен. Осторожности ради связываются лапки, и трофей закидывается за спину. Однажды такой трофей, болтаясь за спиной, очухался и прокусил мне толстенную рукавицу и палец до кости. За полгода мы добыли пятьдесят песцов. Как приятно промерзшим и продрогшим возвращаться домой! Издали, виден на косогоре наш домик с обледеневшим окном. После мороза с наслаждением вдыхаешь родной запах жилья. Тут все: махорка, керосин, вчерашние щи, псина и мокрые валенки. Хорошо!