Эрнст Кренкель - RAEM — мои позывные

• Название: RAEM — мои позывные
• Автор: Эрнст Кренкель
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1973

Известный полярник, Герой Советского Союза Э.Т. Кренкель рассказывает в своих воспоминаниях о героических этапах освоения Арктики. Автор книги участвовал в походах «Сибирякова» и «Челюскина» с О.Ю. Шмидтом и В.И. Ворониным, летал на дирижабле «Цеппелин» с Умберто Нобиле, дрейфовал на льдинах с «лагерем Шмидта» и с первой советской станцией «Северный полюс», возглавляемой И.Д. Папаниным, зимовал на маленьких полярных островах. Интересны его встречи с лётчиками Чкаловым, Леваневским, Водопьяновым, Молоковым, с учёными Бонч-Бруевичем, Визе, Самойловичем, с отважными полярниками и моряками.

Книга насыщена колоритными подробностями и вся пронизана добрым юмором.

---

Норвежцы с интересом рассматривали «Сибирякова» и наших людей, тем более что для такого любопытства у них были все возможности — в разгрузке своего судна норвежская команда не участвовала. Большое впечатление произвела на них и борода Отто Юльевича, тогда еще не имевшая такой мировой известности, как после «Челюскина». Капитан «Вагланда» даже спросил кого-то из наших:

— Скажите, ваш начальник, наверное, из бывших священников?

Но даже наш блистательно проведенный аврал не мог полностью компенсировать опоздание «Вагланда». Прибыв на Диксон 3 августа 1932 года, ледокол покинул его лишь 11 августа, взяв курс на восток, к Северной Земле.

На Северной Земле у меня (да, разумеется, не только у меня) были знакомые. Когда в 1930 году ледокол «Седов» снял нашу группу зимовщиков с Земли Франца-Иосифа, на его борту плыла к Северной Земле знаменитая ушаковская четверка. Плыла домовито: везли свору собак — штук пятьдесят, не меньше, — и штабеля бесконечных ящиков с оборудованием, оружием, питанием и книгами.

Ничто в этой рачительной хозяйственности не говорило о героизме, о подвиге. Да и сам Георгий Алексеевич Ушаков, удивительно спокойный человек среднего роста, в пенсне, с небольшими усиками, похожий одновременно и на директора завода, и на председателя колхоза, не был похож на героя, каким он представлялся плохим романистам.

И все же, несмотря на такой будничный облик, Георгий Алексеевич был личностью весьма и весьма примечательной. Амурский казак, красный партизан и красноармеец стал студентом университета, сотрудником Госторга во Владивостоке, а уж затем оказался среди полярников, которым выпала высокая обязанность — отстаивать честь советского флага на Севере.

В 1926 году Ушаков назначен начальником острова Врангеля. Он очень быстро навел на острове порядок. С честью выходя из множества нелегких ситуаций, советский начальник завоевал у островитян непререкаемый авторитет. За островом Врангеля пришел черед и Северной Земли…

Под стать Ушакову был Николай Николаевич Урванцев, выдающийся полярный геолог. Его имя — имя большого ученого — встречается во всех серьезных работах по истории освоения Арктики, а как великий энтузиаст он известен по многочисленным журнальным и газетным очеркам.

Знатоками своего дела были совсем молодой ленинградец, радист Вася Ходов и опытный каюр Серега Журавлев. Все ушаковцы ощущали плечо друг друга, и в этом единении была их огромная сила.

Все делалось чрезвычайно солидно. Ушаков сразу же поставил перед собой и своими товарищами далеко идущую цель — обследовать Северную Землю. Этой цели подчинялось все. И подбор людей, и тщательность подготовки экспедиции, и распределение обязанностей, и организация работ — все отличалось, я бы сказал, снайперской точностью. Был возведен дом, заработала радиостанция, на восточной оконечности острова созданы опорные пункты для дальних походов. Только после такой «артиллерийской подготовки» Ушаков начал действовать.

В основном обязанности распределялись так: Ушаков, Урванцев и Журавлев, погрузив поклажу на нарты с собачьей упряжкой, уходили в дальний поход. Уходили без всякой радиосвязи, что, разумеется, в условиях Северной Земли было чрезвычайно опасно. Радист Вася Ходов, которому не исполнилось еще и двадцати лет, оставался один. На его долю падали метеорологические наблюдения и передача метеоинформации на Большую землю. Долгие месяцы радист жил один. Каким мужеством нужно было обладать для этого! Да, Георгий Алексеевич не ошибся, выбрав себе в спутники молодого энтузиаста коротких волн.

Здесь самое время рассказать о Сереге Журавлеве. Это была красочная фигура. Именно такими я представляю себе наших предтечей. Тех, которые в давние времена без ледоколов, без самолетов, без радио, на утлых суденышках бороздили полярные моря и были первооткрывателями неведомых земель.

Высокий, худой, состоящий как бы только из костей и сухожилий, руки как лопаты, с грубым голосом и грубой речью. Меткий стрелок, неутомимый в работе и надежный, как базальтовая скала.

Одному профессору-ихтиологу он как-то сказал:

«Эх вы, ученые, в кишках дохлой рыбы правду ищете!»

Другой раз, объезжая упряжку собак, Серега под Архангельском заехал в далекую деревеньку, где испокон века не видели такого вида транспорта. Все население высыпало на улицу.

«Ой, бабоньки, гляньте, до чего народ дошел — на собаках ездют…»

«Молчи, стерва, я через год на котах приеду».

Я не преувеличу, если назову исследование Северной Земли, проведенное Ушаковым и его товарищами, величайшим географическим подвигом XX века. На карту был нанесен огромный, дотоле неизвестный архипелаг общей площадью примерно тридцать семь тысяч квадратных километров. И хотя я очень не люблю повторять слова «герои», «героическая», но для этих четырех людей и для работы, которую они провели за два года, иные определения подобрать очень трудно.

По мере того как «Сибиряков» приближался к Северной Земле, большая часть начальства и литературно-художественного состава экспедиции переместилась в радиорубку. Ледокол шел в густом, как молочный кисель, тумане. Туман не только пропитывал всех нас промозглой противной влагой, но лишал зрения, а, следовательно, и хода. Рисковать кораблем было бы, по меньшей мере, нелепо. И вот, оглашая белое безмолвие оглушительными гудками, наш «Сибиряков», вытравив якорь, чтобы не наскочить на мель, нащупывал местоположение полярной станции Ушакова.

Зимовщики знали о нашем приближении, и установить радиосвязь с Васей Ходовым не составляло большого труда. После короткого обмена обычной радистской информацией начался диалог начальника экспедиции с начальником зимовки.

Это было запоминающееся зрелище. Шмидт обращался к невидимому Ушакову, а черная бумажная тарелка стандартного репродуктора «Рекорд» с дребезжанием доносила до нас ответы зимовщиков.

— Георгий Алексеевич, — говорил Шмидт, — туман задерживает ваше продвижение. Мы движемся медленно, ощупью, но движемся. Хорошо ли вы слышите наши сигналы?

— Да, по радио мы слышим вас хорошо.

— А гудки ледокола?

— Совершенно не слышим.

Мы аукались по радио, как в лесу. С капитанского мостика шарил вокруг, пытаясь прорвать блокаду тумана, сорокакратный цейсс-бинокль, который даже биноклем не назовешь. Две огромные трубы, смонтированные на треноге специального штатива, превращали каждый сантиметр в полметра. Через несколько часов раздался крик вахтенного матроса:

— Шлюпка с берега!

В разошедшемся тумане, перепрыгивая с волны на волну и словно кивая нам красным флажком на корме, шла шлюпка со всей ушаковской четверкой.

Выпустив струю пара, радостно взревел «Сибиряков». Одновременно с корабельным гудком на мачтах поднялись флаги расцвечивания. Застрекотали киноаппараты. Для знатных гостей спустили парадный трап. Ушаков и Шмидт под громкое «ура» всех присутствовавших расцеловались.

Неповторимая минута! Однако наши летописцы от кинематографии были недовольны тем, как прошла она с точки зрения их высокого искусства. Они весьма категорически требовали:

— Обязательно повторить!

И хотя стрелки часов истории крутятся, как известно, лишь в одном направлении, госпожа история пошла на исключение: зимовщики спустились в шлюпку, отплыли от «Сибирякова» — и все повторилось заново. Высокая требовательность киногруппы к своему труду не раз побуждала упомянутую госпожу историю отказываться от строгих правил, повторяя неповторимое. Ничего не поделаешь, видно, и эта дама тщеславна, видно, и на нее крик «бис» производит иногда надлежащее впечатление.

В твиндечной кают-компании, набитой так, что головы не повернешь, Ушаков и Урванцев докладывали о проделанной ими работе.

В условиях полярной ночи, сделав трехсоткилометровый переход на собаках, Ушаков, Урванцев и Журавлев заложили продовольственные депо — опорные пункты для дальнейших исследований. За первый год пребывания на Северной Земле длина хода маршрутной съемки составила около 1500 километров, охватив площадь в 25 тысяч квадратных километров. Переходы были столь тяжелы, что собаки сбивали себе ноги не до крови, а до сухожилий и костей, превращаясь из источника тяги в пассажиров. Зимовщики везли таких псов на санях, так как животные не в силах были передвигаться сами.

Чтобы прокормить себя и собак, по возможности сохраняя запас продуктов, с которыми они высадились на берег, зимовщикам приходилось много охотиться. Удача не всегда сопутствовала Ушакову и его спутникам. Разразилась буря, смывшая в море не только заготовленное мясо, но и часть имущества станции. Но работа не останавливалась ни на день, ни на час…

Помимо топографической съемки и составления карт, зимовщики делали геологические разрезы и геологические карты, установили семнадцать опорных астрономических пунктов, обнаружили магнитные аномалии, собрали ботанико-зоологическую коллекцию, вели наблюдения за приливами и отливами…