Дэвид Чалмерс - Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории

• Название: Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории
• Автор: Дэвид Чалмерс
• Издательство: Книжный дом «ЛИБРОКОМ»
• Жанр: Психология
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-453-00045-6 , 978-5-397-03778-5

Эта книга, впервые опубликованная в 1996 году, стала одним из самых заметных философских трактатов конца XX века. В наши дни уже не удастся найти серьезных работ по проблеме сознания, в которых не было бы ссылок на Чалмерса.

«Сознающий ум» — увлекательный философский рассказ о глубочайших парадоксах и тайнах сознания. Это провокативная работа, в которой сделана попытка обосновать «натуралистический дуализм», исходя из тезиса автора о нефизической природе сознания и его зависимости от функциональных схем в мозге. Чалмерс также утверждает, что его теория открывает новые перспективы для интерпретации квантовой механики и позволяет говорить о возможности сознательных роботов.

Ясность изложения, смелость идей, изобретательность мысленных экспериментов, точность рассуждений и широкая эрудиция автора делают эту книгу настоящим подарком для всех, кто интересуется философией.

---

Я не буду детально обосновывать эти утверждения, так как я сосредоточу внимание на других принципах когерентности. Но рассмотрение ситуации с позиции первого лица показывает правдоподобность этих принципов, по крайней мере, в этой области, и их естественно распространить на другие случаи, воспользовавшись принципами гомогенности и простоты. Эти принципы одобряются и здравым смыслом, что имеет определенный вес; конечно, здравый смысл может быть пересилен при наличии убедительных оснований, но, при прочих равных условиях, надо оставаться скорее на стороне здравого смысла, чем противоречить ему. Наконец, как я отмечал выше, указанные принципы имеют статус некоего методологического ограничения при разработке теории сознания. Если бы второпорядковые суждения всегда были недостоверны или если бы большинство наших опытных переживаний совершенно нельзя было бы заметить, то наши суждения об опыте так мало соотносились бы с реальностью, что к разработке теории сознания нельзя было бы и приступить.

Когерентность сознания и осведомленности

Наиболее фундаментальный принцип когерентности сознания и познания не содержит указаний на второпорядковые феноменальные суждения. Скорее он касается отношения между сознанием и первопорядковыми суждениями. Принципы, с которыми мы будем иметь здесь дело, имеют отношение к когерентности сознания и осведомленности. Вспомним, что осведомленность — психологический коррелят сознания, и его можно приблизительно охарактеризовать как состояние, в котором некая информация оказывается напрямую доступна для намеренного контроля за поведением и может быть использована для вербального отчета. Содержательные моменты осведомленности соответствует содержательным моментам первопорядковых феноменальных суждений (с оговоркой, о которой еще пойдет речь), содержательным состояниям — таким как «этот объект красный» — которые не направлены на сознание, а параллельны ему.

Там, где есть сознание, есть и осведомленность. Мое визуальное переживание красной книги на моем столе сопровождается функциональным восприятием книги. Оптические стимулы обрабатываются и преобразуются, и мои перцептивные системы регистрируют то обстоятельство, что на столе находится объект такой-то формы и такого-то цвета, причем эта информация оказывается доступной для контроля за поведением. Это же справедливо и для конкретных деталей переживаемого. Каждая деталь когнитивно представлена в плане осведомленности о ней. Чтобы убедиться в том, что каждая деталь должна быть представлена подобным образом, достаточно обратить внимание на то, что я могу высказываться по поводу этих деталей и выстраивать свое поведение в зависимости от них; к примеру, я могу указывать на соответствующие части этой книги. Подобная систематическая доступность информации предполагает существование некоего внутреннего состояния, являющегося носителем этого содержания.

Это внутреннее состояние есть первопорядковое феноменальное суждение — по крайней мере в первом приближении. Я делаю это уточнение потому, что можно было бы усомниться, вправе ли мы, строго говоря, вообще называть его «суждением». Содержательная сторона этого состояния не обязана быть чем-то таким, что было бы рефлексивно признано субъектом, а на деле она вообще могла бы быть неконцептуализирована им. Такое состояние можно было бы считать суждением только в слабом смысле; возможно, было бы лучше говорить о нем как о своего рода информационной регистрации или в лучшем случае как об имплицитном или субперсональном суждении. Позже в данной главе я еще поговорю более подробно об этой проблеме, пока же мои рассуждения об этих состояниях как суждениях должны пониматься в широком смысле как указание на класс репрезентативных состояний, которые не обязаны рефлексивно признаваться субъектом и могут не иметь концептуализированного содержания.

То, что верно для визуального опыта, в равной степени верно для любого чувственного опыта. Звуковые переживания репрезентированы в нашей слуховой системе таким образом, что позднейшие процессы имеют доступ к ним при осуществлении контроля за поведением; в частности, соответствующие данности доступны для вербального отчета. В принципе, тот, кто ничего не знает о сознании, мог бы исследовать наши когнитивные процессы и удостовериться в этих данностях, относительно которых имеется осведомленность, наблюдая за той ролью, которую играет информация в плане упорядочения последующих процессов. Таким же образом мы можем трактовать галлюцинации, а также другие случаи, в которых имеются ощущения, но нет реальных ощущаемых объектов. Хотя реальный объект, с которым связано содержание восприятия, и отсутствует, в нашей перцептивной системе все же имеется репрезентация. У Макбета было первопорядковое когнитивное состояние, содержательная сторона которого — «здесь кинжал» — сопровождала его переживание кинжала, несмотря на отсутствие воспринимаемого и переживаемого кинжала.

Под этот колпак подпадает даже и неперцептивный опыт. Хотя у переживания боли может и не быть объекта, его содержание в духе «что-то саднит» — или, быть может, вернее «что-то не так» — все же когнитивно репрезентируется. Это ясно из самого факта того, что мы можем высказываться о боли и соответствующим образом направлять свое поведение. Как и в ситуации с визуальным восприятием, здесь имеется осведомленность, хотя объект этой осведомленности и не столь четко определен. Сходные вещи можно сказать и по поводу переживания эмоций, равно как и других «внутренних» переживаний. Во всех этих случаях переживаниям соответствуют некие когнитивные состояния; если бы дело обстояло иначе, содержание опыта вообще не могло бы отражаться в поведении.

Заметим, что принцип, о котором идет речь, состоит не в том, что всякий раз, когда у нас есть сознательное переживание, мы осведомлены о нем. Здесь важны суждения первого, а не второго порядка. Суть этого принципа в том, что, если у нас есть опытное переживание, мы осведомлены относительно его содержания. Когда в опыте нам дана книга, мы осведомлены о ее наличии; когда мы переживаем боль, мы осведомлены о присутствии чего-то негативного; в моменты мыслительного опыта мы осведомлены о том, о чем мы мыслим. Речь здесь не идет о том, что за опытным переживанием следует особое суждение, как могло бы быть в случае второпорядковых суждений; нет, эти первопорядковые суждения сопровождают опытные переживания и существуют вместе с ними.

Связь между опытными переживаниями и суждениями второго порядка имеет намного более косвенный характер: хотя мы способны замечать наши переживания, по большей части мы замечаем только содержание наших переживаний, а не сами переживания. Лишь иногда мы отстраняемся и подмечаем свое переживание книги; обычно мы просто думаем о ней. Редкость суждений второго порядка контрастирует с повсеместностью первопорядковых суждений. Наиболее непосредственной поэтому оказывается связь между сознанием и первопорядковыми суждениями.

Пока я пытался доказать, что сознание сопровождается осведомленностью. Но верно и обратное. При наличии осведомленности обычно имеется и сознание. Если мы осведомлены о чем-то в нашем окружении, и некие данные, о которых можно отчитаться, направляют наше поведение, то в такой ситуации, как правило, имеется и соответствующий сознательный опыт. Когда моя когнитивная система репрезентирует лающую собаку, мой опыт свидетельствует о лающей собаке. Когда я осведомлен о высокой температуре в том месте, где я нахожусь, я чувствую жар. И так далее.

Тут возникают небольшие сложности. Может показаться, что некоторые виды осведомленности не сопровождаются соответствующими им опытными переживаниями. Примером может быть осведомленность, связанная с хранимой в памяти информацией. Я осведомлен, что Клинтон является президентом — в том смысле, что у меня есть доступ к этой информации, что я могу вербально отчитаться о ней и могу использовать ее, осуществляя преднамеренный контроль за своим поведением. Но если я актуально не думаю об этом, то кажется, что соответствующий сознательный опыт здесь отсутствует; или, если он есть, то он исключительно слаб. Сходным образом я могу быть осведомлен (без актуализации), что внизу стоит велосипед, но при этом не иметь никакого переживания на сей счет. Подобная безопытная осведомленность наиболее заметна в случае пропозициональной осведомленности — я осведомлен, что мой велосипед внизу — хотя она может быть приписана и объектуальной осведомленности, так как мы, как кажется, вправе сказать, что я осведомлен о своем велосипеде.

Мы могли бы оставить все как есть, но лучше наложить такие ограничения на понятие осведомленности, чтобы придать ему больший параллелизм с сознанием. Кажется правдоподобным допущение, что между процессами, протекающими в одном случае, и процессами, протекающими в другом, имеется некое функциональное различие — об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что я могу отчитаться о различии между ними. И именно это функциональное различие нам необходимо выделить.