Дэвид Чалмерс - Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории

• Название: Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории
• Автор: Дэвид Чалмерс
• Издательство: Книжный дом «ЛИБРОКОМ»
• Жанр: Психология
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-453-00045-6 , 978-5-397-03778-5

Эта книга, впервые опубликованная в 1996 году, стала одним из самых заметных философских трактатов конца XX века. В наши дни уже не удастся найти серьезных работ по проблеме сознания, в которых не было бы ссылок на Чалмерса.

«Сознающий ум» — увлекательный философский рассказ о глубочайших парадоксах и тайнах сознания. Это провокативная работа, в которой сделана попытка обосновать «натуралистический дуализм», исходя из тезиса автора о нефизической природе сознания и его зависимости от функциональных схем в мозге. Чалмерс также утверждает, что его теория открывает новые перспективы для интерпретации квантовой механики и позволяет говорить о возможности сознательных роботов.

Ясность изложения, смелость идей, изобретательность мысленных экспериментов, точность рассуждений и широкая эрудиция автора делают эту книгу настоящим подарком для всех, кто интересуется философией.

---

Можно было бы ожидать, что здесь можно будет выдвинуть и третье возражение, аналогичное промежуточной «альтернативной стратегии» из второго параграфа. Оно выливалось бы в тезис, что Мэри в действительности не знает всех физических фактов. Она знает все факты, выраженные в терминах физики, но лишена знания о скрытых (феноменальных или протофеноменальных) сущностях физических объектов. Если бы она обладала этим знанием, она в силу этого знала бы и феноменальные факты. Однако это воззрение опять-таки лишь с очень большой натяжкой может претендовать на то, чтобы именоваться «материализмом». Подобно моей собственной концепции, данная позиция должна признавать феноменальные или протофеноменальные свойства фундаментальными свойствами.

Четвертое возражение увязывает состояние Мэри с отсутствием индексикального знания (Bigelow and Pargetter 1990; McMullen 1985; Papineau 1993). Здесь доказывается, что, хотя Мэри и получает новое знание, ее случай не более загадочен, чем другие случаи, когда кто-то, знающий все релевантные объективные факты, открывает что-то новое, как, к примеру, всезнающий человек с амнезией, узнающий, что «я — Рудольф Лингенс», или прекрасно информированный человек, страдающий бессонницей, не знающий, что сейчас три часа сорок девять минут ночи (см. (Репу 1979) и (Lewis 1979)). В этих случаях имеется провал между физическим знанием и индексикальным знанием, точно так же как в случае Мэри имеется провал между физическим знанием и феноменальным знанием.

Эта связь может быть прописана двумя способами. Во-первых, критик мог бы попытаться редуцировать феноменальное знание к индексикальному знанию, доказывая, что Мэри лишена лишь индексикального знания. Во-вторых, он мог бы попробовать провести аналогию между двумя этими случаями, доказывая, что в индексикальном случае эпистемический провал не приводит к онтологическому провалу (индексикальность не фальсифицирует материализм), так что и тогда, когда речь идет о феноменальном, мы не обязаны допускать наличие онтологического провала.

Редуктивная стратегия терпит очевидный крах. Как мы видели в главе 2, подобно фактам о сознательном опыте, индексикалы не являются логически супервентными на физических фактах, но эта проблема полностью устраняется добавлением небольшого «индексикального факта» о местонахождении агента, о котором идет речь. Но даже если мы наделим Мэри полным знанием о ее индексикальном отношении ко всем вещам физического мира, ее знание о переживаниях красного ничуть не возрастет. Испытывая нехватку феноменального знания, она оказывается лишенной чего-то гораздо большего, чем тот, кому недостает индексикального знания.

Стратегия, связанная с применением указанной выше аналогии, представляется более интересной. Можно было бы попытаться ответить на нее, доказывая, что онтологический провал имеется даже и в индексикальном случае (см., напр., Nagel 1983), но можно дать и более прямой ответ. Чтобы убедиться в этом, отметим, что в индексикальном случае нельзя даже приступить к развертыванию аргументации, аналогичной той, которая была использована в первом параграфе, так как нет такого представимого нецентрированного мира, в котором физические факты не отличаются от наших, но индексикальные факты разнятся с фактами нашего мира. В нецентрированных мирах вообще нет места для индексикальных фактов. Разумеется, можно представить релевантный центрированный мир, но в интересующем нас онтологическом плане значимы именно нецентрированные миры. (Если нет, то в индексикальном случае тоже имеется онтологический провал, и критик не сможет даже приступить к своей аргументации[97].) Так что лишь в этом случае мы можем избавиться от эпистемического провала, отмечая, что эпистемические связи определяются центрированными первичными интенсионалами, тогда как онтологические связи определяются свойствами, соответствующими нецентрированным интенсионалам. И это отражается в единственной дыре, которая была найдена в аргументе второго параграфа и в аналогичном аргументе этого параграфа, — в том факте, что первичные интенсионалы определяют только соотнесенные с центром свойства. Эта дыра пропускает единственный фрагмент нередуцируемого индексикального знания (локализация центрированного мира) без онтологической мзды, но ничего больше. После конкретизации местонахождения центра, эта дыра закрывается. Феноменальные факты остаются неустроенными даже после конкретизации местонахождения центра, так что сознательный опыт остается снаружи[98].

Если материалист хочет упорствовать в своем материализме, ему придется отрицать, что Мэри вообще открывает что-то новое в мире. Материализм нуждается в логической супервентности, требующей, чтобы Мэри не могла получать какого-либо нового фактического знания при ее первом переживании опыта красного. Поэтому, следуя пятой стратегии, Льюис (Lewis 1990) и Немиров (Nemirow 1990) доказывают, что в лучшем случае Мэри обретает новое умение. К примеру, она обретает умение воображать то, как выглядят красные вещи, и узнавать их, когда она видит их. Но это лишь знание как, а не знание что. Впервые переживая опыт красного, Мэри не узнает каких-либо фактов о мире[99].

В отличие от предыдущих вариантов, эта стратегия лишена каких-либо внутренних проблем. Ее главная проблема состоит в ее крайней неправдоподобности. Нельзя сомневаться, что Мэри действительно обретает какие-то умения, когда она впервые переживает опыт красного, так же как она обретает какие-то умения, когда она учится кататься на велосипеде. Но трудно отрицать, что она узнает и что-то еще: некие факты о природе опыта. Исходя из ее предыдущего знания, переживание красного могло бы быть таким, или иным, или вообще никаким. Но теперь она знает, что оно именно такое. Она сузила пространство эпистемических возможностей. Подобного знания не возникает, когда всезнающий механик учится кататься на велосипеде (возможно, за исключением знания феноменологии прогулок на велосипеде). Так что этот ответ не ухватывает того, что происходит, когда Мэри узнает, каково это — видеть красное.

В том, что открытие, сделанное Мэри, предполагает фактуальное знание, можно убедиться и более косвенными методами. Так, Лор (Loar 1990) указывает, что подобное знание может быть встроено в кондиционалы: «Если красные вещи видятся так, синие — так, то пурпурные вещи, скорее всего, будут видеться вот так»; «если собаки видят красное так-то, то из этого следует то-то и то-то» и т. д. Другой пример: как указывает Лайкан (Lycan 1995)[100], воображаемое нами может оказаться правильным или неправильным; так, после того как Мэри увидела какие-то цвета, она могла бы вообразить, каково это — видеть какой-то другой цвет, и ее фантазия могла бы оказаться правильной или неправильной. Если это так, то знание о том, каково что-то, есть знание какой-то истины о мире, и анализ, связанный с отсылкой к умениям, терпит крах.

Деннет (Dennett 1991) занимает близкую, но еще более жесткую позицию, доказывая, что Мэри вообще ничего не узнает. Он замечает, что Мэри могла бы использовать свое нейрофизиологическое знание для распознания того, что красный объект, который она видит, красен, обращая внимание на то, как он воздействует на ее реакции, так как это воздействие может отличаться от того, которое оказал бы на нее синий объект. (Если группа экспериментаторов пытается обмануть ее, показывая ей синее яблоко, она могла бы и не поддаться на обман.) Не исключено, что это так, но из этого следует лишь то, что, в противоположность тому, что говорят Льюис с Немировым, Мэри обладала бы определенными умениями распознавания еще до того, как она впервые пережила опыт красного. Это никоим образом не показывает, что она обладала бы ключевым знанием — знанием о том, каково это — видеть красное. Такой вывод можно было бы сделать лишь при условии предварительного признания корректности анализа «знания о том, каково это» с помощью понятия умения; но, если бы мы приняли этот анализ, аргумент против материализма был бы уже опровергнут. Поэтому аргумент Деннета лишь отвлекает здесь внимание.

В конечном счете стратегия, которой должен следовать материалист, состоит в том, чтобы отрицать обретение Мэри знания о мире. И кажется, что сделать это можно лишь через анализ «знания о том, каково это» через понятие умения. Это единственная внутренне когерентная позиция, которая не может быть отвергнута по техническим соображениям, так же как единственным когерентным способом, посредством которого материалист может сопротивляться аргументу от логической супервентности, в конечном счете является обращение к аналитическому функционализму. Однако сама неправдоподобность отрицания того, что Мэри обретает знание о мире, свидетельствует об обреченности материализма[101].