Себастьян Бэлфор - Фидель Кастро

• Название: Фидель Кастро
• Автор: Себастьян Бэлфор
• Издательство: Ростов-на-Дону: изд-во «Феникс», 1997. - 320 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-85880-600-7

Книга известного автора С. Бэлфора представляет собой в большей степени оценку политических идей Кастро и источников власти, нежели биографию, хотя личные подробности также включены для более полного освещения темы.

Автор детально анализирует особые исторические условия, позволившие Кастро захватить и удержать власть, сохраняя во все времена удивительное политическое влияние на мировой арене.

Книга предлагается широкому кругу читателей.

---

В Байямо небольшой отряд бунтовщиков имел удачу не попасть даже близко к казармам, так как еще до этого был обстрелян и вынужден отказаться от штурма. В течение следующих нескольких дней армия и сельская охрана захватывали скрывающихся повстанцев группами и по отдельности. Многие из них в итоге были убиты; из 111 человек, принимавших участие в акции, 69 умерли, только 9 из них погибли в сражении. Сам Кастро с небольшой группой выживших был, панонец, схвачен через 9 дней после быстрого отступления в горы. В отличие от многих их товарищей, им были сохранены жизни благодаря решительным действиям лейтенанта-негра, командующего отрядом, захватившим их. Чтобы избежать хладнокровного убийства, он настоял на их отправке в городскую тюрьму, а не в казармы Монкада, где их ждал разгневанный гарнизон. Другие мятежники были спасены благодаря вмешательству архиепископа Сантьяго в управленческие решения группы гражданских руководителей. Архиепископ лично отправился в горы и предотвратил дальнейшие расстрелы. Наконец, арестованных повстанцев забрали в большую тюрьму на окраине города для ожидания суда. Попытка захвата казарм в Монкада 26 июля 1953 года в некоторых отчетах Ортодоксос представлялась как первая ступень в более или менее определенной стратегии, приведшей в 1961 году к объявлению марксистско-ленинского государства[41]. Очевидно, Кастро, наоборот, считал, что целью штурмующих была вспышка всеобщего мятежа, ведущего к восстановлению демократии, установлению временного правительства Ортодоксос и проведению выборов[42]. Однако правительственная программа социальных реформ и национализации, которую имел в виду Кастро, была неприемлема ни для кубинской буржуазии, ни для Соединенных Штатов. Вероятно, поэтому он метил выше социальной демократической попытки путем радикальных реформ в пределах существующей структуры и рассматривал возможное столкновение с установленным порядком.

Однако ничто из вышесказанного не доказывает того, что Кастро был воодушевлен марксистскими идеалами или ленинской стратегией, как он позже заявлял[43]. Акция и программа в Монкада совершались строго в рамках кубинской традиции радикального национализма, главными представителями которой были Марти и Антонио Гутерас, в большей степени, чем другой герой, Антонио Мелла, который ассоциируется скорее с молодым коммунистом поколения двадцатых годов, с интернационализмом рабочего класса. План захвата казарм был извлечен из кубинской истории, а не из русской революции (хотя Кастро и Абель Сантамарня в то время читали «Государство и революция», написанное В. И. Лениным). Это был также отчаянный жест маргинальной социальной группы, имевшей небольшие связи с организованными рабочими. Объявлять, как сделали некоторые комментаторы, что акция в Монкадо имела пролетарский характер, исходя из профессий зачинщиков, — это значит предаваться символизму[44]. Несмотря на то, что многие из них принадлежали к рабочему классу, только один или два человека были из организованного рабочего движения; на самом деле большинство являлись рабочими непостоянных профессий, например, грузчики, строители, официанты, уличные продавцы, повара и тому подобное, в то время как некоторые были работающими не по найму и безработными. Большее количество людей принадлежало к составу Ортодоксос, основатель которой был антикоммунистом. Движение 26 июля, как вскоре оно стало называться, имело народные корни, в отличие от других подпольных групп, выступающих против Батисты, кроме коммунистов, которые не являлись организацией рабочего класса.

На судебном разбирательстве, начавшемся в сентябре, Кастро объявил программу возрождения Кубы, которую бунтовщики не могли услышать раньше. Кастро сам вел свою защиту и позднее восстановил по памяти свою длинную блестящую речь суду, используя записи, сделанные поклонниками во время разбирательства, речь должна была стать впоследствии официальным завещанием Кубинской революции. Стоя перед судьями в заимствованной мантии Кастро принялся за всеобъемлющую критику политической, экономической и социальной ситуации на Кубе. Стараясь придать законное оправдание штурму Монкада, он связывал акцию с революционными традициями Кубы, беспрестанно цитируя Марти, и взывал к принципам, таким, как право на восстания против деспотизма, извлеченное из многих веков истории. Имена Данте, Джона Солсбери, Св. Фомы Аквинского, Нокса, Мильтона, Томаса Пейна и других были выстроены в ряд в крошечной знойной комнате в небольшом тропическом городке. И это должно было изумить тех немногих, кому позволено было там присутствовать. Кастро закончил свою речь вызывающей нотой: «Я знаю, что заключение в тюрьме будет тяжелым, более тяжелым, чем оно было для кого-либо, полное угроз, бездушной и жестокой грубости, но я не боюсь этого, как я не боюсь и ярости подлых тиранов, уничтоживших семьдесят моих братьев. Осудите меня, это не имеет значения, история оправдает меня»[45].

Защитная речь Кастро приняла форму манифеста к народу, «эль пуэбло», из которого он намеренно исключил «состоятельные и консервативные слои населения». Хотя он очень осторожно стремился остаться в пределах структур конституции 1940 года, в действительности Кастро предлагал полную трансформацию Кубы из полуразвитого, зависимого общества в современную прогрессивную нацию. Речь содержала отпечаток большинства социальных и экономических реформ, которые постарается провести новый режим после победы Революции в 1959 году. Много лет спустя Кастро охарактеризовал программу Монкада так: «Кто бы ни прочитал ее внимательно и ни проанализировал ее глубоко — все увидят, что в первую очередь это была программа национального освобождения, очень передовая программа и программа, которая была очень близка к социализму»[46]. Из-за своей радикальной природы отчеты Ортодоксос изобразили речь как марксистский документ. Одни из них считали, что Кастро скрывает полный размер революционных планов, так как момент еще не наступил, а другие предполагали, что он переделал марксистско-ленинские идеи, чтоб они подходили к особенностям ситуации на Кубе.

Они правильно указали на продолжение программы Кастро о реформах. Но это не была только социалистическая программа. В год штурма Монкада реформистское правительство полковника Хакобо Арбесза выполнило первую ступень подобной программы, пытаясь переделать полуфеодальную экономику Гватемалы в современную капиталистическую. Более того, из манифеста «Монкада» и речи «История оправдает меня» было упущено центральное положение марксизма: самоосвобождение рабочего класса. Программа Кастро 1953 года относится к разным традициям, а именно — антиколониальное, национальное возрождение, в котором радикальные реформы и национализация хотя бы в теории были совместимы с видоизмененным капитализмом. Нельзя отрицать влияние идей Маркса на рассуждения Кастро. Но в 1953 году он являлся последователем Марти, и никого другого[47].

Акция в Монкада и судебное разбирательство ярко показало Кастро общественности. В нации, привыкшей к жестоким восстаниям, штурм казарм вызвал распространенное восхищение, в то время как широко освещенная жестокость армии пробудила симпатии многих кубинцев к выжившим. Когда начал действовать приговор к пятнадцати годам заключения на острове Пинес у западного побережья Кубы, Кастро в некотором роде был национальной личностью. Спустя год после штурма, в тюрьме, Кастро нанесли визит вежливости министр внутренних дел и еще двое министров, послуживший молчаливым признанием его нового статуса. Девятнадцать месяцев, проведенных им и его товарищами на острове до амнистии, были посвящены учебе и дискуссиям. Там была заложена основа Движения 26 июля и разработана новая стратегия захвата власти. Хотя у Кастро не было причин верить в амнистию, его оптимизм казался безграничным. Его не испугало даже одиночное заключение за организацию исполнения гимна «26 июля», услышанного Батистой, который в это время наносил официальный визит на остров.

Только однажды он, казалось, потерял надежду. В июле 1954 года он узнал, что его жена, Мирта Диас-Баларт, сестра замминистра внутренних дел в министерстве Батисты, была обвинена в связи с министром. Широко освещенное известие было очень болезненно для Кастро и на политическом, и на личном уровне. Всегда способный эффективно справиться с любым политическим нападением, некоторое время, казалось, он был подавлен, так как понимал это как атаку на его честь. Перенеся удивительным образом типичный кастильский кодекс личной поруганной чести на политический план, он в сомнениях писал своему другу: «Престиж моей жены и моей чести как революционера находится под угрозой. Не колеблясь отвечай на оскорбление, и благодарность будет бесконечна. Пусть лучше они увидят меня тысячи раз мертвым, чем беспомощно переносящим такое оскорбление». Обвинение выявило также скрытое предупреждение Кастро против беспутства, значительного компонента кубинской жизни того времени. Нападая ка министра внутренних дел за его заявление, он писал: «Только такой женоподобный, как Эрмида, опустившийся до последней ступени сексуальной дегенерации, мог снизойти до процедуры подобного рода, неблагопристойной, с отсутствием всякой мужественности». Когда стало ясно, что обвинение правдиво, Кастро объявил жене о начале развода. На краю отчаяния, он писал близкому другу и политическому единомышленнику: «Я считаю, что Движение 26 июля намного важнее моей собственной персоны, и в данный момент я не могу быть полезным делу, за которое столько страдал, я принимаю жизнь такой, какая она есть, без колебаний, у меня для службы делу не осталось даже личных идеалов»[48].