Александр Иванченко - Повести студеного юга

• Название: Повести студеного юга
• Автор: Александр Иванченко
• Издательство: Современник
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1981

Творчество Александра Иванченко известно читателям по книгам «Золотой материк», «Оскорбленные звезды», «Дороги мужества». «Там, за горизонтом...», а также по многочисленным публикациям о дальних странствиях в периодике и художественно-географических сборниках. Новую книгу писателя, в недавнем прошлом профессионального моряка, составили четыре остросюжетные морские повести, наполненные не только изображением необыкновенных приключений героев, но и размышлениями о социальном смысле происходящего.

---

В это время зазвонил телефон. Трубку снял вахтенный матрос. Пока он слушал, лицо его медленно вытягивалось.

— Что там еще? — нетерпеливо спросил Джексон.

— Из кормовой вентиляционной шахты валит дым, сэр!

Глянув на противопожарные приборы, Джексон схватил телефон.

— Какой дым? Наши приборы ничего не показывают! — заорал он в трубку.

— Но я собственными глазами видел, как из шахты поднимается дым, — настаивал голос на втором конце провода. Он был таким громким, что его слышали даже в рулевой.

— Если речь идет о кормовой шахте, то дым поднимается, наверное, из трюма, — вмешался в разговор вошедший в штурманскую третий помощник. — Я прикажу проверить, мистер Джексон. Надеюсь, вы не возражаете?

Джексон пожал плечами:

— Не может этого быть. Но пусть проверят. — Его взгляд остановился на все еще остолбенело стоявшем докторе. — Вы еще здесь?

— Но я… — Доктор с трудом пытался овладеть собой. — Все лечебные препараты Аллисон получал у меня…

Джексон поморщился:

— У вас мало времени, доктор.

— Да, но… — Пятясь к выходу, доктор икал и, как бы постепенно сознавая весь ужас возможного обвинения, уже сейчас слабел под его тяжестью. Сопротивляться у него не было ни сил, ни воли.

Едва он ушел, как на мостик прибежал приемщик почты.

— В почтовом салоне пожар! Все горит!

— Вы что, с ума посходили? — взорвался Джексон. — Это же невозможно, чтобы одновременно горели корма и середина корабля. Напились, как свиньи!

— Но салон в огне, сэр, я только что оттуда!

Джексон не ответил. В рубку вернулся матрос, которого третий помощник посылал проверить кормовой трюм, действительно ли там что-то горит.

— Горят гаванские ящики с копрой, — сказал он. — Пламя пока небольшое, но быстро разгорается.

Сообщению матроса Джексон, казалось, не придал значения. Снова обратился к приемщику почты:

— Так что у вас происходит?

— Горит все, сэр, горит! — с отчаянием закричал почтовик.

Все ждали, что Джексон распорядится остановить корабль или прикажет уменьшить ход, но никакой команды он не отдал, хотя прямо в нос лайнера дул штормовой ветер, способный в считанные минуты разнести пламя по всему судну.

Ровно в три часа в рубке появился Мэнсфилд. С крыла ходового мостика, где он стоял, оплакивая смерть капитана, второй помощник увидел огонь в иллюминаторах верхнего бара. О пожаре в почтовом салоне и в кормовом трюме Мэнсфилд еще не знал, но для немедленной пожарной тревоги было достаточно и огня в баре.

Лицо Джексона скривила презрительная ухмылка.

— На судне семьсот пятьдесят пассажиров, Мэнсфилд. Надеюсь, вы не желаете превратить их в стадо баранов?

— Тревога, возможно, поднимет панику, но…

Мэнсфилда прервал снова зазвонивший телефон.

Кто-то бессвязно, дрожащим от волнения голосом кричал в телефон, что огонь распространяется по промежуточной палубе. Горят курительный салон и концертный зал. Еще через минуту позвонили из машинного отделения. Там тоже вспыхнул пожар. «Вайт бёрд» горела уже в шести местах, и как раз там, где для огня было сколько угодно пищи: в трюме — сухая копра и деревянные ящики, в концертном зале — полно мебели; бар, почтовый и курительный салоны внутри целиком облицованы деревом, в машинном отделении — горючее.

Весть о пожаре быстро распространялась по всему судну. Встревоженные новой бедой, на мостике скоро собрались все офицеры команды. Единственным среди них, кто по-прежнему сохранял спокойствие, был Джексон. Время от времени он то включал, то выключал сигнализатор противопожарной системы, повторяя с непонятным упрямством:

— Признаков дыма нет ни в одной из выходных трубок. Какой же, скажите мне, может быть огонь, если нет дыма? Вы все посходили с ума.

— О господи! — взмолился штурман Эванс. — Неужели вы думаете, что пожарные сигнализаторы всегда исправны? Судно горит, горит, мистер Джексон! Я сам видел огонь!

— Может быть, вы, Тэрмонд, объясните мне, что все это значит? — обратился Джексон к старшему механику, который своей рассудительностью и многолетним морским опытом снискал у экипажа «Вайт бёрд» особое уважение.

— Это преднамеренный поджог, и ничто иное, — ответил Тэрмонд убежденно. — На вашем месте, мистер Джексон, я бы сейчас же подал сигнал бедствия. Через час или полтора будет поздно.

— И вы тоже, Тэрмонд? — Категоричный тон старшего механика, казалось, искренне удивил Джексона, — В таком случае… — В глазах у него все еще оставалось недоверие. — В таком случае, поднимите команду, но без лишнего шума. Не надо беспокоить пассажиров. Пусть приготовят огнетушители и каждый займет свой пост согласно аварийному расписанию. До Нью-Йорка мы должны добраться самостоятельно. При крайней необходимости вызовем спасательное судно на траверзе бухты Уинера. Иначе эти пираты-спасатели сдерут с фирмы три шкуры. Могу сообщить вам, джентльмены, что груз и ценности «Вайт бёрд» в этом рейсе стоят почти десять миллионов долларов[12]. — Помедлив, он окинул всех многозначительным взглядом и закончил скороговоркой — У меня все, можете разойтись. Все доклады по телефону.

Проводив офицеров, Джексон снова склонился над картой. Кроме обычной деловой озабоченности, его побуревшее в морях лицо, узкое и жесткое, ничего не выражало. Трудно было понять, что им владело больше — примитивное неверие в опасность или поразительное самообладание.

— Я не удивлюсь, Майкл, если ради интересов фирмы этот угрюмый волосан хладнокровно заставит нас бросаться в море, — покидая мостик, сказал Эванс Мэнсфилду. — На «Вайт бёрд» легло проклятье.

На лайнере в самом деле творилось невесть что. Когда судно еще стояло в Гаване, в одну из вентиляционных шахт, огороженных высокими железными решетками, каким-то образом свалился матрос Келлер. Его подняли еще живым, но он умер, не приходя в сознание. И в тот же день вечером куда-то исчез машинист Маклеллан. Говорили, будто он без спросу сошел на берег и не вернулся, вроде бы сбежал. Но зачем немолодому Маклеллану, имевшему, по его рассказам, в пригороде Нью-Йорка свой домик, жену и четверых детей, которых он очень любил, вдруг понадобилось бегство с лайнера, дававшего ему отличный заработок, этого никто не мог взять в толк. Потом погиб Джек Берри и, наконец, смерть капитана.

Больше всего поражало странное совпадение: двое погибших матросов и без вести пропавший машинист на лайнере были новичками. В экипаж корабля их приняли перед самым началом последнего круиза.

Хотя о кончине капитана, как полагал, вероятно, Джексон, было известно только офицерам, доктору и нескольким вахтенным матросам, об этом скоро узнал весь экипаж. На горящем судне никто из членов команды не спал. «Капитана отравили, в валерьянку подлили цианистый калий», — передавалось из уст в уста.

А следом уже летела новая весть. Кто-то пустил слух, что у заменившего капитана первого помощника случился эпилептический удар и он так колотился о палубу, что его пришлось связать. Говорили, что связанный Джексон лежит у себя в каюте, кем-то закрытый на ключ, а второй помощник будто бы повесился и судном сейчас никто не управляет. «Вайт бёрд» идет неизвестно куда.

Слуху моментально поверили. Он ударил по нервам, как разряд грома. Экипаж охватила паника. Напрасно Мэнсфилд носился по коридорам жилых помещений команды, убеждал всех, что он жив, здоров и вешаться никогда не собирался. От него шарахались, словно от привидения. Даже парни, прошедшие войну и не раз смотревшие смерти в глаза, не могли преодолеть ужас, порожденный невероятными слухами и слепым суеверием.

Общая картина усугублялась кромешной темнотой зимней ночи и ревом шторма. Выйти из освещенных помещений в непроглядную темень палуб никто не решался. Казалось, в электрическом освещении они видели единственную возможность спасения. Горело под ними, всего палубой ниже, горело где-то выше. Смрад гари и дыма расползался уже по всей надстройке, все явственней слышался треск всепожирающего пламени, но ожидание страшной участи не прибавляло ни мужества, ни сознания необходимости что-то делать. Всегда дисциплинированный, превосходно обученный экипаж за каких-нибудь час-полтора превратился в ничто, в сборище беспомощных, скованных животным страхом людей.

— Гады, скоты, трусливые подонки! — с надрывом хрипел Эванс. В бешенстве он сорвал с себя ремень и пряжкой молотил всех, кто попадал под руку. Зараженные его примером, за ремни схватились Тэрмонд и Мэнсфилд, потом и другие офицеры.

Свирепое избиение продолжалось не больше двух-трех минут, но этого было достаточно. Как сильный наркотик выводит человека из шокового состояния, так жгучая боль пробуждает в нем погасший инстинкт самозащиты. Град жестоких ударов заставил людей опомниться, оглянуться по сторонам. Они поняли главное: еще не все потеряно, еще можно бороться. Пристыженные, виноватые, как побитые псы, матросы и боцманы бегом устремились к огнетушителям. С трудом, но все же удалось заставить тушить пожар и машинную команду.