Макс Эйзелин - Неизведанный Гиндукуш

• Название: Неизведанный Гиндукуш
• Автор: Макс Эйзелин
• Издательство: Мысль
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1967

Это не только книга о трудном, мужественном и увлекательном альпинистском спорте, о романтике первовосхождения на еще не покоренные высочайшие горные вершины. Это также книга об Афганистане, о сравнительно мало исследованных районах Бадахшана и Вахана, об их суровой и по-своему яркой природе и, конечно, немного о людях, населяющих этот соседний с Памиром высокогорный край.

«В июне 1963 года было создано Швейцарско-Гималайское общество и в этом же году была запланирована и осуществлена первая швейцарская экспедиция в Гиндукуш. Вначале никто не верил в успех этого смелого предприятия. Теперь экспедиция, впервые успешно покорившая в напряженной борьбе с природой и человеческими слабостями по пяти-, шести-, семитысячнику в диких горах Гиндукуша, после четырехмесячного отсутствия вернулась в Швейцарию.

Великолепное достижение экспедиции заслуживает полного признания широкой общественности, и поэтому нам особенно приятно, что инициатор этого успешного мероприятия люцернский альпинист Макс Эйзелин снова взялся за перо и преподнес нам подвиг пяти предприимчивых альпинистов с присущей ему захватывающей манерой и наглядностью. Недаром его первая книга «Успех на Дхаулагири» переведена на восемь языков, и мы не сомневаемся, что и труд «Неизведанный Гиндукуш» тоже найдет широкий отклик и разнесет на весь мир хорошую славу о маленькой Швейцарии.

Швейцарско-Гималайское общество, в задачу которого входит проведение, содействие и оказание помощи швейцарским альпинистским и исследовательским экспедициям в малоизведанные высокогорные районы мира, сейчас стало широко известно. Иначе и не могло быть: ведь только то общество, которое может рассчитывать на благосклонные симпатии и поддержку более широких кругов, может в будущем выполнить свои благородные задачи», ―

так пишет о Швейцарско-Гималайской экспедиции председатель этого общества Петер Ахерманн.

---

Пытаемся заснуть, лежа, как сардины в банке, но это никому не удается. В этом, мало приятном ночном покое виноваты мы сами ― просто лень было тащить вторую палатку. Но что из этого? По крайней мере можно лежать сухими, в относительном тепле и даже при желании вытянуть конечности. В высокогорье иногда приходится проводить ночь в еще менее подходящих условиях.

Визи пыхтит и вздыхает. Все ему не нравится, он крутится, насколько вообще это удается, нервничает. Наконец он не выдерживает. Вся палатка дрожит от его резких движений.

― Снаружи совсем светло. Взошла луна!

― Ну и что?

― Здесь с вами в палатке я скоро умру. Никто не идет со мной? Мы можем взять вершину и при лунном свете!

Молчание. Через некоторое время Визи продолжает: ― Да, это было бы дело. Тогда двое могли бы здесь по настоящему выспаться. А когда мы рано утром вернемся с вершины, наверстаем упущенный сон.

Снова молчание.

― Я тем не менее сейчас встаю! Теперь девять часов вечера. Никто не идет со мной?

Симон откашливается не совсем еще понимая, чего от него хотят. Ханспетер и я упорно молчим в надежде, что эти двое освободят нам место. Спать посменно ― конечно самая лучшая идея! Надо надеяться, что все же кто-то один будет сопровождать Визи, чтобы его хорошо продуманный план осуществился.

Визи уже надел ботинки. Из нас троих никто не шевелится. Только Симон время от времени поднимает смущенно голову. Визи всегда был хорошим товарищем. Вообще не следовало бы бросать его теперь на произвол судьбы. И все же сейчас вставать? С трудом натягивать ботинки? Визи семенит вокруг палатки, кашляет пару раз и бормочет что-то невнятное в свою густую бороду. Затем он снова останавливается перед палаткой. Хапспетер и я ухмыляемся. Вот сейчас он скажет, что он о нас думает, что мы шляпы и ленивые псы... Но он снова снимает ботинки.

― Чертовский холод. Пожалуй, при ночном восхождении, можно замерзнуть. Мой нос уже сейчас превратился в сосульку.

С глубоким вздохом Визи втискивается обратно на свое место. И снова сон невозможен.

К утру и в самой палатке стало безжалостно холодно. Особенно ворчат лежащие по краям Ханспетер и Визи. Но на перемену местами, предложенную Симоном и мною, они не могут отважиться. Зато мы двое неестественно зажаты и почти не можем двигаться. Вдруг у Симона возникает блестящая идея, как можно выиграть место. Мне надо поднять голову, как можно выше, к входу палатки. Он, съеживаясь у моих ног, кладет мне голову на живот. На короткий отрезок времени нам это положение кажется удобным, то есть до того момента, пока Симона не схватили судороги и он начал задыхаться от недостатка воздуха. Наконец шесть утра и Визи выходит на жгучий холод, что, по-видимому, доставляет ему больше удовольствия, нежели лежание в тесноте. При трескучем морозе он занимается варкой пищи.

Полагаем, что температура упала примерно на тридцать градусов ниже нуля. Теплопотеря кухонь стала так велика, что мы только два часа спустя ― в восемь часов ― получили чуть-чуть тепленькую жидкость в кастрюле. Устанавливаем газовую кухню перед палаткой, чтобы варить не сходя с «кровати». Порученная мне должность чрезвычайно важная: я «держатель» газовой кухни с кастрюлей. Откровенно говоря, это не особенно приятное занятие. Но я нахожу выход в том, что заклиниваю всю кухню между двух камней и все сооружение как-то держится. Поскольку можно не заботиться об этом, я могу еще на немного прилечь, пока Ханспетер размешивает порошковое молоко и какао. Вдруг что-то теплое течет мне по шее... Все мое мудрое изобретение упало в палатку и какао разлилось до последней капли. Молниеносно вскакиваем и покидаем мокрую палатку. Вот несчастье! Битых два часа Визи пришлось, с большим трудом, растапливать лед, а теперь желанная влага вместо наших сухих гортаней увлажняет пенопластовые матрацы, мою пуховую куртку и шапку. Мне особенно достается при этом, но я это честно заслужил, допустив на своем посту такую оплошность. Мои друзья ничего не говорят, они даже стараются лицемерно улыбаться... А Визи одалживает мне свою сухую запасную шапку. Без слов «актируем» этот случай, и «распорядок дня продолжается».

Упущенный завтрак, мокрая палатка! Последнюю предоставляем солнцу, озарившему нас в это время своими теплыми лучами. Все же надо как-то позавтракать. Теперь солнце может помочь нам. Симон сидит в палатке на корточках и держит кухню на коленях, а я обеспечиваю, как вчера, подвоз сырья. Солнце жжет крышу палатки и помогает нам. В девять часов, после вкусного горячего кофе можно отправляться на покорение вершины.

«ЗОЛОТО» В СКАЛАХ И ТРЕЩИНЫ НА ЛЕДНИКЕ

Первые шаги всегда самые трудные. Только силой воли гоним себя вперед. В такие моменты у альпиниста как бы две души. Разыгрывается внутреннее единоборство: одна душа стремится к вершине, хочет что-то свершить, другая, безвольная тянет назад.

Вершинный склон лежит открыто перед нами. По нашим расчетам для подъема потребуются пять ― шесть часов. Последние пятьдесят метров, видимо, самые сложные. Ледовая стена поднимается круто к вершине. Если ее нельзя преодолеть, можно идти в обход направо, на западный гребень. Однако в ближайшие часы мы остаемся в плену склона умеренной крутизны. ― Он сделан для катания на лыжах, ― как определяет Ханспетер. Крутой ледовый склон нам бы больше подошел. По нему можно не только быстрее набирать высоту, но и самое лазанье было бы разнообразнее, нежели это однообразное утаптывание снега. И меньше думалось бы о кислородном голодании. Несколько сильно заснеженных ледниковых трещин видны издали. Надеемся, что там хорошие снежные мосты. Как можно дольше хотим идти без веревки. Здесь наверху пользование веревкой весьма обременительно.

Снова начинается вчерашняя игра. Шаг за шагом тянемся вверх. Не торопясь, шагаем по фирну. Но вот поверхность становится мягкой, и мы начинаем проваливаться выше щиколотки в снег. Продвижение вперед становится все труднее. К счастью, сегодня рюкзаки уже не такие тяжелые. Пустые мешки грустными складками висят безрадостно за спиной. Они словно чувствуют, что от них сегодня мало толку. Мы на это не сердимся.

Каждые пять метров останавливаемся отдышаться. Только неутомимый Визи шагает без остановки. У него сегодня большой день. Вершина семитысячника притягивает его, как магнит. Он просто забывает об усталости, разреженном воздухе, а о пересохшей гортани и подавно. Только вперед, вверх к вершине. Он уже далеко впереди, и его, стремящегося, как одержимый демон, к высоте, можно распознать только как маленькую точку на белом фойе.

Мы идем спокойно, чтобы не сбивать дыхания и более бодрыми выйти на вершину. Держимся слегка наискось в направлении северного гребня, где выступающая из снега скальная гряда обещает приятный отдых. Камни немного уже прогреты солнцем, так что мы с удовольствием задерживаемся на несколько минут и дольше обычного сосем глюкозу.

― Посмотрите на эту странную скалу! ― говорю я Симону и Ханспетеру. ― Видите на ней крохотные желтые пластиночки. Действительно! Как золото блестят они на солнце, эти маленькие четырехгранные предметы.

― Это безусловно металлические пластинки, ― подтверждает Ханспетер.

Айсбайлем отбиваю несколько кусков, чтобы получше рассмотреть вблизи.

― Ей-богу, это может быть только золото!

И тут меня осенила мысль: ― Конечно, это золото. Ведь в реке Кокча есть золотая пыль. Поэтому ничего удивительного нет, что оно встретилось нам здесь наверху.

Такое невиданное счастье. Шатаются тут, ничего не подозревая, на семитысячнике и открывают высочайшие в мире золотые прииски...

Мы отбиваем несколько кусков от скалы и прячем их себе как образец в карман, чтобы передать специалисту на заключение. Мысленно представляем себе, как золотая лихорадка захватывает власть в Вахане. Нескончаемые колонны яков и караваны верблюдов бредут с корзинами и мешками на качающихся спинах. И как торжественно рассказывает караванбаши собравшимся в чайхане историю о безбожниках из далекой Западной Европы, поднявшихся в поисках золота на эту высокую гору...

Чем выше поднимаемся, тем грандиознее становится панорама. Уже сверху смотрим на пирамиду нашего шеститысячника, на вершину Шах с его 6550 метрами. Как труден такой поход на одну из высочайших вершин мира! Мое внутреннее единоборство приближается к решающей стадии. Инертная плоть, кажется, одерживает верх. Я держусь только последним усилием воли. У моих товарищей дела тоже ненамного лучше. Вытянутые лица, удлиняющийся отдых и вечный вопрос к себе самому, зачем вообще нужно принимать на себя эти бессмысленные мучения. За что? Я не нахожу разумного ответа. Тупо смотрю на ботинки впереди идущего Симона. Как автомат, я должен следовать за ними, даже тогда, когда сердце, легкие и ноги отказываются служить. Машинально тащусь за пятками Симона. Но сдаваться мы не хотим, а будем вести борьбу до конца. Борьбу, направленную не против горы, а против собственного я. Против собственной лени, привычки к удобству, против внутреннего свинопаса, ― как образно говорят баварцы.