Виктор Песиголовец - Лицо порока

• Название: Лицо порока
• Автор: Виктор Песиголовец
• Жанр: Ужасы и Мистика

Мистическая драма. Главный герой романа — сорокалетний провинциальный журналист Иван — человек вроде бы негативный. Он, как говорят, слегка бабник и немного пьяница, хотя есть в нем и немало хорошего. Иван делает ошибку за ошибкой, запутывается в многочисленных интимных связях, идет на жуткую подлость, и в результате остается один, брошенный всеми. Но все же именно тяжелая житейская ситуация, а также знакомство с мудрым человеком — алтайским шаманом, путешествия «за грань бытия», дают шанс Ивану внутренне переродиться и изменить свою жизнь к лучшему…

---

Понятное дело, на ночь я остался у нее.

Воскресенье прошло в домашних хлопотах. Съездил за продуктами на центральный рынок, вместе с дочерью провел генеральную уборку квартиры, состряпал детям вкусный обед, а затем — и ужин. Когда вечером Аня пришла со своего базара, она там торгует в своем магазинчике тряпками, я встретил ее трезвый, бодрый и улыбающийся. Свое отсутствие прошлой ночью объяснил тем, что якобы ездил по заданию шефа в райцентр Акимовку, задержался там, опоздал на автобус и заночевал у знакомых.

Утром на работе мне сказали, что только что звонила какая-то Надежда и разыскивала меня. Набрав номер Мишкиного телефона, я услышал незнакомый старушечий голос, который печально поведал о том, что хозяин квартиры умер, не приходя в сознание, и похороны, по всей вероятности, состоятся завтра.

После планерки у шефа я смотался в Дом печати к приятелю-журналисту, который жил в Вольнянске и ездил на работу в областной центр. Вручив ему деньги, я попросил передать их Надежде. Приятель записал адрес и даже пообещал помочь в организации похорон, если она в этом нуждается.

Весь день работа не клеилась, все валилось из рук. Но я, конечно, старался. Нужно было подготовить две страницы на завтра, чтобы компьютерщики не сидели, сложа руки, пока я буду находиться в Вольнянске на похоронах.

Вечером я отправился к Насте.

— Ой, ты как раз вовремя! — воскликнула она, когда я возник на пороге.

— А что такое? — мы обнялись и расцеловали друг друга.

— Только что звонила Ляля, умоляла придти к ней в гости. Говорит, что умирает от скуки. Давай сходим, Вань! — в глазах Насти читалась просьба — она обожала Лялю.

Ляля — близкая и, пожалуй, единственная ее подруга. Лично мне она была не по душе — слишком уж болтливая и развязная особа, к тому же начисто лишенная женской стыдливости. С Настей я побывал у Ляли дважды, и оба раза мне довелось созерцать ее голую. Первый раз она ни с того, ни с сего вскочила из-за стола во время ужина и, сбросив на ходу халат, под которым ничего больше не было надето, побежала в ванную — ей вдруг приспичило ополоснуться. С ванной вышла опять же в чем мать родила и только потом, усевшись за стол, небрежно накинула на плечи халат. В другой раз Ляля начала показывать нам свои обновки — летний костюмчик и ночную рубашку.

Нисколько меня не стесняясь, принялась их примерять, то обнажаясь, то одеваясь на моих главах. Настя к чудачествам Ляли относилась спокойно: «Лялька — человек без комплексов!» — говорила она и смеялась.

К этой самой Ляле мы и отправились. Идти было недалеко — в соседний дом. Там в двухкомнатной квартире она жила со своим четырнадцатилетним сыном.

— Как хорошо, что вы пришли! — обрадовалась Ляля, целуя нас с Настей поочередно. — Вечерами мне бывает так одиноко, хоть волком вой! Колька повадился бегать в компьютерный клуб, играет там до глубокой ночи. А я остаюсь совершенно одна в четырех стенах.

Разувшись и сбросив верхнюю одежду в прихожей, мы прошли в гостиную и уселись на диван. Ляля сразу придвинула журнальный столик поближе.

— Тут и поужинаем! У меня масса вкуснятины, — щебетала она. — Есть буженина, заливная рыба, свинине отбивные, красная икорка. А еще я испекла чудесный тортик. Сейчас все выставлю!

Ляля бабочкой упорхнула на кухню, вслед за ней — и Настя, помогать.

Через пять минут на журнальном столике не было ни пяди свободного места — все было уставлено яствами.

— Мужчина, ну-ка, поухаживай за дамами! — кивнула Ляля на бутылку «Массандры».

Я откупорил ее и наполнил два бокала вином. Сладковато-терпкий аромат наполнил комнату.

— А почему ты налил вино только в два бокала? — удивилась Ляля. — Ты что, завязал?

Я развел руками:

— Вино на меня плохо действует.

— Ваня пьет только крепкие напитки, — пояснила Настя, поглядывал на меня с сочувствием.

Ляля озадаченно почесала вздернутый носик:

— Да, да… Я забыла… А водки-то у меня как раз и нет.

— Сейчас быстро сбегаю в магазин и куплю, — я поднялся с дивана, собираясь выйти в прихожую, чтобы одеться. Шлепнув себя ладонью по лбу, прибавил, обращаясь к Насте: — А мы тоже хороши! Пришли в гости с пустыми руками.

Настя вскочила и придержала меня за рукав:

— Вань, я сама смотаюсь! Дома же тоже водка есть, целых две бутылки в холодильнике. Просто из виду выпустила!

— Да нет! — махнул я рукой. — Пусть те бутылки дома стоят да ждут своего часа. Магазин же рядом. Сейчас я принесу.

— Пусть Настя сходит! — вмешалась Ляля. — Заодно и салфеток купит. Она сегодня весь день дома просидела, ей не помешает проветриться.

— Конечно, — согласилась Настя и, выйдя в прихожую, начала быстро натягивать сапоги.

— Деньги не забудь! — напомнил я. — Они у меня во внутреннем кармане куртки.

Настя ушла в магазин. А я откинулся на спинку дивана и закурил. Ляля одним духом осушила свой бокал и, нервно поставив его на столик, посмотрела на меня серьезно и несколько смущенно. Смущение в ее глазах я видел впервые.

— Ванечка, ты мужик вроде понятливый. Можно тебя попросить об одном одолжении?

Я кивнул.

— Только пообещай сперва, что не обидишься и… этот разговор останется между нами.

Я затянулся сигаретой и опять кивнул:

— Само собой, Ляля!

— Обещаешь?

— Обещаю!

Она резко наклонилась ко мне, — крепко обхватила мою руку и с жаром зашептала:

— Ванечка, помоги мне! Не знаю, что со мной происходит, но умираю, так хочу мужчину! Понимаешь, Ванечка, умираю!

Я обескуражено уставился на Лялю.

— Но… как…

— Миленький, пожалуйста! — продолжала шептать она. — Я вся измучилась, изнываю… Это просто мука какая-то! У меня, конечно, есть вибратор, но разве им заменишь живую плоть? — ее рука уже судорожно поглаживала мою ногу, перемещаясь все ближе к паху, а темные глаза были окутаны дымкой страсти.

— Тебе нужно завести мужчину, — посоветовал я, стараясь придать голосу как можно больше теплых тонов сочувствия. Ляля сейчас, безусловно, в нем нуждалась — это было отчетливо видно по ее лицу и лихорадочным движениям рук.

— Ванечка, золотой, пожалуйста! Ванечка! — трепетала она, принимаясь за молнию на моих брюках.

Я попытался мягко остановить Лялю, сжал ее руку. Но женщина, как дикая кошка, прыгнула на меня и впилась губами в мой рот. Столь пылкий напор похотливой, изголодавшейся самки ошеломил меня и я на какой-то миг растерялся. Этого оказалось достаточно, чтобы Ляля успела выудить из брюк мой инструмент.

Дернувшись, я сбросил ее с себя, вскочил с дивана и запихнул свое сокровище на место. Ляля, как куль, упала лицом на диван и беззвучно зарыдала. Вид у нее до того был жалкий, растоптанный, что я сдался: мужчина я, в конце концов, или нет? Женщина умоляет, унижается, а я ломаюсь, будто прыщавая девственница! Что мне стоит выручить истерзанную бешеным желанием даму? Я обхватил Лялю за ноги, приподнял их и, задрав ее попку кверху, рывком отбросил подол халата. Еще пара секунд, и Ляля, сладострастно застонав, завиляла, налитыми, спелыми бедрами.

Когда Настя вернулась, мы сидели рядышком на диване и сосредоточенно рассматривали старые фотографии в школьном Лялином альбомчике. В глазах Насти вспыхнул смутный огонек тревоги, но тотчас и погас — приподнявшись, я обнял ее за талию и усадил к себе на колени. А Ляля, как ни в чем не бывало, защебетала:

— Ну, давайте же наконец выпьем! Ванечка, не медли, дорогой, наливай себе водочки, и поехали! Посидим хорошо.

Я налил в Лялин пустой бокал вина, а себе, проигнорировав эту маловместительную тару, добрых полчашки водки.

Посидели мы и впрямь хорошо.

Хоронить мне Михаила не пришлось. Утром, прибыв в Вольнянск, я узнал, что старенькая мать моего друга решила увезти тело сына на родину, в крошечную деревушку под Сумами. На похороны туда поехала и Надежда.

Выпив по рюмке водки за упокой грешной души Михаила со старушкой-соседкой, которая наводила порядок в его теперь уже пустой квартире, я побрел обратно на автостанцию.

Над городом зловеще кружило угрюмое воронье. Звенел мороз. И скорбно молчали поседевшие тополя…

В Запорожье я приехал в половине десятого. На работе решил не показываться. Все, что нужно, я написал вчера, необходимые распоряжения дал. Остальное сделают и без моего участия. Но и сидеть целый день дома тоже не хотелось. С уличного телефона-автомата я позвонил в приемную редакции, в двух словах объяснил Маше положение вещей и пригласил ее на чашечку кофе в дом печати, пообещав появиться там через полчаса.

В бар она пришла в точно назначенное время. В короткой, туго обтягивающей бедра юбочке, элегантной кожаной курточке и белом пушистом шарфике, Маша смотрелась довольно эффектно. Немногочисленные посетители мужского пола, в основном коллеги-журналисты, бросали на нее плотоядные взгляды.