Виктор Песиголовец - Лицо порока

• Название: Лицо порока
• Автор: Виктор Песиголовец
• Жанр: Ужасы и Мистика

Мистическая драма. Главный герой романа — сорокалетний провинциальный журналист Иван — человек вроде бы негативный. Он, как говорят, слегка бабник и немного пьяница, хотя есть в нем и немало хорошего. Иван делает ошибку за ошибкой, запутывается в многочисленных интимных связях, идет на жуткую подлость, и в результате остается один, брошенный всеми. Но все же именно тяжелая житейская ситуация, а также знакомство с мудрым человеком — алтайским шаманом, путешествия «за грань бытия», дают шанс Ивану внутренне переродиться и изменить свою жизнь к лучшему…

---

— Ну и холодрыга! Так и замерзнуть можно.

— Да, не скажешь, что жарко! — охотно соглашается мой провожатый. — Температура на первом горизонте никогда не поднимается выше пяти градусов. А здесь так и того меньше. За стеной справа — морозильник. Там хранятся невыделанные шкуры. Придем на место, я тебя одену во что-нибудь.

Наконец коридор заканчивается. Мы упираемся в две двери. Макар тянет за ручку левую дверь, которая поменьше. Снова попадаем в коридор. Делаем несколько шагов и подходим к ступенькам, ведущим вниз. Они неплохо освещены. Сколько их? Сотни две, три? Пожалуй, не меньше трех. Начинаем неспешно спускаться. Потрескивают факелы, тут они гораздо больших размеров. В их неровном свете поблескивают лужицы воды на полу.

— Что находится на первом горизонте? — любопытствую.

— Тебе что, Устин не объяснил устройство ада? — вопросом на вопрос отвечает Макар, взирая на меня с некоторым удивлением. — На первом обитают черти.

Ступеньки заканчиваются быстрее, чем я ожидал. Внизу, куда мы спустились, открывается ровная площадка, довольно обширная. И снова перед нами — металлическая дверь, выкрашенная на сей раз серой краской. Макар тянет за ручку.

Дневной свет. Я бы назвал его светом октябрьского утра. Мы стоим на небольшой возвышенности. Внизу — панорама холмистой местности. Деревьев нет, травы — нет. Лишь каменистая почва. Пустыня. Серо-свинцовое небо завалено копнами белесых туч. Вдали, низко над горизонтом висит диск желтоватого солнца. Совсем неяркого, вроде светит оно сквозь пелену тумана. Почти так же холодно, как и в коридорах спуска. Этот желток что, ни капельки не греет?

— Солнце только дает свет, но не тепло, — говорит Макар, каким-то образом угадав мои мысли.

— Это чувствуется!

Стою, озираясь по сторонам, и пританцовываю, чтобы не окоченеть вконец.

— Ну, Иван, пойдем! — Макар делает несколько шагов вперед, увлекая меня за собой. — Не так много живущих ныне на земле имели возможность лицезреть эти места.

— Ты хочешь сказать, что здесь бывают люди? — удивляюсь я.

Макар осторожно ступает по камням, опираясь на трость, и поддерживает меня под руку.

— Если не считать колдунов, ведьм и прочую паству, то побывали у нас немногие.

— Но как же человек может к вам попасть? — спрашиваю, пораженный услышанным.

— А как ты сюда попал? — кривит губы в ухмылке мой проводник. — Вот так же и другие попадают. С помощью таких, как Устин.

— Устин, он кто — колдун?

Макар отрицательно качает головой:

— Да нет, он не колдун. Он человек, которому дана такая сила свыше. У него и здесь, и гораздо ниже — на других уровнях — много знакомых и приятелей. Устин многое может. Он, конечно, грешен, как любой человек, как все земные твари. Но осознает свои грехи. И поборол самые страшные свои страсти.

Ступая с камня на камень, мы медленно сходим вниз. Впереди — лишь валуны да гравий. Мрачная пустыня.

Извилистой тропинкой молча шагаем к самому высокому из видимых отсюда холмов. Вдруг совсем рядом раздается шорох и стук мелких камешков. Поворачиваю голову на звук: из-за потрескавшейся глыбы во все глаза на нас, точнее, на меня смотрит ребенок лет четырех-пяти. Чумазый, нагой, с копной черных, будто сажа, спутавшихся волос. В желтых, выразительных глазах — испуг и любопытство. Мальчик, наблюдая за мной, сам того не заметив, полностью показывается из-за камня. Останавливается, складывает грязные ручонки на вспученном животе. Рядом возникают еще двое детей — две девочки. Такие же махонькие, чумазые, с черными волосиками и глазенками, исполненными пытливости.

— Это кто? — спрашиваю Макара.

— Наши дети, — отвечает он, и в его голосе отчетливо звучат нотки умиления. Приостановившись, он с улыбкой окликает малышей.

Они робко делают несколько шагов к нам. Макар, порывшись в карманах узких штанов, достает горсть лесных орехов и бросает на землю — под ноги детям. Те тут же кидаются разыскивать гостинец среди мелких камешков.

Вскоре мы добираемся к подножию холма. Прикрытый с двух сторон огромными каменными глыбами, стоит домишко. Он тоже каменный. Высотой около двух метров, с плоской черепичной крышей, без дымохода. Домик совсем маленький. К нему пристроена веранда с не застекленными крохотными оконцами. Перед входом в веранду, у самой дощатой, некрашеной двери — кадка с кустом черных бархатных роз.

— Это мое жилище! — Макар, опершись на посох, любуется своим домиком. — Уютное и просторное!

— А где другие дома? — интересуюсь, удивляясь, потому как, кроме этого незавидного строения, других нигде не видно.

— Таких домов, как у меня, на всем горизонте только триста шестьдесят, — не без гордости сообщает Макар. — Это пенаты чертей-бригадиров, здешних начальников. У каждого из них в подчинении тысяча простых. Есть еще дома сотников и другой старшины, но они попроще.

— Но где же живут все остальные?

— Совсем простые — в пещерах, те, кто имеет регалии, — в хижинах. Я потом покажу. А пока постой здесь, подожди, я тебе тулуп вынесу.

Макар идет в дом, а я остаюсь стоять у пригорка. Нигде ни души.

Тишина. Небо — застывшая, как студень, масса бело-серых комков. Кругом — камни, камешки, валуны. Черные, зеленоватые, коричневые, даже розовые…

Долго Макара ожидать не пришлось. Вот и он. В руках — тулуп из овчины.

— Надевай!

Накинув на себя одежку и застегнувшись на все пуговицы, чувствую, что стало гораздо теплее. Правда, тулуп мне не по размеру — широкий, но короткий, еле прикрывает бедра.

— Согрелся? — мохнатые брови Макара, опущенные вниз, прикрывают глаза до половины, он явно что-то обдумывает. Топчется на месте, оглядывается по сторонам. В конце концов, вскидывает голову, брови тоже взлетают вверх: — Ступай за мной! Покажу тебе, как живет наша чернь.

Прогулочным шагом ступаем вдоль холма. Обогнув его, оказываемся перед другим — почти таким же большим, с прямовисными, словно стены, боками. Они, эти стены, безусловно, рукотворные. В них, в самом низу — углубления, следующие в ряд один за другим. Я пристально вглядываюсь в их черные пасти. Но к ним еще далеко и что-нибудь разглядеть трудно.

— Эти пещеры — жилища простых чертей. — Макар тычет посохом в направлении холма с прямовисными склонами. — Большинство пещер сейчас пусты, все на работе. Только в некоторых отдыхают старики, беременные, дети и те, кто трудился ночью.

— А что у них за работа? — задаю вопрос, хотя, конечно, можно было и промолчать: догадаться ведь не трудно.

— Одни пасут скот, другие работают в поле и саду на верху, третьи, их большинство, — мой провожатый ухмыляется, показывая ряды желтых, счесанных зубов, — среди людей на земле, заняты повседневными делами. Думаю, не нужно объяснять, какими именно.

Приближаемся к пещерам.

— Ну что же, давай посмотрим, говоря вашим языком, на бытовые условия обитателей первого горизонта ада, — приглашает Макар, все еще обнажая зубы в ухмылке. — Вот так живут самые простые черти, чернь.

Перед нами одна из пещер. Вход в нее раскопан почти во всю ширину обиталища. В нем никого. У боковых стен валяется по замызганному тюфяку. В выемках, под потолком устроено что-то наподобие ниш. Они заставлены чугунками, горшками и мисками. Посреди пещеры на треноге стоит большой котел. Под ним — куча золы.

Заглядываем в другое логово. В нем тоже нет хозяев. Обстановка похожая. В третьей пещере, наконец, замечаем живых существ. На тюфяке, под стеной спит, подобрав колени, ребенок, прикрытый полуистлевшей тряпкой. Похоже, когда-то это было большое махровое полотенце или простыня. На другом тюфяке, у противоположной стены стоит на коленях изможденная женщина. Она обнажена, большая иссиня-черная грудь висит до самого пупка и болтается в разные стороны, потому что женщина дергается, издавая звуки, похожие на всхлипы осеннего ветра. Приглядываюсь, и до меня доходит, что она сидит верхом на плашмя лежащем старичке.

— Старые уже, как пеньки, а смотри — сношаются! — громко и с насмешкой замечает Макар.

Женщина поворачивает сморщенное лицо в нашу сторону и, осклабившись, тяжело поднимается. Она нисколько не смущена. Стоит, выставив напоказ пах, затянутый густой, спутавшейся порослью.

— Здравствуй, Макарушка! — кланяется гологрудая уродина, почесывая худым, скрюченным пальцем тощую ляжку. — Мы тут с моим старичком молодость вспоминаем.

— Да вижу уж! — беззлобно ворчит бригадир.

Старик все еще лежит на тюфяке и кряхтит. Красный его член — длинный, тонкий, с набухшей головкой, — торчит кверху, как водонапорная башня. Старик с трудом поворачивается на бок, опирается на локоть и затем медленно становится на ноги. Он оказывается очень низкорослым, намного ниже жены. А ее рост никак не выше метра сорока.

— Здоров будь, господин бригадир! — кланяется в пояс Макару. — Чем могу служить?