Морган Спортез - Лю

• Название: Лю
• Автор: Морган Спортез
• Издательство: Макбел
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 985-6347-43-2

Лю — двадцать лет. Она бедна, красива, рисует психоаналитические картины-каламбуры и мечтает преуспеть в жизни. Свои похождения, начавшиеся со встречи с известным писателем ЖДД, который ввел ее в круг развращенных интеллектуалов и коррумпированных политиков, она доверяет своему другу Дику — диктофону. Став любовницей нескольких писателей, владельцев художественных галерей, богатых торговцев и депутата-мэра, она открывает для себя удовольствия тех, кто живет в мире, где все, что имеет заоблачную цену, переходит в разряд бесплатного.

Лю — роман-буфф, острая сатира а-ля Свифт, высмеивающая в розово-черных тонах культурно-политическую жизнь Франции конца прошлого века.

---

Несколько часов спустя, когда я сидела у «Ледуайена» перед тарелкой датской икры — на этот раз не копченой, — я рассказала об этом мэру. Опустошив бокал шампанского, он заверил меня, что при социализме, который наступит в будущем, все будет абсолютно бесплатным, включая бомжей.

Мы много выпили. Вначале в ресторане, затем в наших королевских апартаментах в «Крийоне» (из окна вдали виднелась освещенная в ночи Эйфелева башня, а рядом Палата путан[34], тоже освещенная. Это было так же красиво, как на открытке Джефа Куна). А как мэр дергался между моими точеными бедрами (пока Баб* и Бижу* смотрели на нас)! Он с ума сходит от любви! На рассвете, когда я взглянула на пол и увидела посреди разбросанной одежды, плавок, чулок, подвязок несколько пустых бутылок шампанского, у меня защемило сердце: на этикетке было написано «Пайпер-Хейдсик».

— Какой кошмар! Вдова Клико изменила имя! — воскликнула я.

— Наверное, она снова вышла замуж! — издевательским тоном заметили Баб* и Бижу*.

Теперь я уверена, что они мне завидуют.

Мы должны были пробыть в Париже четыре дня, но остались всего лишь на два из-за новой истории с шампанским. Посреди завтрака нам позвонил из мэрии обезумевший Жан-Поль и сказал, что в воздухе Незнаюкакогогорода пахнет мятежом; мятежом — и дело очень серьезно, — касающимся как рабочих, так и большинства именитых граждан и даже нескольких муниципальных советников. Аборигены, получив последние счета на оплату воды (последствия нового контракта, заключенного с СЖЕ), страшно возмутились. Вода, которая и так стоила безумно дорого, теперь стала просто золотой. Так дальше не могло продолжаться. Четыре тысячи человек собрались на митинг под окнами мэрии.

Перефразируя Марию-Антуанетту, жену Людовика (кажется, номер XVI), мэр воскликнул в трубку:

— Если они не хотят нашей воды, пусть пьют шампанское!

Но это была всего лишь шутка, так как нам срочно пришлось вылететь в Незнаюкакойгород на первом же утреннем вертолете. Приближались муниципальные выборы. Тут было не до шуток.

Arrivederci, Париж!

Adios, good bye, до скорого!

~~~

Внешний вид всегда выдаст вульгарность…

Макиавелли «Государь»

30 марта (через семнадцать дней…)

Восстание было подавлено без особых проблем. Но пришлось задействовать огромные средства: сеанс загара для 2 693 человек, включая муниципальных советников, персонал мэрии, именитых граждан, служащих профсоюза, судей, прокуроров, функционеров Счетной палаты, таможенников, налоговиков, министров и прочих.

Двадцать лагерей отдыха под руководством двадцати гидов (включая Баб* и Бижу*) приняли весь этот высший свет в двадцати странах Африки. Я попросила послать меня в «Мамунию», но мэр захотел, чтобы я отправилась к одному из его близких друзей Ябону I — императору Народной исламской республики Руанда. Кроме того, мне снова поручили — параллельно — новую сверхсекретную миссию. Речь шла о том, чтобы под прикрытием одной кинематографической швейцарской «фирмы-экрана» «Танки без границ» продать императору сто пятьдесят танков, необходимых для съемок дорогостоящей эпопеи, рассказывающей о героическом сопротивлении руандского народа против западного империализма.

Император оказался совершенно очаровательным чернокожим мужчиной. В то время как мои компаньоны отправились загорать на великолепные пляжи его живописной страны в компании хорошеньких аборигенок, — тоже чернокожих, в отличие от французских аборигенок, — он принял меня в своем дворце, где мы смогли приятно поговорить. Но когда разговор зашел о контракте, его тон изменился. В вопросах бизнеса он оказался крепким орешком и стал торговаться за каждый танк, за каждую деталь, за каждый болт, за каждую гусеницу, поскольку не находил их достаточно дорогими. Тем не менее мы ему вдули старые полубитые подержанные машины в два раза дороже по сравнению с новыми на парижском танковом рынке. Однако он был не удовлетворен и даже хотел утроить, учетверить цену! «Нет такой вещи, которая была бы слишком дорога для казны руандского государства!» — по-императорски восклицал он. Из чего я поняла, что руандский социализм это вам не опереточный социализм.

Чтобы не слишком переусердствовать, мы просто утроили ставку. В конце концов цена за подержанные танки не сильно превысила цену за десять «роллсов», только что вышедших с завода. Разница между нормальной продажной ценой и той, к которой мы пришли, что на деловом языке, который я начала узнавать, в Исламской республике Руанда называется «подмазка» или, «барашек в бумажке», будет частично перечислена на цюрихский счет «Милосердие каждому» (благотворительная ассоциация помощи швейцарским сиротам, которую поддерживает Ябон I), а остальная часть — на мое имя, как основательницы фонда «Дети-страдальцы всего мира». Необычайная щедрость руандских налогоплательщиков, хотя и крайне бедных, по отношению к обездоленным швейцарским детям меня по-настоящему растрогала. И я говорю это не потому, что они черные…

— Мне рассчитаться с вами натурой или наличными? — спросил император.

— Натурой? — удивилась я.

Он приказал принести чемодан «Ревиллон» и показал мне его содержимое: внутри лежал белый нюхательный табак, точно такой же, как у мэра.

— Так мы ведем расчеты с мэрией Козаностра-сити в Сицилии, — объяснил он. — Это такие же деньги, как и другие, но занимают меньше места.

Я сказала, что мне нужны панамские деньги, то есть доллары, во всяком случае так меня инструктировал мэр. Он заверил, что передаст всё в дипломатическом чемодане «Виттон».

Как и было условлено, в день моего отъезда Ябон I передал мне «чемоданы» — девяносто пять штук. Никаких проблем на таможне у меня не возникло.

Вся эта операция, Дик, заняла у меня в целом две недели. Как и в Панаме, здесь не было «Ритца» и я жила в «Софителе». «Софители» есть во всем мире, даже в Москве. И я думаю, не является ли «Софитель» социалистическим авангардом «Ритца»?..

Муниципальные советники и другие фрондёры Незнаюкакогогорода возвратились из отпуска отупевшими и загорелыми.

Я же была совершенно измотана. Меня гложет мысль, что лампы для загара были бы экономичнее.

А пока я гашу свою настольную лампу. Спокойной ночи, Дик!

~~~

Я хотел бы быть машиной…

Э. Уорхолл

1 апреля

«Я есть кто-то другой», — говорил другой. Так вот, я больше не я, Дик! Во время этого путешествия в Африку я отрастила волосы — чуть ниже плеч. Теперь они у меня пострижены «а-ля-гарсон» и снова приобрели свой красивый золотистый цвет. А та, другая, что в зеркале, осталась похожа на саму себя, то есть не на меня, — рыжеволосую, как и прежде, с расчлененной челкой…

Я обнаружила это сегодня утром в зеркале, когда чистила зубы пастой «Сигнал», той, что с полосками, как на произведениях Бюрена… Как же я была далеко от сущности бытия и познания опыта! Однако в глубине души я всегда знала, что отращу волосы и они снова приобретут свой естественный золотистый цвет; впрочем, в обычной повседневной жизни, в которую мы все «брошены», как говорил Хайдеггер, «взяты на борт» (Сартр), «проданы» (Лукач), я этого не осознавала. И потом я так привыкла к роже этой рыжеволосой, что, когда смотрелась в зеркало, не делала сопоставлений между нею… и мной!

Вот что такое продавать свое тело, мысли, искусство, талант социалистическим пуделям-надзирателям Великого Капитала: однажды утром, чистя зубы, вы обнаруживаете, что поделены надвое, как Берлин железным занавесом, хотя это вовсе не занавес, а бетонная стена! И вы начинаете задавать себе всякие метафизические вопросы (Кто я? Откуда я? Где я? В чем мое предназначение?), как Алиса, та, из Страны чудес, которая не знала, по какую сторону зеркала ее нет.

«Это называется шизофренией!» — бросила мне в лицо рыжеволосая, чистившая зубы вместе со мной и испытавшая при виде того, как я побледнела, некое садистское удовольствие, отчего ее щеки даже порозовели. «Это будет тебе уроком, как шутить с товаром, пускаться на хитрости, ловчить, насмехаться над ним — сделать, к примеру, себе на заднице ироническую татуировку в виде штрих-кода! Иронизировать над товаром — это тебе не пройдет, маленькая шлюшка, потому что товар по своей сути сам ироничен (даже до бедного Уорхолла это дошло!). Ирония, а это знает каждый примерный социалист, является частью структуры, состоящей из Потребительной стоимости (в роли жертвы, безмозглой потаскухи, выставленной на панель) и Меновой стоимости (в роли обманщика, сутенера, выставившего ее туда)».

Прополоскав рот водой, смешанной с пастой, я выплюнула ее в морду рыжеволосой и приказала ей прекратить пичкать меня этим бредом Хайдеггера, предназначенным для старшеклассников (до начала реформы средней школы, вынуждена я признать!). Я заявила ей, что я сама хозяйка своей судьбы и всего мира, что я была ею, есть и буду, и что я, как Мальро, оставлю свой шрам на этой земле, где все обречено на забвение, выцарапаю его своими накрашенными ногтями на песке памяти!