Петр Киле - Очаг света [Сцены из античности и эпохи Возрождения]

• Название: Очаг света [Сцены из античности и эпохи Возрождения]
• Автор: Петр Киле
• Жанр: Драматургия

Вторая книга драм посвящена жизни мифического Орфея, Перикла с его окружением в Золотой век Афин, Алкивиада, Сократа, Платона, Праксителя на его закате, и - спустя два тысячелетия - Лоренцо Медичи с его окружением в Золотой век Флоренции и Дон Жуана как ренессансной личности.

---

 Девушка приносит поднос с ужином. Сандро, улыбнувшись, усаживается за стол и приступает к еде с беззаботным видом.

Савонароле было я поверил,
Как Пико и Полициано, ты,
Да и Лоренцо, - церковь в обновленьи
Действительно нуждается всемерном,
Но весь вопрос, в каком? В движеньи вспять,
С отказом от искусств и просвещенья,
Как в первые века? Благое дело
Пророчествами вскоре исказил;
Один он свят, другие все нечисты;
Не спорю, кто из нас не без греха;
Но, меру перейдя, он заблудился
В своих исканьях, целях и молитвах.
Гнев вызвав папы, он укрылся в стенах
Флоренции и вообразил, что город -
Отныне монастырь его и крепость.
Нам дорога свобода...

                  С а н д р о
                                       Все мираж!

                  Ф и ч и н о
Флоренция - мираж? Нет, красота,
Что явлена твореньями искусства,
И не к лицу устав ей монастырский,
Да это невозможно, слава Богу!
Я не прощу монаху смерть Лоренцо.
Больной, он мог подняться, как бывало,
А тут раскаяньем он утомил
Веселый свой, могучий дух, и умер.
Так, Пико - совершенный образец
По красоте, достоинству, уму, -
Извел себя постами, бичеваньем
В расцвете лет и сил. За что? За то,
Что был, как Феб, прекрасен и любим,
И гениален, просто юн и молод,
На радость Бога за свое созданье!
Полициано в маске карнавальной,
Уродливой до смеха, пел любовь
И красоту, - в чем каяться ему?
Но покаянье, точно грех, влечет
Невинных, лучших, подрезая крылья,
И меркнет свет, поэт у ног монаха,
Он в монастырь стучится для спасенья
Души своей, ну, то есть умереть.
Повлекши всех моих друзей в обитель,
Откуда нет возврата, о, монах,
Ты от Флоренции понес возмездье,
А не от папы, вам бы и случиться,
Но честь тебе воздали флорентийцы,
Своей лишившись, точно в наважденьи.
Но мир прекрасен, красота нетленна,
Флоренция вновь возродится, Сандро!
А с нею ты с картинами "Весна",
"Рождение Венеры". Вот где вечность,
О, пробудись, художник несравненный!
Возвеселись, возьми палитру, кисть,
Перед тобой Тоскана, рай земной,
Прообраз высших вдохновений Данте
И Сандро Боттичелли! Ныне кто ты?

                   С а н д р о
Я грешник.

                  Ф и ч и н о
                     Им же нет числа, о Боже!
Вернись к искусству, Сандро. Ты великий
Художник флорентийский. Высшей славы
На свете не бывает, и душа
В ней обрела бессмертие навеки.

                   С а н д р о
Уж не понять мне это. Где мой посох?
         (Поспешно уходит в ночь.)

АКТ V

Сцена 1

Двор дома во Флоренции с навесом, где Леонардо да Винчи устроил себе мастерскую для работы над портретом Моны Лизы, с фонтаном, ниспадающие струи которого, ударяясь о стеклянные полушария, вращают их, производя при этом тихую музыку; вокруг фонтана растут ирисы. Перед креслом ковер, на нем свернувшись, лежит белый кот редкой породы, тоже для развлечения молодой женщины.

Леонардо, заслышав голоса, уходит; входят два музыканта, поэт, три актера.

                 П о э т
Великое событие свершилось!

               1-й  а к т е р
              (с ужасом)
Портрет закончен?!

               2-й  а к т е р
                                   Выступать не будем?

               3-й  а к т е р
Да, это нам в убыток, пусть художник
Не очень щедр, витая в облаках
Пред Моной Лизой, по уши влюблен.

                  П о э т
"Давида" Микеланджело видали
На площади у Синьории?

               2-й  а к т е р
                                                Боже!
Гиганта? Как же, не прошли мы мимо.

               1-й  а к т е р
        (с тем же ужасом)
А что он, голый, выступил в поход?!

Музыканты, один с виолой, другой с лютней, настраивают инструменты.

                  П о э т
  (про себя, прохаживаясь у фонтана)
Заезжие актеры! Им нет дела
До символа Флоренции, восставшей,
Как феникс, из пучины бед и смуты
С созданьем дивным Микеланджело.
Впервые со времен Лоренцо город
Вновь поддержал художников в порывах
Великих и могучих; и возникло
Чистейшее сиянье в вышине
Как воплощенье мощи и величья -
Не бога, человека во плоти,
Прекрасного, как Феб.

           1-й  м у з ы к а н т
                                          О, да! Вы правы!
И тот, кто сотворил такое чудо,
Божественен.

                П о э т
                        О, это несомненно!
Он жизнь вдохнул не в мрамор, в нас самих,
Повергнувшихся ниц перед монахом,
Который нас уверил в том, что Бог
Его устами паству устрашает...

              1-й  а к т е р
И страху-то нагнал, ну, выше меры,
Как дьявол не умеет нас блажить.

Входит Леонардо, пропуская вперед Мону Лизу, миловидную женщину лет 30, в сопровождении монахини.

М о н а  Л и з а (усаживаясь в кресле, вполголоса). Снова музыканты? Я говорила, развлекать меня не нужно.

Л е о н а р д о (снимая покрывало с картины на поставе). Они уж напросились сами. Играть готовы ради собственного удовольствия.

М о н а  Л и з а. А актеры?

Л е о н а р д о. Заезжие комедианты. Им нужно заработать хоть что-то, чтобы не протянуть ноги в их странствиях по Италии.

М о н а  Л и з а (поэту). Как поживаете? Послушна ли, как прежде, ваша Муза?

П о э т. О, Мона Лиза, благодарю за доброе слово. И вы угадали, вернулась Муза. Я вновь пишу, а не просто пою свои старые песни.

М о н а  Л и з а (взглянув на художника). Я замолкаю, а вы говорите.

П о э т. Вся Флоренция словно очнулась от наваждения и колдовства Савонаролы. И это не только мои впечатления, а говорит гонфалоньер Пьеро Содерини. Он заявил, что заказ Микеланджело изваять Давида был первым единодушным решением Синьории со времен Лоренцо Великолепного.

Л е о н а р д о. И это великолепно.

П о э т. Заказ мессеру Леонардо расписать стену в зале Большого совета за 10 тысяч флоринов и вовсе громадное дело.

Л е о н а р д о. О, да! Особенно, если Микеланджело в вечном соперничестве со мной возьмется расписать там же другую стену.

П о э т. О, это было бы в самом деле великолепно!

Л е о н а р д о. Микеланджело меня не взлюбил почему-то.

П о э т. Он молод, он жаждет самоутверждения.

Л е о н а р д о. Это понятно. Он сердится на меня за то, что я смотрю на скульпторов как мастеровых. Работать с мрамором в самом деле тяжкий, изнурительный труд. То ли дело живопись. Ни пыли, ни пота. Но "Давид" не изваяние мастерового. Ни в древности, ни в наше время ничего подобного никто не создавал.

П о э т. Воистину так. А флорентийцы вот как отзываются о статуе Микеланджело. Проходя через площадь Синьории, я всегда прочитываю бумажки, какие приклеивают на пьедестале. Хотите знать, что там было сегодня?

Л е о н а р д о. Конечно.

П о э т (вынимая лист из книги). Я записал эти послания, разумеется, к Микеланджело. (Читает.) "Мы вновь стали уважать себя". "Мы горды оттого, что мы флорентийцы". "Как величественен человек!" "Пусть никто не говорит мне, что человек подл и низок; человек - самое гордое создание на земле". "Ты создал то, что можно назвать самой красотой". Ну, о бумажках с "Браво!" не говорю. А на днях висела записка с подписью.

М о н а  Л и з а. Я слышала о ней.

Л е о н а р д о. Чья?

П о э т. "Все, что надеялся сделать для Флоренции мой отец, выражено в твоем Давиде. Контессина Ридольфи де Медичи".

Л е о н а р д о. Она же в изгнании.