Дэвид Бэддиэл - Сука-любовь

• Название: Сука-любовь
• Автор: Дэвид Бэддиэл
• Издательство: Ред Фиш, Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-901582-26-8, 0-349-11325-4

Почти знаменитый рок-гитарист Вик живет просто: немного наркотиков, много случайных связей, музыка и любовница — жена друга. Все как у всех. Правда, со смертью леди Ди — казалось бы, какая связь! — в жизни Вика все резко меняется.

Грустная, мудрая и очень человеческая история в новом романе английского писателя Дэвида Бэддиэла.

Трогательно, странно и смешно.

Сэм Мендес, режиссер фильма «Красота по-американски»

Невозможно оторваться. Это одновременно и триллер, и любовная история, где соблюдена поистине пугающая симметрия между смешным и печальным.

Сандей таймс

---

Профессор Дьюар сдержанно улыбался.

— А вы приходитесь мисс Кэрролл…?

Джо понял, что уйдет отсюда несолоно хлебавши; а чего еще он ожидал?

— Я не знаком с ней.

Внезапно охваченный депрессией, он не мог далее продолжать разговора; он не имел ни малейшего представления, как он сможет преодолеть стену конфиденциальности.

— Так… как вы узнали о ней?

Джо откашлялся.

— Вы хотите присмотреть за этим случаем, — сказал профессор Дьюар.

Джо осторожно кивнул и решил выдать все начистоту. Он придумал несколько историй по дороге, но все они скомкались у него на языке перед учительской самоуверенностью профессора Дьюара.

— Моя лаборатория является одной из тех, что выполняют заказы Министерства здравоохранения. Материал биопсии был направлен к нам для анализа на рак.

Профессор Дьюар снова нахмурился.

— И там значилось ее имя?

Джо вздохнул.

— Нет. Я узнал его, взломав центральный компьютер больницы.

Впервые улыбка профессора Дьюара показалась вынужденной. Но затем он вытащил толстую золотую ручку из внутреннего кармана пиджака и на лежавшем перед ним блокноте прописными буквами написал: «Тэсса Кэрролл», подчеркнул надпись. Подчеркнул слова еще раз. Не поднимая головы, спросил:

— Результат положительный, не так ли?

— Да, — ответил Джо, ощутив странное чувство: либо он узнает все сейчас, либо не узнает ничего никогда. — Но меня заинтересовало не только это. Ткани, которые я смотрел, были очень похожи на вирулентную неходжкинскую лимфому. Мне встречались такие случаи — не часто, но встречались в моих исследованиях. В частности, со значительным уменьшением Т-клеток.

— Вы хотите сказать, что у той женщины мог быть также и СПИД?

Джо кивнул.

— И эта опухоль выглядела как его последствие?

— Да. Анализы на ВИЧ проводились?

Профессор Дьюар покачал головой.

— Не на той стадии. Мы бы…

Джо поднял руку, прерывая его.

— На какой стадии?

— Ну, на стадии, до которой мы дошли с пациенткой.

— Что вы имеете в виду?

— Если моя память меня не подводит… — Он поднялся, открыв для обзора инкрустацию своего кресла; широкоплечий мужчина, которого возраст пока еще не начал сгибать, профессор Дьюар подошел к толстым дубовым полкам у дальней стены, плотно уставленным толстыми черными папками, и вытащил одну, на которой было вытиснено («Хреново вытиснено», — подумал Джо) «А — Д». Дьюар два раза лизнул указательный палец и начал быстро листать похожие на траурные повязки страницы.

— …да: Тэсса Кэрролл приходила ко мне на прием дважды: в первый раз — в «Ройял Бромптон» в марте, мы тогда сделали рентгеновские снимки, взяли образцы ткани и провели сканирование мозга, и второй раз — неделей позже, она пришла уже сюда за результатами, которые, как вы знаете, к несчастью, оказались положительными. — Он захлопнул папку. — Мы, конечно, провели предварительный анализ крови, но не стали проверять на наличие ВИЧ.

— А после?..

Профессор Дьюар вернулся к своему креслу.

— Боюсь, что никакого «после» нет. После того как я отдал ей результаты, я больше не видел ее. — Джо вздрогнул. — Я кратко изложил ей возможные курсы терапии, и полагал, что она немедленно запишется на лучевую терапию, но она так ни разу и не появилась. Я послал ей пять или шесть писем, и все бесполезно.

Джо откинулся на спинку кресла; из окна в кабинете профессора Дьюара открывался весьма унылый вид на пожарную лестницу и забетонированный внутренний дворик, тускло освещенный серым небом скверного лондонского лета.

— Чтобы быть до конца честным с вами, мистер Серена, я скажу вам, почему я поделился с вами данной информацией. Я бы очень хотел узнать, что случилось с Тэссой Кэрролл. — Даже это он произнес с улыбкой, которая, очевидно, менее всего относилась к неизвестной судьбы его пациентки. Профессор Дьюар иронизировал над собственным безудержным любопытством. — Но теперь мне кажется, что наши знания о ней приблизительно одинаковы. — Он поднял согнутые в локтях под прямым углом руки па уровень груди. — Мы знаем, что она — молодая женщина с раком.

— Или была ею…

Профессор Дьюар покачал головой.

— Я сомневаюсь. Даже если рак распространялся с той скоростью, какую вы предположили, не представляю, чтобы она могла умереть в течение шести месяцев. И… — он встал с видом, заставившим Джо тоже подняться, — я полагаю, что она решила проходить лечение в другом месте и находится сейчас на ремиссии.

Они прошли по персидскому ковру, такому толстому, что Джо показалось, что у его туфлей появилась вторая подошва, к тяжелым дубовым дверям.

— Мне жаль, что оказался мало полезен…

— Вы уверены, что больше ничего не можете припомнить, что могло бы мне помочь…

— Вряд ли. Мне очень неловко. Хорошенькая девушка. Замужем, мне показалось.

— А в медицинском отношении… — мягко гнул свою линию Джо.

— Не думаю. — Но тут гипсовая улыбка Дьюара преобразилась, и его лицо засияло. — Нет, подождите минутку. Совсем мелкая деталь, но…

— Продолжайте.

— Я провел обычный осмотр кожи головы, конечно. И я заметил, что участок возле макушки начал лысеть.

— Лысеть?

— Да.

— Вы думаете, она уже проходила курс химиотерапии?

Он покачал головой.

— Нет. Я подумал, не мог ли это быть один из необычных симптомов опухоли лобных долей головного мозга, но, когда она пришла за результатами, я понял, в чем дело.

Лицо Дьюара озарилось по-настоящему широкой, почти шутовской, улыбкой.

— Несомненно, она очень нервничала. И я заметил, что, когда она нервничала, у нее была привычка неосознанно выдергивать волосы на макушки. Она выдергивала их по одному и играла с ними, пропуская меж пальцев, иногда даже не замечая, что она делает. Это состояние называют… имеет несколько трактовок… как же оно там… — Он поднес руку к глазам.

— Трихотилломания, — сказал Джо.

— Точно! — воскликнул профессор, убирая от глаз руку и улыбаясь еще шире, чем прежде.

Он все еще продолжал улыбаться, хотя внутренне был потрясен тем, каким мрачным — фактически внушающим ужас — стало лицо этого странного биохимика.

ВИК

Вик просидел в гостиной целый день в ожидании, когда пожилая женщина голой появится на своем балконе. Обычно она выходила в два часа, хотя в некоторые дни появлялась уже к двенадцати, а в другие — в полшестого. Она всегда была обнаженной. Сначала Вик думал, что она выходит только топлес, так как ее нижняя половина была скрыта балюстрадой, но позже он заметил ее параллелограммовые ягодицы, исчезающие в темноте коридора, и понял, что она была полностью голой. Она выходила с таким видом, словно собиралась вывесить на балконе вещи для просушки, но с ней никогда не было никаких вещей. У нее были огромные, низко висящие груди; груди, которые в наши дни мужчины могут увидеть только в самых экстремальных закоулках «всемирной паутины».

Вообще-то, «ожидание» — это не совсем подходящее слово. Вик сидел в гостиной лицом к окну, из которого ему открывался вид на ее балкон, но на самом деле он не ожидал ее появления, он просто отмечал время, тупо уставившись на блеклые стены квартир напротив, и единственной вещью, способной отделить одно мгновение от другого и доказать, что время движется, было появление пожилой женщины.

Без четверти семь начало темнеть. «Не выйдет, — понял он наконец. — Ушла: как и все женщины в моей жизни». Он подумал о том, чтобы встать, но тут же задался мыслью, куда он пойдет, когда встанет. «Нет причины идти в кухню, — подумал Вик, — там все равно нет еды». К тому же он не был голоден, в последнее время ему вообще не хотелось есть. Со сном дела у него обстояли так же, как и с едой: у Вика не было сна, да и не очень-то хотелось. Вика мучили кошмары. В последний раз ему приснилось, что он один посреди моря и умирает от жажды, Вик плакал и пытался пить свои собственные слезы, но они были такие же соленые, как и морская вода.

Телевизор смотреть не хотелось. Скоро должны были начаться новости, но он никогда особо не интересовался тем, что творится в мире, а теперь и подавно. Мыться Вик перестал — ему не для кого было содержать себя в чистоте. Пару недель назад — или это было накануне? — он принимал ванну и пытался читать, лежа в ней, книгу, но книга упала в воду; теперь, когда он видел ее, прилипшую к кафельному полу, разбухшую, он острее ощущал всю непоправимость свалившегося на него несчастья. Единственным местом, которое, вероятно, стоило бы посетить, был туалет, но, с другой стороны, можно было остаться на месте и сходить под себя. «Может быть, — думал Вик, — если я не буду есть и пить, то вскоре мне и туалет не понадобится, и я смогу сидеть здесь вечно».

Каким бы очевидным ни был диагноз, Вик не знал, что у него депрессия. Он понимал, конечно, что ему грустно, и он все так же часто плакал об Эмме, а в соседнем купе своих эмоций скучал по Тэсс, но он был настолько ленив, что главный признак депрессии (о котором люди, никогда ее не испытывавшие, даже не подозревают) — нежелание двигаться — не сильно отличался от его привычки бездельничать. Депрессия, именно это: ощущение подавленности или, другими словами, печали, уныния, разбитости, тяжести на душе, в буквальном смысле — все это в равной степени точно передавало состояние Вика: он ощущал, что атмосферный столб давил на него сильнее, чем он должен был давить, или, как ему казалось, словно он был глубоко-глубоко под водой.