Франсис Карко - От Монмартра до Латинского квартала

• Название: От Монмартра до Латинского квартала
• Автор: Франсис Карко
• Издательство: Salamandra P.V.V.
• Жанр: История
• Год: 2011

Жизнь богемного Монмартра и Латинского квартала начала XX века, романтика и тяготы нищего существования художников, поэтов и писателей, голод, попойки и любовные приключения, парад знаменитостей от Пабло Пикассо до Гийома Аполлинера и Амедео Модильяни и городское дно с картинами грязных притонов, где царствуют сутенеры и проститутки — все это сплелось в мемуарах Франсиса Карко.

Поэт, романист, художественный критик, лауреат премии Французской академии и член Гонкуровской академии, Франсис Карко рассказывает в этой книге о годах своей молодости, сочетая сентиментальность с сарказмом и юмором, тонкость портретных зарисовок с лирическими изображениями Парижа. В приложении к книге даны русские переводы некоторых стихотворений поэта.

---

Чем более его рассказы переходили границы здравого смысла, тем более мы были склонны верить им. Но в один прекрасный день он исчез со всем своим имуществом, и мы узнали, что он, хотя может быть некогда и путешествовал, но уже много лет проживает на своей ферме в Турени, что он — не более, как обыкновенный богатый фермер, имеющий невинную манию считать себя настоящим мореплавателем, за какового и мы его принимали.

Как бы там ни было, а толчок был дан! Тяготение к морю, знакомая всем любовь к неизведанному с новой силой овладели нами, мешали взять себя в руки, томили невыразимо. Бретань, где некоторые из нас рисовали летом, Бриньо, Понт-Авен представлялись нам землей обетованной. Асселен, Вайан, Мак-Орлан привезли оттуда такие яркие впечатления, что мы стали просто бредить Бретанью, клясться ею; закупали модели судов, наряжались в морские костюмы из грубого полотна, пристрастились к приключениям пиратов.

Один из нас, Жак Вайан, казавшийся самым решительным из всей банды, покинул в конце концов Монмартр, поселился в Бриньо у матушки Барон и жил вольной птицей, ровно ничего не делая. Он был веселый малый, любитель выпить, а еще больший любитель всяких приключений… Он покинул свой приют в Бриньо только в августе 1914 г., чтобы вступить в действующую армию и уйти из пределов Франции. С войны он вернулся в чине младшего лейтенанта и с запасом замечательных наблюдений.

Я вспоминаю, как во время войны, очутившись в отпуску в Париже, мы встретились с ним на Монмартре. Мы пообедали вместе; новости, доходившие с фронта, были неутешительны. Вайан, которому их сообщил какой-то товарищ, торопливо ушел с видом печальным и озабоченным. Он пошел переодеться в военный мундир, потом затащил нас к себе в отель, где мы провели ночь за вином, в танцах, несмотря на военное положение и грохотавшие пушки. Утром Вайан просто, без всякой рисовки, пожал нам руки, взвалил свой багаж на проезжавший мимо таксомотор и, — хотя он имел право пробыть в Париже, вдали от передовых позиций, еще пять дней, — присоединился к своему полку, который был впоследствии весь истреблен. Уходя, он крикнул:

— Я вернусь!

Авантюра для людей этого типа — не пустое слово, и это обнаруживается именно в подобных обстоятельствах. Герои Пьера Мак-Орлана похожи на них; та же веселая манера, та же свободная уверенность и, — что бы там ни говорили, — человеческая искренность, всегда проступающая в их мужественной решительности. У Мак-Орлана есть энергия, которая не обманывает, есть черты в характере, объясняющие его произведения. Во времена тяжких невзгод и испытаний, во времена нужды, которую он скрывал от всех, он не вздыхал и не жаловался. Целую зиму, не говоря никому ни слова, он спал на груде журналов и газет, потому что в его каморке ничего больше не оставалось: мебель и все остальное были проданы. Так в голоде и холоде он мужественно прожил немало времени. Не есть ли это черта, заслуживающая упоминания? Я без церемонии рассказываю это для того, чтобы те, кто мало знает Пьера, не могли бы теперь, когда он живет в достатке в своей скромной квартире на улице Ранела, увидеть в нем буржуа.

В его квартире, среди книг, картин, музыкальных инструментов, гости, иногда сногсшибательные, встречаются с его старыми друзьями. В числе этих гостей имеется, например, солдат иностранного легиона, и, когда он открывает дверь, его присутствие среди мирной обстановки ученого сразу освещает все каким-то новым светом. Это похоже на откровение. За десертом Мак-Орлан заводит свой фонограф или, когда в нас просыпается общая нам старая любовь к гульбе и бражничеству со всеми их земными прелестями, он садится за аккордеон, и пальцы его, бегая по перламутровым клавишам, извлекают быстрый и плавный мотив «явайского» танца. Охотничий рожок, которым он некогда невыразимо раздражал соседей, больше не пускается в ход, когда Пьер в Париже. Кому хочется познакомиться с игрой Мак-Орлана на охотничьем рожке, тот должен сесть в поезд и отправиться в Сен-Сир-на-Морене.

* * *

Эта деревня, сонное оцепенение которой было нарушено со времени битвы на Марне, имеет для нас свою историю. Для завсегдатаев «Кролика» «Сен-Сир» стал синонимом оппозиции «любителей суши» против тяготения к Бретани и, вместе с тем, местом ежегодного съезда литераторов и художников, которым надоело тщетно искать корсаров в Бриньо и которые предпочитали либо отказаться раз навсегда от этих поисков, либо перенести их в другие места.

Фредэ имел в Сен-Сире домик, где он иногда проводил самые жаркие месяцы. Верхом на своем осле — знаменитом со времени выходки Доржелеса — он гарцовал по полям, нахлобучив на голову остроконечную шапку; собаки и бараны окружали его. Сообщал ли он кому-нибудь свой адрес, я не знаю. Но приблизительно с 1911 года на Монмартре заговорили о Сен-Сире. Жюльен Калле, — к которому я еще вернусь в этой главе, потому что о нем стоит поговорить, — Жорж Делав, Маркусси, Зиг Брюннер первые произвели переворот в умах обитателей этого угла и приучили их ничему не удивляться. Они выстрелами из карабинов сбивали фрукты в садах и по ночам спускали в местную речку коллекцию копченых селедок, зашив во внутренность каждой из них по живой рыбе, которая должна была исполнять роль двигателя; отправлялись купаться голышом на велосипедах, а, когда проезжая труппа давала спектакль, выдавали себя за актеров и вносили в представление невероятную путаницу. Я сам вместе с Зигом Брюннер и Жоржем Делав выступал в «Бесстыдном Рожере» в какой-то непередаваемой роли. Однажды я накрыл местного сельского стражника, когда он сквозь ветви орешника наблюдал купающихся парижан в компании их юных натурщиц. Когда я осведомился у этого славного малого, почему он не привлекает нас к ответственности за нарушение закона, он отвечал:

— Ну, как же! Если я закачу им протокол, они больше сюда не приедут!

Зиг Брюннер. Белые птицы

Жители этого прелестного местечка были так же умны и дальновидны, как их сельский стражник: они не мешали парижанам дурить, сколько вздумается, чтобы иметь возможность обирать их вовсю, посмеяться на их счет и иметь о чем порассказать в долгие зимние вечера. Некоторые из нас жили в гостинице; кто расплачивался за номер, не знаю. Были там Газанион, Жирье, Коксинель, который чудесно пел, Совайр. Другие все снимали домики за церковью или, как например Мак-Орлан, в ближнем поселке.

В этой прекрасной провинции жилось приятно, покойно, все сулило освежающий отдых. Но мы не знали, что придумать, чтобы истратить избыток энергии, дурили напропалую и не засиживались на одном месте. Один только Мак-Орлан поселился здесь надолго и охотился со своей собакой Фрикетт, стреляя куропаток.

С ним однажды произошел случай, так поразивший крестьян, что они, верно, до сих пор еще не перестали говорить о нем. Мак-Орлан всегда очень внимательно высматривал во время охоты каких-ни-будь неизвестных ему или странных птиц. Как-то раз он убил птицу и остановился в недоумении. Что это могла быть за птица? Никогда он не видывал такой. Длинный клюв, какой-то смешной вид, лапы с перепонками, дымчато-серое оперение. Пьер смотрел, думал, потом сунул ее в свою сумку и вечером показал соседу. Тот тоже затруднился определить, что это за птица. Он даже ходил в местечко спрашивать, не знает ли кто. Оказалось, никто не знает.

— Вот смешная тварь! — говорили люди.

Искали в книгах и справочниках — всё безуспешно. Мак-Орлан, сильно заинтересованный, поехал со своей находкой в Париж. И в Париже никогда не видали такой странной и крупной птицы. После длительных совещаний с чучельных дел мастерами Пьер, воротясь в Сен-Сир, объявил, чтобы успокоить общее волнение, что убитая им птица принадлежит к одному из редких видов голенастых гаршнепов.

Это птичье название создало особую репутацию Мак-Орлану, и сен-сирские жители даже готовы были заподозрить его в колдовстве. Спас положение Жюльен Калле, который перещеголял Пьера и дал богатую пищу для злословия жителям Сен-Сира. Он служил делопроизводителем где-то в Эльзасе и каждый год приезжал в Париж, чтобы присутствовать на балу «четырех искусств». Благодаря его стараниям открылся трактир под придуманным им же названием «Гостиница крутого яйца и коммерции».

Специально выпущенные анонсы гласили:

English spoken.

Man spricht nicht deutsch.

Se habla espanol. Si üarla italiano.

«Гостиница крутого яйца и коммерции» Жюльена Калле. Главное отделение в Сен-Сире на Морене (Сена и Марна).

Полтора часа до Восточного вокзала.

40 дней езды на веролюдах до Алжира.

Основана Наполеоном в 1814 г. Признана общественно-полезной в 1918. Удостоена похвальных отзывов в 1919 г. от муниципалитета Сен-Сира на Морене; от местных о-в; от Центральной ассоциации студентов; от вольной коммуны Монмартра; от журнала «Mercure de France»; от циклокубистического музыкального кружка при «Эколь де-Боз’Ар»; от О-ва сыпучих газов; от Парусного пароходства и т. д.