Дитмар Дат - Погода массового поражения

• Название: Погода массового поражения
• Автор: Дитмар Дат
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7516-0878-1

Роман современного немецкого писателя Дитмара Дата (р. 1970) «Погода массового поражения» — своеобразный дневник чувств и мыслей девятнадцатилетней Клавдии Старик, поданный в несколько непривычной, но весьма изящной художественной форме. Клавдия считает себя вполне обычной немецкой девушкой, отличающейся от своих подруг лишь наличием дедушки-коммуниста Константина Старика… Однако позже ей предстоит узнать свое истинное происхождение и предназначение. Для этого ей придется отправиться на Аляску и погрузиться в тайны секретного проекта американских военных — HAARP.

---

отсутствие сознания неправомерности, это и есть отупение и не в последнюю очередь одряхление, о котором Константин

мой отец, наипротивнейшие писаки, присущее всем газетным людям, учительское

вполне верю, что все это происходит непреднамеренно, а просто так, в подавляющем большинстве случаев, пропавшие и поплатившиеся, либо уже с момента выбора образования, потому что идти в учителя — путь самый дешевый и несерьезный, либо в качестве жертв пожизненного обмана — мол, сначала сделаем это, в общем, неудавшиеся художники, писатели, ученые, скоро им надо кормить семью, а потом они как раз станут, как там Константин говорит о дурных элементах в партии? капитулянтами, предателями, но не коммунизма, а, гораздо хуже, своих же собственных претензий на

сто пятьдесят лет? а может, все-таки испокон веков.

013157

насколько ты действительно с кем-то вместе, замечаешь по тому, в скольких состояниях ты знаешь его член — у йенса я его и маленьким видела, когда холодно и вместе забирались под одеяло, когда купались, и у ральфа я тоже

моего тайного любовника я, однако, знаю только возбужденным, его

013160

из бури и сказал: кто сей, омрачающий провидение

«клаша, можно к тебе приехать, пожалуйста, к твоему деду, можешь… поговорить со мной, мне так хреново… я, я в городе и стою уже… на остановке, не надо меня забирать, я на автобусе доеду», она постоянно глотает воздух, слезы и хнычет, сама не своя, и кто этого не понимает, пусть первым бросит в нее ботинок, я шучу, с чего бы, я же все знаю, я ж виновата, к чему шутки? к тому, что моя жизнь после позавчерашней катастрофы стала своего рода побочным

собираю вещи и готовлюсь, по приказу Константина, потому что мы летим раньше, чем думали, ни выпускного, ни даже вручения аттестата, все произойдет письменно, дорогих родителей он уже уговорил, они, наверно, только рады будут, если долго меня не увидят и если я навсегда

чтобы он умер я правда хотела и что же я за

я слышу, как автопилот диктует мне слова: «да конечно, штефани, заходи, мне очень жаль, это все так ужасно».

«хорошо, ладно», шмыгает она носом; кладу трубку и спускаюсь к Константину, который, как и ожидалось, воспринимает весть отнюдь не положительно: «мы же договорились, что ты перед отъездом по возможности ни с кем не будешь общаться, мне не нужно объяснять тебе, насколько это все серьезно».

«да признайся же, ты что-то задумал — все эти радости, которые ты мне вчера вечером расписывал, по поводу отъезда на аляску, пока история быльем не порастет и никто вопросов задавать не будет, и этот отрезок жизни…»

«обстоятельства жизни», свою вчерашнюю речь он наизусть знает.

«пока я не окончу школу и тем самым не уменьшится риск, что это снова всплывет, во всей красе, это ясно

— но на самом деле ты так не считаешь, правда? ты думаешь, они пронюхают, и хочешь увезти меня из страны и там на севере как-нибудь… с новым именем или еще как, в постоянных бегах, лучше всего под маркой мурун бухстанзангур, ты ведь можешь и меня назвать нанидидула зимпф или как-нибудь так…»

«сорвиголова», этого он давно не говорил, и берет мое пылающее лицо в свои холодные руки, «ты действительно слишком преувеличиваешь мои…» я высвобождаюсь из его рук — не грубо, но высвобождаюсь. потом говорю: «но они узнают, это обнаружится».

«ты слишком много телевизор смотришь, тут всего лишь мелкий преступник, парень в среде… они вряд ли поднимут весь розыскной аппарат, имеющийся у них в распоряжении, с этими…»

«имеющийся в распоряжении, здорово, совсем как у гете. ты куда?»

он надевает пальто и застегивается.

«я вызвал такси, хотел немного вдоль реки прогуляться, я бы и тебя пригласил за компанию, но ты ведь теперь кого-то в гости ждешь?» как можно кого-то так дружелюбно осуждать, просто нюансами интонации, я бы тоже хотела так уметь, «к тому же мне кажется, лучше, если меня здесь не будет, а то ты в моем присутствии будешь чувствовать себя стесненной, как под надзором… клавдия, ты ведь умная девочка, правда? ты ей не расскажешь?» «я ей и про германа ничего не рассказывала, а там у меня было больше оснований проболтаться, так что про это я ей точно ничего не скажу».

«хм», больше мурун бухстанзангур ничего не говорит, открывает дверь, как и всегда в случае с такси, секунда в секунду — ванильная тачка как раз подкатывает к двери, я лечу наверх в комнату, которая теперь моя, и полностью переодеваюсь перед зеркальной стеной, за которой во встроенном шкафу висят те вещи, которые я больше никогда не надену, прочь рюшечки, прочь юбочки, здрасьте широченные джинсы и застиранная футболка, маленький темный платок на шею, сережки прочь, волосы распустить, нет, завязать, нет, хорошо, две-три пряди спереди, ах нет, похоже на скорбную героиню из фильма о гражданской войне, тогда можно смело и тушь вокруг глаз размазать, будто бы я ревела, но ведь я не ревела, не о чем реветь, нельзя, волосы распустить, звонят в дверь.

откуда у меня столько самообладания? что же мне, кричать и вращать глазами, было бы

с каждой ступенькой, по которой я сбегаю вприпрыжку с излишней легкостью, я повторяю свою новую мантру: несчастный случай, несчастный случай, несчастный

потому что это и был несчастный случай.

как штефани выглядит, так даже накраситься нельзя: свежая могила, которую вдруг снова раскопали, после ее коллапса она в принципе прилично отъелась, но сейчас кажется, что гримерша настояла на той же внешности, которая тогда, после госпитализации, придавала штефани вид призрака — именно, что-то эдвар-домунковское, что

я заключаю ее в объятья, и даю ей себя расцеловать, и ненавижу себя, потому что я при этом холодна как камень, но все же издаю все предусмотренные соучастием звуки.

«слушай, я знаю, глупо звучит», говорит она, после того как я помогла ей снять куртку и мы пошли к лестнице, то есть к моей комнате, проходим мимо большого кофейного столика, на котором стоит блюдо с фруктами, «но вот эти вишни, они меня прямо с ума сводят… я ведь не должна хотеть есть, или как? я никакая, будто автобусом переехало, клаша», при этом она улыбается так запуганно и трогательно, что мне снова приходится думать: без штефани я не хочу, она получает свои вишни, я ей даже отдельную чашечку беру на кухне, пока она

печально, беспомощно, я беззаботно болтаю и веду ее наверх в комнату, как если бы она упилась вдребезги, помогаю ей улечься на кровать, откидываю назад тяжелое синее одеяло, этому я уже натренировалась, она уже достаточно напивалась вдребезги за последние три года в моем кактамэтоназывается присутствии, сначала она просто лежит и тяжело дышит, облитый холодной водой раскаленный паровоз, кладет еще пару вишен в рот, манерно выплевывает косточки на тарелочку. я жду. самое понятное, что я могу сделать, в то же время и самое безобидное и, может быть, даже — не то чтобы я что-то понимала в этом — морально необходимое: это дать ей время, пока она сама не захочет говорить, и тогда я просто

«самое ужасное, ты была абсолютно права, я хочу сказать, он для меня плохая компания, он реально… я по его милости чуть в трубу не вылетела, а теперь он сам лежит на… в… и может, может даже умрет и ты реально была права», ну здорово, теперь я и впрямь о себе высокого мнения, раз я так реально была

немножко противно, потому что эта самоуверенная сценка, как ее, бедняжку, втянули в дурные дела, а теперь она мне льстит, якобы я это предвидела, если подумать о том, что ральф, а не она борется сейчас в клинике за свою

и тут она меняет тему, в совершенно другую степь: «и то же самое с ним, это… вероятно, он без меня бы никогда не порамсил со своими людьми, может, это из-за наркотиков было, я же вообще, мне никто из его знакомых больше ничего не продавал, из тех, кто его знает, и из-за этого явно тоже возникли неприятности, может быть, они его даже из-за того, даже из-за того…» ну что теперь, язык отказал, или что? я это безобразие чуть было не

я чудовище.

«расскажи еще раз, что вообще произошло, что происходит сейчас, тина мне в принципе звонила сегодня утром, но…»

она набирает побольше воздуха, будто ей сейчас нырять, после чего он выходит из нее, как бес из одержимого: «я это только от его брата знаю, мартина, он позвонил среди ночи, после того как он., как ральфа доставили в больницу, они его оперировали четыре часа, четыре часа… а на следующее утро у нас были копы, они прилежно поработали ночью, расспросили людей из кругов, это все не только из-за мартина — они, м-м, точно знали о наркотиках, обо всем, имена, места, и я тоже сразу во всем призналась и дала показания, они знали обо мне, что у меня был срыв… кто-то… это было так, кто-то на мосту толкнул его под машину, там, вниз по лестнице, это… было явное покушение на убийство, а не простая драка, вероятно, их было несколько», да, с руками-экскаваторами, все минимум под четыре метра, мне совсем не весело, просто в моей черепной коробке засела одна злая одержимая ведьма, которая мне