Шон О'Фаолейн - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Шон О'Фаолейн
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-05-002260-6

В том вошел лучший роман крупнейшего ирландского прозаика, романиста и новеллиста с мировым именем «И вновь?», трактующий морально-философские проблемы человеческого бытия, а также наиболее значительные рассказы разных лет — яркие, подчас юмористические картинки быта и нравов ирландского общества.

---

Между двумя и тремя часами она трижды имела удовольствие видеть, как он прошел мимо ее лавки в темных очках. Она безжалостно заставила его прогуляться и в четвертый, и лишь ровно в три часа ему предстало долгожданное зрелище: две белые руки с розовыми ноготками — плутовка не сделала это сама, а попросила продавщицу — вдруг возникли из-за тюлевых занавесок и поставили на подоконник три алых кустика герани. Тут он, вероятно, ринулся сломя голову в ближайшую цветочную лавку и купил розы, лепестками которых усеял шелковые простыни своей постели, что она обнаружила, когда с непостижимой бессердечностью позвонила в его дверь на целых пять мгновений позже условленного Мистического Часа. Патефон приглушенно — сквозь полотенце — играл Вагнера. Китайский болванчик, всунутый в медную вазу, пресыщенно рыгал. Он набросил розовую шелковую косынку на лампочку возле кровати. Зеркало на туалетном столике наклонил так, чтобы, лежа, они могли себя видеть. Через пять минут он уже ничего не видел, не слышал, не чувствовал и одно только существовало — ее смех, а Селия ужасно развеселилась, увидев в зеркале свой зад, испещренный прилипшими к нему розовыми лепестками. Ферди тоже засмеялся, но это стоило ему нечеловеческих усилий.

Весь день он толковал лишь об одном: побег, развод, новый брак. Чтобы его утихомирить, она поддерживала эту тему. На всех последующих свиданиях он говорил об этом вновь и вновь. Она любила его и ему потакала. Их свидание в среду, на третьей неделе романа, было целомудренным и кратким, ибо ее Михол давал в тот день званый обед в своем доме, куда пригласил несколько деловых знакомых и коллег, после чего все они летели на два дня в Манчестер на совещание торговцев ножевыми изделиями. Ферди сказал, что приготовит большой запас шампанского, икры, паштета и бриошей, чтобы в течение этих двух дней они могли не покидать постели.

— Ни единого разу? — бесстыдно спросила она, и он сделал недовольную гримасу.

— Какая же ты реалистка, Селия!

В четверг уже в четверть четвертого он тревожно сновал от окна к окну. В двадцать пять минут четвертого он бормотал: «Надеюсь, она не опоздает». То и дело ощупывал бутылку шампанского, дабы убедиться, что оно не переохладилось. В тридцать пять четвертого он простонал: «Опоздала, я так и знал!» Без двадцати четыре, окидывая яростным, ревнивым взором улицу, он крикнул: «Эта дрянь предала меня!» Без четверти четыре зазвонил колокольчик; одним прыжком он оказался у дверей. Она дышала таким холодом, словно ее сию минуту изваяли из каррарского мрамора. Он хотел ее обнять, она его оттолкнула. Она остановилась на коврике у порога и, как видно, так и собиралась там стоять. Ее глаза расширились от страха.

— Михол! — шепотом произнесла она.

— Он все узнал?

— Господь наказал нас обоих!

Ферди вздогнул, словно его ударили по лицу.

— Он умер? — спросил он с надеждой, подавляя дурные предчувствия и страх.

— Удар.

Она с отчаяньем резко махнула рукой.

— Une attaque? De paralysie? [86]

— Заглянул ко мне в лавку по дороге на самолет. Попрощался, вышел — его ждало такси. Я вернулась в кабинет взять сумочку и забежать в одно местечко перед нашим с тобой рандеву. Вдруг влетает шофер и кричит, что у Михола припадок, что он лежит прямо на тротуаре. Мы довезли его до дома 96. Это больница Святого Винсента. Угловой дом, рядом с парком. Он в сознании. Но говорить не может. Парализована одна сторона. У него очень тяжелый инсульт.

Селия повернулась и быстро сбежала вниз.

Он проклял всех богов, и это было первым его откликом на горестную весть. Почему удар не хватил старого дурня неделей позже? Затем сверкнула радостная мысль: «Он умрет, и мы поженимся». Третья мысль была печальной: «Бедная маленькая капустка!» Четвертая была: «Бриоши выброшу, а остальное в холодильник». Пятая, шестая и седьмая — три рюмки шотландского виски, проглоченные подряд, пока он взвешивал в уме, как может повести себя Селия, если черный ангел взмахнет своим крылом. Время покажет, решил он, только время.

Но когда лжецы становятся рабами времени, что остается времени, как не лгать вместе с ними? Бочка, вполне прочная на вид для старого вина, дает течь то там, то сям. Корабль, снаряженный для путешествия в бурных морях, ржавеет, пришвартовавшись в гавани. Селия твердо заявила, что не будет никаких перемен. Он принялся ее разубеждать. Ведь изменилось все, и изменилось к лучшему. Он возликовал, когда врачи сказали, что их пациент обречен. Прошло еще две недели, и она сообщила, что врачи поражены живучестью своего пациента. Ферди заговорил о побеге. Селия — о том, чтобы предоставить все времени. Однажды ночью, сжимая ее в объятиях, он ликующе вскричал, адресуясь к люстре, что любовники свободны, когда свободы лишены мужья. Она с ним не согласилась. Им не удалось ни разу провести ночь вместе в ее постели: ведь экономка постоянно ночует наверху. Он отмел это возражение. Не все ли равно, где им спать! Он был бы счастлив спать с ней в Феникс-парке. Она с раздражением ему напомнила, что на улице дождь. «Я, по-твоему, тюлень?» Он предложил ей шампанского. И тут она открыла ему ужасную правду. Эта ночь — последняя, которую они проводят вместе.

— Когда думали, что он умрет, его навещали в больнице — дом 96, ее весь Дублин знает — несколько его приятелей, с которыми он ведет дела. Сейчас, когда старый черт раздумал умирать, они раздумали навещать его. Я единственный посетитель, который его не предал. Он замучил всех своим занудством. А так как у него парализованы губы, никто не может разобрать ни звука из того, что он плетет. Понимаешь ли ты, Ферди, во что это превратилось? Он преследует меня, как кошмар. Впитал меня, как промокашка кляксу. Позавчера звонил четыре раза в мою лавку. Звонил и в пятый раз, когда я забежала к тебе выпить рюмку вина. Он сказал, что всякий раз, когда я ухожу, я должна оставлять номер телефона, по которому он может мне позвонить. Позавчера он звонил мне в три часа ночи. Слава богу, я успела уже возвратиться от тебя и лежала в собственной постели. Он сказал, что ему сиротливо. Что его преследуют кошмарные сны. Что ночь слишком длинна. Что ему страшно. Что, если у него будет еще один удар, он умрет. Мой милый! Мы не сможем больше провести с тобой целую ночь!

Тут Ферди стал Наполеоном. Он принял на себя командование. Когда Селия в следующий раз отправилась в дом 96, он ее сопровождал. Это оказалась роскошная (викторианская) больница на Лоуэр-Лисон-стрит, где умирают кардиналы, всегда исправно горят угли в камине и каждому больному выдается меню, дабы он мог заказать себе ленч и обед. Ковры в дюйм толщиной. Во всем здании больницы самый громкий звук — звон колокольчика по утрам в коридоре, когда священник ходит по палатам, причащая тех, кто готовится опочить в бозе. Ирландцы, решил Ферди, умеют умирать. По наивности Ферди захватил с собой номера «Ле канар аншене», «Ля ви паризьен» и «Плейбоя». Селия немедленно изъяла их. «Ты что, хочешь, чтобы у него подскочило давление и он умер? Хочешь, чтобы монашки невесть что подумали о нем? Приняли его за человека, который выпивке предпочитает женщин?» Ферди сидел по одну сторону кровати, она — по другую, напротив него, и он видел, как она изящным кружевным платочком (так живо напомнившим ему ее обшитые кружевами штанишки) обтирает щетинистый подбородок слюнявого полуидиота. Охваченный безудержным гневом, он поднял брови до самых волос, окинул взглядом облака, ползущие над Дублином, пригладил шевелюру, хотя она и так была безупречно гладкой, словно классная доска, поправил белую гвоздику в петлице, заставил себя с невозмутимым видом слушать неимоверные звуки, которые просачивались из слюнявого парализованного рта омерзительного кретина, чье давно не бритое лицо он видел перед собой на подушке, и лихорадочно спрашивал себя, каким неправедным способом и с какой нечестивой целью мир был устроен таким образом, что этот райский цветок, это изысканное создание с золотистой головкой, пастельными глазами, нежнорозовой грудью и округлыми бедрами, сидящее по ту сторону кровати, сперва встретилось и сочеталось браком с гнусной развалиной, лежащей между ними, а потом, лишь потом, да, ТОЛЬКО ЛИШЬ ПОТОМ случилось так, что он, Фердинанд Луи Жан Оноре Клиши, проживающий в доме 9-Б по улице Доминиканцев, Нанси, департамент Мёрт и Мозель, население 133 532, высота над уровнем моря 212 метров, случайно обнаружил ее в далеком Дублине и был столь сильно ею очарован, что, если б у него спросили в тот же миг, предпочитает ли он стать пожизненно французским послом в Англии или провести с ней одну лишь ночь, он бы сразу же ответил: «И на час согласен!»

Тут он заметил, что Нечто, лежащее на подушке, обращается к нему.

— Ах, мешье! Жа швою вшегдашнюю клюбовь к вшевышнему награжден я шамой жаботливой, шамой клюбящей женушкой во вшей вшеленной… Я беж нее бы пропал… Ах, мешье! Ешли вы когда-клибо жахотите женитьша, женитешь только на иркландке… Шамые преданные шушества под клуной… Разве какая-клибо франшушенка штала бы пештовать штарого болвана ш такой клюбовью, ш какой пештует меня моя Шелия?