Николай Костомаров - Кудеяр

• Название: Кудеяр
• Автор: Николай Костомаров
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-212-00205-2

Роман о полулегендарном герое, разбойнике, написанный известным русским историком, раскрывает перед читателем величественные и трагические события отечественной истории середины XVI в. Далеко не все, о чем писал талантливый ученый, выступивший на этот раз как романист, наблюдалось в действительности. Но Костомаров прекрасно уловил многогранный и противоречивый характер жизни того времени — через образы самодержца Ивана Грозного и разбойника Кудеяра.

Для всех, интересующихся русской историей.

Текст печатается по изданию: Костомаров Н.И. Кудеяр. Спб., 1882.

---

— Давно ли, — кричали другие, — давно ли проклятые москвитины замышляли вести многочисленные рати на нашу страну, чтоб поработить нас, как уже поработили наших братий.

— И сам этот гяур, — заметил один мурза, — величаемый спасителем нашего светлейшего хана, не один ли из тех, которые тогда шли на нас войною?

— Он взят в плен как лазутчик, а не как воин.

— Он говорит, что не был соглядатаем, — сказал хан, — но ты при том не был, как его взяли, а потому и говорить тебе о том не стать.

— Светлейший хан, — сказал мурза, — говорит о себе раб, а ты веришь рабу.

— Он не раб, — сказал запальчиво хан, — он мой друг. Никто не дерзай поносить того, кто спас мне жизнь и царство.

— Если он в самом деле хорош человек, пусть остается у нас и примет нашу правую веру, — сказал один улем.

— О, чего бы я не дал, если б этот человек обратился к истинной вере пророка, — сказал хан. — Но на все воля Бога. А мы будем говорить о наших делах. Московский царь писал к нам, что нашего ворога Акмамбета у него нет, а мы слышали, что он у него. Напишем к нему еще об этом, да пусть он нам пришлет поминки нелегкие, вдвое против того, что присылал; пусть нашим беям и мурзам, заседающим в совете, пришлет по росписи поминки нелегкие, а если он того не сделает, то мы турского царя на него двинем и всю его Московскую землю разорим.

— Что много с ним говорить, — сказал Караг-бей, ярый враг Москвы, — не с ним бы нам переговариваться, а с блистательнейшим солнцем правоверных народов, могущественнейшим, непобедимейшим нашим падишахом; пусть повелит воинствам своим грянуть на московитов, и мы соберем все наши орды, и всю Московскую землю покорим и поработим; заставим московского князя подавать коня нашему светлейшему хану.

— В наших татарских книгах написано, — сказал один имам, — Бог дает на время неверным торжество над правоверными, а потом правоверные снова верх возьмут над неверными!

— Можно писать к московскому князю, — сказал Ора-бей перекопский, завзятый рубака, — почему не писать? А тем временем спать нечего — идти набегом на Московскую землю; оно и лучше, как написать; пусть себе Москва по нашим письмам думает, что мы хотим с нею в мире жить, — не чаючи на себя грозы. Москва к обороне не приготовится, а мы тут как тут: города их сожжем, села разорим, ясыру наберем, а потом Москва сама же, будто благодарствуя за разорения, пришлет нам подарки; значит — мы будем в двойном барыше! К тому посудите: у нас ясыру будет много, надобно его куда-нибудь сбывать! Мы его будем сбывать им же, они станут выкупать своих, а мы им же ихний товар продадим, да еще дороже, чем бы в иное место продали.

— Правда, правда! — закричали мурзы. — Вот рассудил хорошо!

— Да, да, — сказал Ширинь-бей, владетель Эски-Крыма, сильнейший из беев, — пока хан будет переписываться, наши наберут ясыра; это хорошо; но зачем же одному Ора-бею идти на поживу? И мы также хотим набрать ясыра.

— И ногаи также хотят, — сказал сераскир, управляющий Ногайскою ордою.

— Что ж это? — сказал хан. — Это значит: весь юрт пойдет за ясыром, без меня?

— А что же, — сказал Ширинь-бей, — ты изволь переписываться и пересылаться с московским князем да бери с него побольше поминков, а мы будем воевать; ты сам по себе, а мы все сами по себе; твое величество об этом не знай, не ведай.

На том и порешили.

После этого заседания Девлет-Гирей отправил гонца в Москву с грамотою, в которой просил двойных поминков, требовал, сверх того, посадить его сына Адиль-Гирея на казанском столе; указывал на то, что, по слухам, Акмамбет скрывается в Московском государстве, и просил выдачи его.

Между тем один из беев, явлашский бей, был доброжелатель Москвы. Он не имел вкуса к грабительствам и набегам, любил, напротив, жить дома в полном довольстве, устроил у себя великолепный дворец с цветником и водометом, держал в гареме таких красавиц, что и хану делалось завидно, продавал арбами плоды из разведенных на своей земле садов, выручал много денег за шерсть и овчины со своих стад, знал хорошо по-арабски, любил читать произведения арабской литературы и сам писывал стихи. Он был почти всегда против набегов и говаривал так: "Чем нам Москву и Литву разорять, не лучше ли Москве и Литве продавать наши изделия да с них деньги лупить: и у москвитинов, и у литвинов будет чем нам платить, и у нас будет за что с них деньги брать. Все равно, труд принимать надобно: по степи ходить, нужду терпеть — разве не труд? Лучше дома сидеть да трудиться без нужды и за труд деньги брать". За свое доброжелательство к Москве он не оставался внакладе и постоянно получал из Москвы подарки за то, чтобы удерживать татар от разбоев.

Головы казненных воткнуты были на спицах, поставленных на стенах, окружавших Бакчисарайский дворец. Кудеяру, казалось, нечего было более делать в Крыму. Он обратился к визирю с просьбою доложить хану об его отпуске. Приближенные хана советовали под разными благовидными предлогами попридержать Кудеяра, пока не выяснится, как поставит себя московский государь в отношении Крыма, иначе Кудеяр может рассказать о крымских делах то, чего заранее знать в Москве не должны. Хан велел сказать Кудеяру, что он съездит с ним на охоту, а потом уже отпустит.

Между тем Кудеяру в первый раз дозволили видеться с Нагим, который в то время был под почетным караулом для того, чтобы не мог известить царя о замыслах сделать набег на московские земли.

Нагой принял Кудеяра холодно, почти недружелюбно. Он, видимо, не хотел вдаваться с ним в разговоры. Когда Кудеяр напомнил ему, что он два раза просил его, будучи в неволе, о выкупе, а над ним не смиловались, Нагой сказал:

— Я во всем поступаю по указу царского величества, великого государя.

Кудеяр напомнил о своей челобитной, о письмах к Адашеву, Сильвестру, Курбскому. Нагой сказал ему:

— Что ты писал к ним, того тебе делать не годилось, для того что те люди объявились царю-государю в противности и были под царскою опалою, а Курбский царю изменил и убежал к недругу царскому, литовскому и польскому королю, и ныне с его ратями воюют города его царского величества. Сам можешь рассудить, какого добра и заступления ожидать было тебе от таких людей.

— Я тому был неизвестен, — сказал Кудеяр. — Когда я был в Москве, они были в приближении у государя. А ныне челом бью твоей милости: заступись пред государем, пошли челобитную мою его величеству, чтоб дозволил мне государь воротиться и служить ему верою и правдою, а я, как государь-царь меня пожалует, велит к себе вернуться, ударю тебе челом из того, чем хан пожалует при отъезде.

Это обещание разъяснило чело Нагого, который, по московскому обычаю, не любил приходивших к нему с пустыми руками.

— То ты делаешь гораздо, — сказал Нагой, — что прежде хочешь послать челобитную; а в ней пропиши, что ты письма писал к царским изменникам своим неведением, а то — неровен час! Многие измены и шатости объявились у нас в государстве, и того ради наш праведный государь стал грозен. Ты же, молодец, открыл ханских лиходеев, а лиходеи учали говорить безлепишные, непригожие речи про государя нашего, и с того хан и его татарове думают идти на города его величества.

— То не моя вина, — сказал Кудеяр, — я был в тяжкой неволе, а Бог мне послал случай освободиться. Мне хан не свой государь, тем паче что он бусурман; мне лишь бы каким способом из неволи выйти. И теперь я живу у бусурмана, хоть и в довольстве, а все сдается в неволе. О том денно и нощно думаю, как бы вернуться в христианскую землю и служить своему великому государю. Помню его великое ко мне жалованье и милость.

— Хорошо будет, — сказал Нагой, — коли мы с тобой пошлем царю челобитную; не знаю только, как послать: татары меня стали держать как бы за сторожи. Боятся, чтоб я не известил государя об их умыслах, что хотят государеву землю воевать. Проси хана, чтоб дозволил тебе отправить челобитную к царю-государю.

Кудеяр чрез ханского визиря просил хана дозволить послать царю челобитную, а его известили, что хан приглашает его к своему столу.

За столом у хана в этот раз обедало несколько мурз, как будто нарочно подобранных из ненавистников Москвы. Сам хан качал речь о двоедушии москвитинов и прямо стал укорять царя в подущении лиходеев на его жизнь. Мурзы подхватили ханские слова и разводили их еще более укорами насчет московского государя. Кудеяр слушал все терпеливо, наконец сказал:

— Светлейший хан, не изволь склонять своего высокого слуха к клеветам злодеев, думавших спасти свою преступную жизнь, для того-то они и лгали на нашего государя.

— Да, рассказывай, — сказал один мурза, — все вы заодно, вас сколько ни корми, вы все в лес смотрите.

— Ничего бы я так не желал, — сказал Кудеяр, — как бы только промеж моего государя и светлейшего хана учинилась твердая любовь и братская дружба.