Полина Жеребцова - Дневник Жеребцовой Полины (часть вторая, Чечня, 1999-2002гг.)

• Название: Дневник Жеребцовой Полины (часть вторая, Чечня, 1999-2002гг.)
• Автор: Полина Жеребцова
• Издательство: Детектив-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-89935-101-3

Дневники — это моя жизнь. Веду их с 9 лет, с тех пор, как в городе Грозном нашла старый блокнот своего деда журналиста-кинооператора.

---

Мужчина, главный в новой «команде», подарил маме канистру с соляркой.

Все эти люди внешне походят на бомжей. Знаю, они не виноваты. Несчастны. Бездомны. Но я с трудом скрываю свое отвращение.

Взяв чужой топорик, я выживаю. И они выживают!

Нас всех сделали грязными, голодными и учат воровать. Как это мерзко!

Люди этой «команды» идут по чужим дворам, как саранча…

Дети подростки отработанными движениями осматривают карманы чужой одежды. Бегают по подъездам. Воруют. Всюду, везде они.

После обстрела, некоторые этажи в нашем доме просели, соединились над нами.

Так же получилось и в доме напротив. Из-под крыши валит черный дым.

Но в крышах давно провалы. Пламя медленно гаснет само.

Стены сырые, не топлено. И внутри нашей комнаты идет то снег, то дождь…

21 декабря 1999 г

Вспоминаю Аладдина.

Последний раз мы виделись недолго. Это было позавчера.

Он все-таки пришел ко мне в десять утра.

Мы стояли под снегом, держась за руки… Чудесное ощущение!

Он не хотел уходить. Он так смотрел на меня!

Но попрощался и ушел.

Вот и все.

Письмо я так и не отдала.

Царевна

24 декабря 1999 г

Толстая Аза — «мамин друг», наговорила сплетни новоприбывшим.

Явно грязь и гадости! Теперь Мише не разрешают общаться со мной.

Не пускают к нашему подъезду. Главарь группы, проходя мимо, проворчал:

— Мы с вами разберемся!

Непонятно, что мы им сделали, в чем виноваты?

Наверное, в том, что не пьем. Не участвуем в беспределе. Терпим голод, не ходим грабить чужие дома. А еды нет. Ее почти совсем нет.

В пожарном колодце с водой плавает дохлая кошка, но воду пили, и ничего. Никто не

отказался и никто не заболел… Живы. Сейчас чаще топим снег и пьем. Только с ведра снега — стакан воды… У соседок бабушек — мешок макарон. Они не делятся.

Перед уходом из дома макароны принес Мансур. В тот момент его мать щедро отсыпала нам ценное угощенье. Теперь наши соседи едят свои макароны сами. Маманя моя — дура. Она всех подкармливала осенью. В том числе и Азу. Тогда у нас были продукты и деньги.

Теперь ничего нет, кроме килограмма гнилой муки. Сегодня сильно стреляли из орудий. Горели верхние этажи, и часть из них рухнула. Взрывной волной сломало запертые двери на втором этаже. Мама связала их между собой и одновременно привязала к перилам лестницы. Но в наш подъезд пришли Аза, Лина, дядя Валера и другие соседи. Они сказали:

— Голод! Идет Голод! — и стали искать еду по квартирам.

Мы нашли банку варенья. Я ела варенье ложкой, пока меня не затошнило.

Наша основная еда — стакан воды, одна ложка муки и покрошенный туда лук.

Выпиваем и ложимся.

Пять кошек у нас уже умерли. Мама хоронила их в садах огородах за домом.

Над каждой рыдала, как над ребенком. Остался один кот. Большой и полосатый. Он, как и новые люди, явился из другого района города. Мы зовем его Хаттаб. Кот очень хочет жить! Ест соленые помидоры! Грызет полусырую, без масла, лепешку.

(Рецепт прост: сода, вода из снега, гнилая мука и разогретая на костре под обстрелом пустая сковорода.) И приносит убитых, обгоревших птиц. У кого-то периодически ворует сушеную рыбу. К счастью, он везучий — не попадается!

Вчера мы отняли у кота Хаттаба кусок рыбы и мгновенно съели!

Во дворе жители поставили круглую большую сеть. Насыпали крошек.

Ловят голубей в самодельную западню.

Ловят, ловят… Только голуби не ловятся.

Сегодня настойчиво били по нашему дому из пушек. С одной и с другой стороны Мы принимали соседок с внуком у себя в спасительной нише коридора. Временами, наоборот, сами перебегали в их коридор — посидеть на полу.

Обстрел длился несколько часов. Снаряды стали попадать к нам во двор.

Каким образом мы живы?!

Своей эрудицией мне заниматься некогда.

Ранний подъем, в 4–5 часов утра.

Ищем, колем, пилим дрова. Готовим в подъезде или дома.

Все делаем, пока не рассвело. (Чтобы не был виден дым. По дымовым точкам бьют! Думают — боевики… Как же. Тут полно мирных жителей!)

Я так устаю, что за «Старшим братом» почти не скучаю…

Патошка-Будур

25 декабря 1999 г

Аза и Лина — лжецы и абсолютные негодяйки! Вышли на свой подъезд и кричат, что мы у них украли муку. Как будто мы ходим в их дом. И вообще в их подъезд?!

Мама даже не ругалась, говорит:

— Кто хочет, пусть идет и смотрит, что мы едим. Какая у нас мука!

Разумеется, смотреть желающих не было. Но «кино» было сделано.

Снова общественное мнение целеустремленно направлено против нас!

Почему такая ненависть? Я ничего не понимаю. Наши окна не выходят во двор. Мы редко видим своих соседей. Их «походами» не интересуемся. В чем дело?

Я не выдержала и крикнула толстой Азе:

— Ей ты, дрянь! Зря моя мама носила тебе еду. Проведывала, когда ты болела! Ты врешь, чтоб с себя грехи снять?

Аза не смолчала, обозвала меня блядью. Пообещала избить.

Мама пыталась затащить меня в подъезд, но я уже разозлилась и продолжила:

— Свою боль ты получишь за клевету! Мой защитник — там!» Я указала пальцем на небо. Последовала — тишина.

Ее подруга — рыжеволосая Лина, что — то зашептала Азе на ухо. Увела ее в подъезд.

Они воровки! Я видела!

Помню, как-то было затишье. Нас не бомбили. Но с улицы раздавалось странное жужжание,

скрежет. Я высунулась из подъезда, бормоча себе под нос:

— Интересно, что за новое оружие… Как нас будут убивать?

И увидела следующую картину: эти соседи шли из чужих нижних домов, груженные мешками, а в руках держали веревку, на которой было около 15 пылесосов, связанных между собой! Пылесосы ехали на колесиках!

Именно этот «паровозик» издавал характерное жужжание.

Соседи не обратили на меня никакого внимания, совещаясь, кому, какой цвет больше нравится и кому что достанется при дележке.

А я подумала, что люди совсем сошли с ума, раз не думают о смерти, а думают о пылесосах в городе, где одни руины…

Стреляют из орудий.

Мама зовет меня в квартиру, в нашу нишу, говорит об опасности. Я не иду.

Стою и смотрю на дом напротив. Туда, где скрылись две женщины, оскорбившие нас ложью. Я вижу: рушатся его этажи. Горят пожары.

Весь дом в черном дыму. Он черен! Его не видно! На месте дома — пустота…

Продолжаю.

Дома.

Еще я нашла замечательные стихи Анны Ахматовой.

Они как будто обо мне.

Заклинание:

 «Не накажи меня разлукой,
 Мой май любви, не накажи!
 Какой-нибудь другою мукой,
 Страх расставанья заглуши!
 На скольких жизненных излуках
 Стучали в грудь мою ветра,
 В каких разливах и разлуках
 До декабря я май ждала?
 И вот декабрь швыряет снегом…
 Не заморозишь, не пугай!
 Ты за весну под снежным небом
 Не накажи меня, мой май!»

Где ты, Аладдин?

Не могу продолжать…

Царевна Полина-Будур

26 декабря 1999 г

Днем я плюнула на все и решила поспать. Нас продолжали обстреливать из пушек. Зато когда я проснулась — стояла полная тишина!

К нам прибегал дядя Валера из среднего подъезда и рассказывал военный юмор нашего двора: Под обстрелом трое «героев» решили выпить: Султан, Николай и дядя Вовка из частного сектора (его дом на углу уже 2 раза горел).

Собрались в квартире Николая, на втором этаже. Но не в комнате, где лежала его парализованная старушка-мать, а в кухне. Выпили. Закусили. Снова выпили…

И в этот момент по нашему дому «долбанули» из пушки. Стена одной из комнат в их квартире вывалилась с вещами на улицу! Старенькая мама Николая выехала на кровати из комнаты в коридор! Попадали полки с посудой… Из мебели сохранился один шкаф!

Остальное, превратилось в щепки. (В это время я спала!)

Но на трех друзьях попадание в квартиру не отразилось. Никто не ранен! Обошлись даже без царапин! Из курток мужчины дружно вытряхивали мелкие осколки и штукатурку.

— А главное, — приплясывал дядя Валера, — не разбилась бутылка водки, крепко сжатая в руках Николая! Всех спасла стена между комнатой и кухней!

Николай с больной мамой сразу переселились в подъезд к Азе, на первый этаж. В дом напротив. Мужчины на новом месте, продолжили свой праздник жизни!

На радостях, что все живы и не ранены, они угостили соседа Валеру рюмкой, а Валера — прибежал к нам рассказать об этом приключении…

Вот какие чудеса!

Нашла стихи в книге, листки из которой идут у бабы Нины на костер. Надеюсь, что запомнила рифму правильно, ведь пишу их теперь по памяти:

 Звенела музыка в саду,
 Таким невыразимым горем,
 Свежо и остро пахло морем,
 На блюде — устрицы во льду…
 Он мне сказал: «Я верный друг!»
 И моего коснулся платья.
 Так не похожи на объятья
 Прикосновенья этих рук.
 Так гладят кошек или птиц!
 Так на наездниц смотрят стройных!
 Лишь смех в глазах его спокойных
 Под легким золотом ресниц…

Это Ахматова.