Александр Беатов - Время дня: ночь

• Название: Время дня: ночь
• Автор: Александр Беатов
• Жанр: Современная проза

В романе "Время дня: ночь" сделана попытка нарисовать картину завершающегося расцвета советского декаданса — той "золотой" эпохи, которую назвали "застойной". В манере, лишённой "пафоса оптимистического соцреализма" вычерчивается бытовая линия круга, в который попадают различные выходцы из ушедшего в прошлое XX-го века. Поиск жизненного смысла, любви, страдание героев, преодоление недугов, преследование властей и противостояние им образуют негативный образ структурной нити, ведущей к сокрытым для первоначального видения горизонтам позитивного преображения читательского взгляда.

В отличие от автора "Мёртвых Душ", побоявшегося отступить от идеи ради правды жизни, создатель романа "Время дня: ночь" не решился предать своё детище огню. Может быть, образы героев Гоголя вовсе не вытянуты из больного сознания перфекциониста, который пытался переделать жизнь, но не нашёл ничего лучшего для разрешения своих сомнений, чем сожжение? Следуя этой логике, автор романа "Время дня: ночь" пришёл к мысли, что и его образы вовсе не являются какой-то новой выдумкой. Он только обрисовал контуры тех, с кем столкнулся в жизни; и если таковыми оказались персонажи, может быть, и не достойные уважения читателя, — за недостатком чего-либо значительного, автор попытался из обыденного создать что-то, вырвав у времени никем не замеченное сырьё и даже использовав свою собственную жизнь как материал для творчества. Художник в самом широком смысле — это "плагиатор жизни", с болью для себя поглощающий и переваривающий её пертурбации, чтобы продвинуть вперёд хотя бы немного то, чему мало кто придаёт значение, или, к сожалению, принимает даже свою собственную жизнь за нечто обыденное. Так ли это?

---

— Как? — вдруг она повернулась к нему, и лист, на текстуре её халата, до сих пор удерживавший его створку, будто бы оторвался от неожиданного порыва. И Саша на миг увидел тёмную вишню, что раньше только слегка выступала сквозь ткань материи, — и, будто ничего не случилось, прикрывшись ладонью, красивое дерево повернуло другой лист на халате, укрывая в тени созревший плод…

— Мы поедем к отцу Алексею… Он поможет нам во всём разобраться. Если, конечно, ты хочешь ехать к нему… со мной… Ты, ведь, никогда у него не была… А по дороге я тебе ещё многое скажу, что хотел сказать давно…

И сев на край дивана он протянул Ольге руку.

Помедлив, она отпустила свою руку от груди и протянула её, обнажая солнечную долину среди листвы.

Их глаза встретились, и он почувствовал, как волна счастья захлестнула его мозг, и он утонул в её голубых бездонных глазах. Он видел, что эта волна не исчезала, а, отхлынув, отразилась в её взгляде, и что Ольга испытала то же. Он держал её за руку. Ещё секунда — и он сказал бы сейчас, не откладывая, что он её любит, приблизился бы и поцеловал. Но она, вдруг, выдернула руку.

Какая-то безуминка мелькнула в её глазах.

— Я не могу, Саша! — Она отодвинулась от него и попробовала прикрыть колени полами халата.. — Как только ты от него ушёл, он позвонил мне… Он предостерегал… Он говорил, что ты сошёл с ума…

— И ты веришь ему? — Почему до сих пор эта мысль не пришла ему в голову? Конечно, Санитар должен был ей позвонить! — Он не хочет выпускать тебя из своих сетей! Ты должна решить: или ты с ним, или… ты…сама… Сама выберешь: с кем ты…

Она снова взглянула на Сашку. И та же дикая безуминка снова вспыхнула в её взгляде. На мгновение она стала тою, которой была когда-то. И этого мгновения было достаточно.

— Тогда пошли быстрее, пока не пришёл Вова…

Она поднялась, и порыв ветра сорвал все листья раньше, чем она убежала в другую комнату.

— Я сейчас! — крикнула она на ходу.

А он представил, как там она легко сбрасывает халат, надевает ту длинную зелёную юбку и рубашку, с длинным воротом, в которых он увидел её впервые…

— Почему должен придти Вова? — спросил он через дверь. — У него же нет телефона.

— Не знаю, — услышал он её голос, — Он может придти…

— Ты этого боишься?

Ольга не ответила.

Всё шло так удивительно легко, что это "может" показалось Сашке малосущественным: разве не достаточно того, что он сумел убедить Олю, и она согласилась с ним поехать? Причём здесь теперь какой-то Вова? Даже если он и придёт…

"Пусть придёт", — подумал он. — "Я и ему всё объясню!"

Ольга вернулась быстро. На ней было лёгкое ситцевое платье. Вместо зелёного стройного дерева — пасмурный куст серого цвета.

Пока она надевала туфли, Саша вышел из квартиры, чтобы вызвать лифт.

Он услышал шорох быстрых шагов на верхнем пролёте лестницы, после чего всё затихло, будто кто-то замер в ожидании.

Саша нажал кнопку на стене. И когда заработал мотор, кто-то наверху сделал ещё несколько шагов.

Прибыл лифт.

— Оля! — тихо позвал Саша, удерживая дверь лифта и опасаясь, что тот, кто наверху, может спуститься в любую секунду и остановить её.

Наконец она вбежала в кабину, и они поехали вниз.

— Я записку для Вовы оставила, — сказала она, — Чтобы он не ждал.

Она стояла против него совсем рядом. Он хотел спросить о том, как Вова сможет прочесть записку — разве у него есть ключ от её квартиры? — но мысли спутались. Раньше Ольга казалась ему выше его ростом.

"Наверное, была на каблуках", — подумал он. — "Теперь она их, видно, не носит… Санитар с Вовой обломали…"

Саша понял, что получился каламбур, но даже не усмехнулся этому и тут же забыл.

Он взглянул туда, где солнечная долина отражала свет волнами дикого ручья и где под серой тенью покрова скрывались две зрелые вишни, и почему-то подумал, что это — их последняя минута — когда они одни…

И тогда он делает шаг, обнимает девушку и целует в губы, которые только ждали, чтобы ответить так же страстно. Он прижимается к её молочной щеке, нащупывает кнопку "СТОП" и возвращает лифт туда, где их кто-то поджидал, но кто теперь бежит вниз по лестнице, чтобы опередить… По дороге назад, к её квартире, оба уже решив, что сейчас будет, и, чтобы не опомниться от безумия и не вернуться к реальности — ещё всё так же страстно целуются, пока, наконец, лифт не останавливается, и они не выходят из кабины…

Они оказываются на улице… У Саши страшно болит голова… У подъезда стоит такси с погашенным зелёным огоньком. Они идут к метро. Он что-то продолжает говорить ей о Санитаре, о Никанорове и чувствует, что солнечный мрак, как когда-то рождает в его сердце холод, отчаяние, тревогу.

"Почему я не поцеловал её в лифте, когда мы были одни?" — думал он, — "Почему я не признался ей во всём?" — думал он, когда их поезд метро уже подъезжал к станции Комсомольская. — "Ведь она этого хотела… Будто кто-то парализовал мою волю!.. И отчего эта неожиданная депрессия? Ведь и сейчас Ольга рядом… Я должен быть счастлив… Сейчас мы сядем на пригородный поезд и уедем вон из Москвы… Мы снова будем одни… Мы пойдём через поля, мимо деревенских домиков… Дойдём до церкви… Там, в сторожке, нас угостят чаем… Потом мы всё решим… Потом мы будем возвращаться обратно… Потом мы снова окажемся одни… Потом мы снова поедем на лифте. И тогда я поцелую её и нажму на кнопку "СТОП"…"

Он поймал себя на мысли, что прокручивает это в голове, не переставая с того самого момента, как они вышли из лифта. Лишь время от времени он повторяет Ольге уже сказанное ранее. И она его слушает, и соглашается, и тоже жалуется на головную боль…

Он оставил Ольгу у табло, с расписанием отправления поездов, всего на какие-то несколько минут, чтобы купить в автомате билеты на электричку. И когда вернулся, то увидел серый куст, с поникшей макушкой, в окружении других, очень похожих существ, имена которых странным образом ещё оставались в его памяти под названиями: Санитар, Людочка, Наташа, Ира. Ему даже показалось, будто кто-то ещё стоял поодаль и слушал, как одно из них назидательно говорило:

— Ты не должна была этого делать! Разве ты забыла, что обещала? Как ты можешь снова возвращаться к старому?

Они обступали её кругом и не давали Саше приблизиться.

— Оля! — Он уже понял, что всё потеряно, но отчаянно сопротивлялся. — Вот билеты! — Он поднял над головою руку с билетами. — Их только два! Едем!

Она робко посмотрела на Сашу и тут же с боязнью отвела взгляд в сторону, куда-то под ноги сновавших вокруг людей.

Хищники угрожающе молчали. Фактом своего присутствия и количеством они брали верх. Он был из другого мира — они его не видели.

— Нет… — робко сказало растение, поворачиваясь к нему отпиленными ветками. — Я не поеду…

— А я — да! — воскликнул в отчаянии Сашка. — И никто не посмеет мне запретить! — крикнул Сашка. — Потому что я духовно свободен! Сейчас я пойду и продам кому-нибудь этот лишний билет!

Удерживая её в кольце, стая двинулась прочь, уводя жертву с собой.

Будто и он, продолжая выполнять чью-то волю, действительно, направился назад, к автоматам, нашёл того, кто купил у него билет, вышел обратно к табло, постоял, недоумевая, как такое случилось, бросил в сторону свой билет. Ветер подхватил его и понёс куда-то, вместе с мусором. Не зная, что дальше делать, Саша побрёл за какими-то людьми, с тяжёлыми сумками, к поездам, вошёл в полупустой вагон. Двери сразу же закрылись за его спиной, и поезд поехал.

12. Шоковая терапия

Электричка довезла его до Загорска, где он опомнился, разобрался, куда попал. Обратного поезда ждать пришлось долго. Но время, будто, сжалось, и Саша снова пришёл в себя, лишь увидев знакомое лицо священника, с которым столкнулся на крыльце приходской сторожки.

Отец Алексей сразу узнал его, хотя видел только раз — когда Сашка приезжал с Санитаром.

— А! Это вы! — воскликнул священник добросердечно. — Я всё знаю! Володя мне рассказал. Заходите… — И он пропустил Сашу, сказавшего в ответ "Здравствуйте!", вперёд, а кому-то из людей, собравшихся у крыльца сообщил, что им придётся немного подождать.

Саша прошёл мимо газовой плиты и старушки, что-то на ней варившей, прямо в комнатку священника и сел на то же самое место, как когда-то. Отец Алексей легко опустил своё большое тело в кресло, у окна, бегло взглянул на юношу, как бы оценивая его душевное состояние по лицу и, будто, собираясь с мыслями, задумался…

Всё тут выглядело так же, как прошлым летом; даже запах плесени плохо и не регулярно отапливаемого помещения, напоминал Саше, что он здесь уже был. Новой была лишь какая-то особая тишина. Она возникла сразу, неожиданно, как только отец Алексей разрешил ей тоже войти. И через эту тишину Саша почувствовал, как душевное спокойствие и умиротворение мгновенно завладели его сердцем.