Ханс Хенни Янн - "Угрино и Инграбания" и другие ранние тексты

• Название: "Угрино и Инграбания" и другие ранние тексты
• Автор: Ханс Хенни Янн
• Жанр: Современная проза

---

Я почувствовал, что мои ноги стремятся вверх по ступеням, что двор за моей спиной замкнулся, а передо мной раскрылась, встречая меня теплом, полутьма круглого помещения. Сверху, через отверстие в неглубоком куполе, проникал скудный свет. Но стены этого помещения проникали в сознание, проталкивали свои квадры к самому сердцу - чтобы поспешить навстречу куполу, приковать его к земле. Сердце мое трепетало от восторга. Я трогал руками стены, которые хотели обнять меня, как возлюбленного. Я ходил по этому кругу, забыв обо всем. Место покоя, которое больше не даст тебе заблудиться в мирской суете... Из этого состояния блаженной стесненности меня вырвала только вторая дверь, расположенная напротив входа. Как часто меня порабощали незнакомые помещения! Но я и на этот раз поддался своей судьбе, поднял бронзовый затвор. Вниз вел проход, тесный и пестрый и светлый. Пестрые камни складывались в мозаичный свод. А внизу оказалось просторно и светло. Круглые колонны перекрыты каменными потолочными балками. Ниши над самым полом, в них - закутанные черные тела. Тела из черного блестящего гранита или базальта. Обнаженные тела, высеченные из черной скальной породы. Безжизненные и полные жизни, немые и все же красноречивые, неприступные, но подобные музыке. Я осмотрел одного, другого, третьего - и заплакал, как отверженный, который познал все наслаждения и потом всё потерял из-за одного греха. Может ли быть такое печальное наслаждение, какое я испытал, такое кровоточащее блаженство, такое обморочное бессилие перед совершенным? О, я прекрасно понимал, что одно из этих черных тел - Энкиду. Одно или другое. Но я его не распознал.

О, Энкиду! Почему я забыл, куда поместил твой образ? О Энкиду, почему я забыл собственное творение? Разве это не мое творение? Разве это место великого сладостно-кровавого спасения - не мое творение, разве это творение другого? Почему же тогда я не бегу от творения другого человека, от его возлюбленного? Почему столь безоглядно ему предаюсь? Ты, Энкиду, - среди этих черных тел. Только я не узнаю тебя... И я наклонился и коснулся губами стопы Одного, и спины Другого, и пупка Третьего, и руки Четвертого... Как это вышло и как сумел я дотянуться до них? Утешенный, зашагал я дальше. Я знал, что поцеловал и его, его тоже: того, кого любил, и от кого давно ушел, и чья плоть росла с тех пор без моего участия, без моего знания о ней.

В конце длинного коридора ступени опять повели наверх. Тревожной тьмой ударило мне навстречу. Границы, казалось, отодвинулись в неизмеримое. Это должна была быть святая святых храма, отображение Вечного и Бесконечного. Висячие лампы едва освещали гигантское помещение, опять-таки круглое. Я поискал глазами образ царя, Бога; но не нашел. Никакого образа не было. Был только камень, закругленный. Только купол, подобный небу, - плоский наверху, а в отдалении круглый. Купол несли на себе стены, росшие ему навстречу. За пределами этого пространства не было никакого Дальше. Так я подозревал. И все же! Кто был тот Дерзкий, Ненасытный, Всезнайка, Выскочка, Неугомонный, Никогда-не-приходящий-к-концу, Богоподобный и тем не менее всего лишь Наказанный, Мучающийся, Преодоленный в каждом его желании, которое было выполнено? Кто - тот Богохульник, что в этой части собора воздвиг орган, чтобы хоть с помощью звуков мог осуществиться прорыв? Нет никакой последней цели. Таким был я. Это творение - последнее и уже изъятое из реальности, продырявленное единственным желанием: его, его найти, Единственного из черного блестящего камня, того, кто силою собственной крови совершал над собой превращение, чтобы дрожать и смеяться, давать и обнимать. Это творение тоже мое: мое небо и мой -рассчитанный на одного постояльца - ад. О Боже, мой Боже! Это творение и есть я. А другой, кто не есть я, - Ты. Но Ты превосходишь меня и мои творения его бытием.

Я стоял в величайшем одиночестве под черным куполом. Стены заключили меня в свое кольцо, изничтожив весь мир. Только меня они не изничтожили, меня - нет. Но дверь за моей спиной вела в крипту с черными телами, среди которых пребывал Он: невеста или друг, мужчина или женщина, Энкиду или черная возлюбленная - безымянная, погребенная в саркофаге, истлевшая или живая, жаркая или холодная как лед... Я быстро и бесшумно покинул храм. Страж почтительно отдал мне честь, когда я проходил сквозь ворота.

На улицах стемнело. Дома вокруг рыночной площади опирались на мощные столбы и колонны. Между двумя колоннами притаилась ведущая вниз лесенка. В погребке можно было поесть и выпить вина. Я надеялся, что найду там себе товарищей - много где побывавших, не принимающих жизнь всерьез. Но я никого не нашел. Хозяин поздоровался, засуетился. Но я был противен самому себе. Я - безымянный, я - сумасшедший. Я - меньше чем человек; я - грешный праведник; я - бесталанный охотник на шлюх... Я вскочил и покинул погребок, даже не поблагодарив, не простившись. Только с лестницы крикнул вниз, обеспокоенному хозяину:

- Я не голоден, есть не хочу. Напиться - вот что мне надо. А ты ленивый олух - у тебя так сразу и не напьешься!

Уже стоя на площади, под аркадой, я снова с мучительной болью понял: что-то кончилось, не оставив после себя ни усталости, ни удовлетворения. И я направился - ни быстро ни медленно, а так, как несли меня ноги, - вниз к гавани. Мне смутно помнилось, что именно туда я прибыл, на корабле...

Маленькая гавань. Круглая акватория, несколько кораблей... Правда, внушительных, широких, с почти круглой носовой частью, только по ватерлинии заостренной - как нож - в оконечности, чтобы разрезать волны. Они стояли на швартовах, расположившись по кругу. А в середине оставалось льдисто-зеленое пространство, которое к вечеру померкло, превратившись в широкую черную дыру. Как вымершее и это место. С трудом прочитывалось: «У. и И. I», «У. и И. II». Так значилось на могучих корпусах. Я мог бы и заранее догадаться. Следующий корабельный корпус в качестве отличительного знака носил римскую цифру III. Меня доставило сюда именно это судно, теперь казавшееся инертным. Слишком инертным, чтобы унести меня прочь. Тайный страх, что я могу стать пленником этих двух островов, явственно отделился от меня, как облачко испарений.

Я хотел снова попасть на борт судна. Но трапа не было, только канат свисал сверху - толстый канат. Я ощупал его; пританцовывая на цыпочках, проверил на прочность; повернулся, подергал волокна: противостоять искушению дольше я не мог. И с трудом начал карабкаться вверх, перебирая руками. Ладони немножко болели. Но я добрался до верху. И перемахнул через ограждение. Почувствовал под ногами доски палубы. Перевел дух. Сердце билось как-то странно, болело. Во мне - парализующий распад. Позволить старому одолеть себя... Растратить силы на бессмыслицу, поддаться судьбе...

Внезапно подошел Пауль, волна горячей крови ударила мне в голову. Но он смотрел на меня с грустью. И сказал только:

- Вы могли упасть в воду.

- С виду это опаснее, чем на самом деле, - сказал я, немного пристыженный.

Тут у него вырвалось, резко и необузданно:

- Чего же вы хотите? Что гонит вас прочь? Почему ваш путь опять повернул к гавани?

Я сказал смущенно, что и сам не знаю. Что не смогу толком ничего объяснить. Просто мне не пришло в голову ничего лучшего, я вроде как почувствовал себя лишним. И заняться мне было нечем. А вечер показался слишком длинным. Я предпочел бы сейчас отправиться домой и впредь вести себя более разумно. Он нахмурил лоб, как если бы был судьей, назначенным вести мой процесс. Сказал уверенно и довольно холодно:

- Ни одно судно не выйдет отсюда в океан. Мы никого больше не ищем, мы не хотим никого искать. Завтра или послезавтра придет последнее судно, чтобы встать здесь на вечную стоянку.

Я был словно оглушен его сообщением. И ответил ему глухим голосом:

- Вы захватили меня в плен. Я совершил ошибку, ибо люблю кого-то, кто сейчас далеко отсюда.

Он посмотрел на меня пустыми глазами, будто не понимая. Рот его скривился в некрасивой улыбке. Он внезапно сказал:

- Нет-нет. - И повторил. - Вы его ненавидите. Ненавидите этого предателя, который всё предал. Вы любили его когда-то раньше, пока вам не пришлось проплакать над ним три сотни ночей. Потом вы его возненавидели. И вы отправились в путь, чтобы его утопить. Теперь ненависть мертва, вы знаете только слово любовь.

Он мертв, мертв, потому что ненависть умерла в вас.

Когда он это сказал, из груди моей вырвался протяжный стон. Я ударил себя по голове, стал рвать на себе волосы. Я кричал:

- Я убил, убил любимого, я сам стал причиной наихудшей и вечной разлуки. Я совершил предательство из-за своего отвратительного всезнайства. Я возненавидел того, кто был мне так дорог.

Я кричал, я бросился на землю, дрожа от тоски и неопределенности.

- Где, где я совершил убийство? И кого, кого я убил, кто тот, кого я любил и ненавидел?