Юлия Нестеренко - «Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков

• Название: «Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков
• Автор: Юлия Нестеренко
• Издательство: Яуза: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-56629-7

Кровавое лето 1942 года. В то время как Вермахт рвется на Кавказ, к грозненской нефти, в тылу Красной Армии готовится антисоветское восстание и свирепствуют банды абреков, во главе которых зачастую стоят бывшие партийные работники и даже «оборотни в погонах». Для связи с националистическим подпольем и ведения подрывной деятельности Абвер забрасывает в Чечню диверсионные спецподразделения, которым противостоит 141-й горнострелковый полк НКВД Лучшие «волкодавы» Берии решают создать ложный отряд, выдав себя за немецких парашютистов, и начать масштабную радиоигру с целью дезинформации Абвера и ликвидации бандподполья…

Советская контрразведка против вражеских агентов и «пятой колонны»! Истребительные батальоны НКВД против гитлеровского Sonderverband Bergmann (отряда особого назначения «Горец»), Чекисты против немецких диверсантов и местных бандитов. Первый роман об оперативниках НКВД в Чечне, основанный на реальных событиях.

---

У меня созрела мысль хотя бы навестить моего друга и принести ему что-нибудь из еды, ведь русский сказал, что посадил Хансена на хлеб и воду. Я обязательно должен сходить к нему, ведь Хансен не побоялся в свое время навестить меня на гауптвахте, когда я сидел там по приказу ревнивого Чермоева.

Итак, я запасся едой для моего друга, но идти туда надо было тайно, ночью, и лучше не одному; с тем, чтобы второй, если понадобится, смог отвлечь часового. Дело в том, что гауптвахта являлась как бы пристройкой к большому, сложенному из базальтовых глыб строению, где располагался оружейный склад, и, как правило, их охранял один человек. Как я знал, в ту ночь должен был дежурить рядовой Саакян, общительный низкорослый солдат-армянин. У нас с ним были неплохие отношения, и я был уверен, что даже в самом худшем случае проблемы вряд ли возникнут. Сначала я предложил Димперу пойти со мной, но в том, видимо, вовсю взыграла его русская кровь.

— А Петров по-своему прав, — заявил Крис, поджав губы. — Хансен сам нарвался из-за своего длинного языка. Знаешь, как говорили у нас в поселке своим детям немецкие матери: «Молчи, а то накличешь беду!»

— А большевики говорят, что тут, в СССР, свобода, — ляпнул я.

Крис только рукой махнул:

— Знаешь, в 37–38-х годах сколько наших из российских немцев было посажено в лагеря или приговорено к расстрелу за антисоветскую пропаганду? А уж с началом войны всех поголовно объявили фашистскими шпионами.

Тогда я попросил Гюнтера, наш alter Kampfer (старший), поворчав для порядка, согласился. И вот часа в два ночи мы вылезли из окна и по крышам добрались до самой гауптвахты.

Затаившись за трубой, мы с фельдфебелем наблюдали за красноармейцем, с винтовкой за спиной обходящим обширное строение вокруг.

«Вот Heimkriger (тюфяк), — подумал я. — Тоже мне охранник. Да его любой диверсант шутя снимет, мальчик даже пикнуть не успеет».

Я приготовился спуститься, как только Саакян завернет за угол и не сможет видеть меня, но вдруг заметил два вынырнувших из тени силуэта с горскими кинжалами в руках. Один из них остался у двери склада, другой крадучись двинулся за часовым. Я жестом показал на них камераду, он дал знак, что тоже заметил.

По команде моего друга мы одновременно сиганули с крыши прямо на головы бандитов. Прыжок Гюнтера можно было бы сравнить с прыжком уссурийского тигра — такой же молниеносный и смертоносный, тяжеленная лапища нашего фельдфебеля мгновенно оглушила абрека, и тот упал почти замертво. У меня не было такого явного физического превосходства над противником, и мне пришлось на несколько секунд дольше провозиться со своим врагом, но в конце концов я тоже заломил ему руку за спину и зажал рот. Бедный Саакян обернулся на нашу возню за своей спиной, сначала даже не сообразил в чем дело, потом заполошно, по-бабьи заорал: «Тревога!» На его вопли сбежались полуодетые бойцы, большая часть из них по приказу Петрова побежала осмотреть вокруг, нет ли других нарушителей, меньшая часть поволокла обоих абреков в штаб.

Рассказывает старшина Нестеренко:

— Каково же было наше удивление, когда в одном из нападавших мы опознали одного из красноармейцев нашего гарнизона, уроженца аула Чеберлой Идриса.

Оказывается, с ним связался один из его родственников, находящихся в банде, и попросил помочь украсть со склада боеприпасы, нехватка которых у бандитов ощущалась особенно остро, ведь вся направляемая для них абвером помощь попадала в руки чекистов.

И вот предатель стоит на допросе у Петрова, злобно сверкая черными глазами из-под насупленных бровей. Тело его напряжено, как у попавшего в западню хищника: кажется, вот-вот клацнет зубами и вцепится в глотку.

— Идрис, не ожидал я, что такой смелый джигит, как ты, предаст нас бандитам, — пытается по-хорошему говорить с ним Петров.

— Терлоев не бандит, а борец за свободу нашей родины! — запальчиво возражает тот.

— Идрис, ты же комсомолец, — говорю я. — Советская власть дала тебе все, выучила тебя, принесла в Чечню новую светлую жизнь.

— Вы не принесли нам новую жизнь! Вы только оскверняете землю наших дедов и убиваете моих братьев! — презрительно скривив губы, буркнул Идрис.

— Советская власть строит у вас школы, больницы, а вы подняли восстание…

— А что это нам дает, кто нуждается в этом? Вы бы лучше оставили нас в покое и не оскверняли нашу землю! — не дослушав, перебил его горец.

— Вы не сможете жить без помощи России!

— Мы всегда жили без вас и дальше будем жить!

— Но адат и шариат устарели, по ним нельзя жить в XX веке! — с полным сознанием своей правоты возражаю я.

— А за эти слова сам Аллах велит мне тебе язык отрезать! Мои прадеды воевали против вас, и я пойду по их пути! — взрывается бурной тирадой чеченец.

— Да. Проблесков коммунистической сознательности ты от него явно не добьешься, — констатирует Владимир.

— Истинные джигиты считают, что уважение и дань предкам — очень важное дело! — не сдается горец.

— Да ну его к черту! Уведите, пока я его прямо здесь не пристрелил! — не выдерживает майор.

Конвоиры подхватывают бывшего красноармейца под локти и выталкивают из штаба, обернувшись, тот орет:

— Шайтан заберет тебя и твоих кяфиров, мои братья еще перережут вам всем глотки!

— А ведь он сын начальника районного НКВД, причем от русской матери, поэтому до сих пор и держал его в гарнизоне, — вздыхает Петров. — Хотя чему удивляться, многие бывшие партийные и советские работники коренной национальности или уже ушли в банды, или тайно связаны с мятежниками. Даже среди работников НКВД есть оборотни. Вот недавно в селе Гухой один милиционер из местного райотдела освободил из КПЗ своих родных братьев, арестованных за дезертирство, прихватил оружие и скрылся.

— Ты не прав, — запальчиво возразил Чермоев. — Большинство чеченцев и ингушей ведут себя как патриоты! Многие вайнахи продолжают честно работать и даже дают вооруженный отпор бандитам. Вот недавно в селе Гуни бандиты хотели угнать колхозный скот. Так группа чеченских колхозников почти два часа вела с ними бой, но отогнала грабителей. Да и в селе Мехкеты в октябре нечто подобное произошло. В селах есть старики, которые в революцию были красными партизанами, они настраивают народ против абреков, призывают сражаться с фашистами и их прихвостнями.

Рассказывает рядовой Гроне:

— Из Центра передали: ждать очередную посылку из абвера ориентировочно в ночь на 30 января, опять груз оружия, боеприпасов и новейшей модификации мин. Наш отряд должен передать наилучшие координаты для выброски груза и оборудовать площадку.

— Отлично, — потирает руки Лагодинский. — Даже не надо тайком добывать сведения на секретном заводе, образцы сверхсекретной продукции абвер сам любезно вышлет нам авиапочтой. Ну, и особая благодарность от меня майору Арнольдту за бесперебойное снабжение боеприпасами. Прямо впору писать на него представление к награде за бескорыстную помощь Красной Армии!

На следующий день наша команда выезжает на большое горное плато над аулом Сержень-Юрт и оборудует там площадку с кострами. Стаскиваем сухой валежник, складываем его в четыре большие кучи и обильно поливаем керосином. Повезло, что погода не очень морозная, и слава богу, на нас не хлипкие вермахтовские шинели, а добротные красноармейские полушубки, но дует холодный влажный ветер, и я все равно мерзну. Точнее, пока работаешь — еще ничего, согреваешься в движении, но стоит только присесть отдохнуть, как холод начинает пробирать до самых костей. Вон Сереге хорошо — настоящий русский мужик: по-молодецки машет топором, аж звон по всему лесу стоит, весь распаренный, красный, полушубок нараспашку, аж пар от него валит! Не отстает от него и Петров, еще и на нас с Куртом успевает покрикивать: «Давай-давай!»

После обеда появляются любопытные чеченские подростки и старик, тоже собирающие в лесу хворост. Мальчишки пытаются общаться с нами наполовину на ломаном русском, наполовину на языке жестов. Старик с косматой седой бородой и в грязном бараньем тулупе, подпоясанном веревкой, производит впечатление полоумного — ничего не говорит, только мычит, как глухонемой, и шарахается от нас. Преклонные года согнули его почти пополам, он опирается на суковатую палку, приволакивает левую ногу, но движется довольно бодро для своих лет. Угощаем чеченцев немецким шоколадом из пайка и просим никому не говорить, что видели нас здесь.

Как только стемнело, прекращаем работу и битком набиваемся в крытый кузов полуторки, жмемся Друг к другу, пытаясь хоть как-то согреться и хоть немного поспать. Прижимаюсь к теплому телу Гюнтера, кладу голову на его плечо, на моих коленях пристраивает свою рыжую кудлатую голову Крис. Надо обязательно поспать, посреди ночи нас вновь ждет тяжелая работа.