Юлия Нестеренко - «Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков

• Название: «Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков
• Автор: Юлия Нестеренко
• Издательство: Яуза: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-56629-7

Кровавое лето 1942 года. В то время как Вермахт рвется на Кавказ, к грозненской нефти, в тылу Красной Армии готовится антисоветское восстание и свирепствуют банды абреков, во главе которых зачастую стоят бывшие партийные работники и даже «оборотни в погонах». Для связи с националистическим подпольем и ведения подрывной деятельности Абвер забрасывает в Чечню диверсионные спецподразделения, которым противостоит 141-й горнострелковый полк НКВД Лучшие «волкодавы» Берии решают создать ложный отряд, выдав себя за немецких парашютистов, и начать масштабную радиоигру с целью дезинформации Абвера и ликвидации бандподполья…

Советская контрразведка против вражеских агентов и «пятой колонны»! Истребительные батальоны НКВД против гитлеровского Sonderverband Bergmann (отряда особого назначения «Горец»), Чекисты против немецких диверсантов и местных бандитов. Первый роман об оперативниках НКВД в Чечне, основанный на реальных событиях.

---

— Тогда почему Советы не подавили это восстание в самом зародыше?

— У Терлоева всюду были свои люди. Его агентом был даже сам министр внутренних дел ЧИ АССР Албогачиев. Многие из руководства только делали вид, что преследуют бандитов, а на самом деле сотрудничали с ними. Помните, как 17 августа вы совместно с бандитами Шерипова легко разгромили Шароевский райцентр?

— Да, нас тогда просто поразило практически полное отсутствие сопротивления!

— Так вот, благодарить за свою легкую победу вы должны начальника отдела по борьбе с бандитизмом ЧИ АССР подполковника ГБ А. Алиева, лично приказавшего их роте (он кивнул на Сергея) накануне уйти из аула. И он же помешал нам поймать вашу группу.

В общем, биография Терлоева очень похожа на биографию Майрбека Шерипова. Надеюсь, и кончит так же! — закончил свой рассказ Владимир.

* * *

Беда подкралась незаметно. Вскоре мы получили из центра радиограмму, что надо готовиться к встрече очередного десанта абверовцев.

Встретим по всем канонам кавказского гостеприимства! Они получат свинцовое угощение, которое вряд ли смогут переварить! — расхохотался Ахмет. Мы не станем стрелять по своим! — сразу резко встал на дыбы Гюнтер. Даже если опять пришлют таких негодяев, как ваши Хайнц и Шмеккер? — прищурился Петров.

Мы должны сообщить в центр координаты для лучшей высадки десанта: место выбирает сам Лагодинский — это окрестности аула, недавно освобожденного красноармейцами от банды.

Примерно треть всех сброшенных с парашютами энкавэдэшники расстреляли еще в воздухе. Но большая часть диверсантов во главе с командиром сели в стороне и смогли выскользнуть из окружения.

Черт побери! Никогда не думал, что подобное сообщение так расстроит нас. Да не в плане того, что почти всех расстреляли. Все убитые при жизни были отменными подлецами, неоднократно участвовали в карательных акциях, и мы согласились со справедливостью возмездия. Нас больше беспокоили ускользнувшие. Они могли информировать Центр о произошедшем, и у командования вновь могли ожить подозрения по поводу нашей благонадежности. Чем грозило это нашим семьям в Германии, вы уже знаете. Ситуация была такова, что наши родные оказались в роли заложников. Причем эта карта была козырной не только в руках гестапо. Мы, конечно, старались не сомневаться в порядочности товарища Лагодинского. Страшно было сомневаться. Если бы он отдал приказ стрелять по десанту, мы бы его выполнили. Но он был мудрый человек и не стал испытывать нас на верность.

Однако через одно испытание мне все-таки пришлось пройти. Один из парашютистов схвачен, и вновь в роли переводчика предстоит быть мне. Конвоир вводит здоровенного детину в разорванной униформе ротенфюрера СС и с синяком под глазом.

— Спроси, как его зовут? — командует Чермоев.

Пленный настороженно вслушивается в мою речь и спрашивает: «Ты немец?»

— Да.

— Тогда какого черта ты здесь делаешь? Ты коммунист?

— Кончайте болтать между собой, — возмущается Чермоев. — Пусть отвечает на вопрос!

— Меня зовут Фриц Швейффер! — заявляет пленный. — Я солдат СС, член Национал-социалистической партии и больше ничего не скажу тебе, большевистская свинья!

Ничего себе экземплярчик! Ну и как это перевести?!

— Он сказал, что его зовут Фриц Швейффер и он солдат СС, — нахожу компромисс я.

Но Чермоев по тону явно чувствует, что тут что-то не так.

— А дальше что он сказал? — тянет он угрожающим голосом. — Вы что, оба собираетесь дурачить меня?!

— Ну, это непереводимый немецкий фольклор, — мнусь я.

— Переводи все! — орут мне оба на двух языках. Вот уж попал между двух огней!

Да пошел этот Фриц к черту. Хочет повыпендриваться перед чекистом — пожалуйста! Посмотрим, насколько его хватит. Монотонным голосом перевожу все их фразы и цветистые выражения. Стандартный набор: Чермоев матерно кроет Гитлера и фашистов, а эсэсман с непередаваемой гордыней говорит о силе германской армии, которая гнала РККА до Волги и до Кавказа.

Кстати, большей части десанта удалось оторваться от преследования НКВД именно благодаря Фрицу; он прикрывал отход своих, отстреливался до последнего патрона, затем сражался врукопашную с навалившимися на него чекистами.

— Сволочь, пятеро наших бойцов из-за него погибли! Своими бы руками придушил! — злится Чермоев.

А эсэсовец только смеется ему прямо в глаза, словно нарочно доводя чекиста до белого каления.

— Я же, — говорит, — не виноват, что вы погнали своих солдат прямо под мои пули! Что же вы, как грамотный командир, не послали их в обход с флангов!

А потом Аслан его чуть прямо в кабинете не пристрелил, когда ротенфюрер начал рассказывать о своих подвигах в борьбе против белорусских партизан. Кстати, по сути своего задания Фриц так ничего и не сказал.

К обеду вернулся из рейда Петров, и они с капитаном взялись за нациста уже вдвоем.

Майор сказал, что «это зрелище не для маленьких детей», и выпроводил меня. Через несколько часов я услышал два пистолетных выстрела в задней части крепости.

Я смог увидеть обоих чекистов только глубоким вечером. Они пришли в обнимку и слегка покачиваясь от выпитого. Но заканчивать пьянку пока не собирались. Послали Нестеренко сбегать к Никитичне еще за парой бутылок самогона и усадили нас пить вместе с собой. Потом к нам присоединились еще пара русских, притащили сало и вареную картошку на закуску.

— Не стесняйся, ешь, — резал мне толстые ломти хлеба и сала Петров, — ты еще пацан, тебе сил набираться надо.

Сами они пили много, закусывали мало.

— Давай, пей, Павел! — обнимал меня за плечи захмелевший Серега. — Пора тебе уже научиться пить как настоящий русский мужик.

— Да куда немчуре до нас! Кишка тонка! — пьяно хохотал один из пришедших по имени Андрей, наливая мне стакан доверху. — Пей до дна, если ты меня уважаешь.

Не помню как, но нетрезвый разговор перекинулся на сегодняшний допрос пленного ротенфюрера.

— Прикинь, этот эсэсовец еще разозлился, когда я назвал его фашистом, — возмущался Чермоев. — Орал, что он национал-социалист и сам презирает фашистов. Как это?

— Самое интересное, что сторонники Гитлера Действительно не любят это слово. Это понятие родилось в Италии. Партия Муссолини заимствовала название из истории Древнего Рима, — начал объяснять я. — Немцы называют себя наци.

— Да какая, к черту, разница, — отмахнулся капитан. — я считаю, что подонок, хвастающийся расправами над партизанами, именно фашист.

— Вы все-таки расстреляли Фрица? — решился спросить я у Петрова.

— А тебе что, жалко его? — подозрительно сощурившись, ответил вопросом на вопрос майор.

Я замялся и опустил глаза. Да, этот ротенфюрер был тот еще экземплярчик и на допросе проявил себя как ярый нацист.

— Немного да, — честно ответил я. — Я просто подумал о его детях, помните, он показывал двоих кудрявых малышей на фотографии. Теперь они остались сиротами.

— Да уж ангелочки-близнецы, — усмехнулся Андрей. — Мальчишки вырастут и станут такими же убийцами, как их отец.

— Зачем вы так говорите? — поежился я.

— Затем, что их папаша вряд ли бы пожалел русских ребятишек.

— Неудивительно, что Гроне жалеет фашиста. Ведь он и сам недавно был таким же. А может, в глубине души и остался? Просто пошел на сотрудничество ради спасения своей шкуры, — усмехнулся Чермоев.

Я просто онемел. Я знал, что Чермоев недолюбливал меня и моих немецких камерадов, но такое услышать не ожидал!

— Я никогда не был таким фашистом, как этот эсэсман! — четко отчеканил я. — Я не совершал никаких воинских преступлений. Я всегда считал, что воевать надо честно и на поле боя, а не с беззащитными стариками и детьми.

— Да, да, в плену вы все быстро учитесь кричать «Гитлер капут» и сразу все поголовно становитесь коммунистами. Мы и не ждали, что ты скажешь что-то иное, — продолжал чеченец. — Правильно, немчура боится — значит, уважает! Чуть что, я и тебя, Гроне, могу расстрелять. Уверяю, рука не дрогнет. Так что смотри мне!

— Я решил сражаться на вашей стороне не из-за страха, а потому, что искренне считаю Гитлера злом для моей Родины и хочу, чтобы поскорее кончилась эта война…

— Ладно, ладно, Гроне, раскипятился, — похлопал меня по колену Петров. — Успокойся, капитан просто пошутил.

— Зато я не шучу! — грохнул кулаком по столу чернявый Андрей. Его явно понесло. — Я прекрасно помню оголтелых молодчиков с закатанными по локоть рукавами, которые расстреливали наших пленных в сорок первом. Да, да, я был у вас в плену, и со мной не цацкались, как мы сейчас с твоими камерадами. Нас били коваными сапогами в зубы и морили голодом в Уманской яме. Как цинично заявил нам ваш эсэсовский офицер, чем больше сдохнет расово неполноценных славян, тем быстрее освободится жизненное пространство для арийского народа.