Нина Эптон - Любовь и французы

• Название: Любовь и французы
• Автор: Нина Эптон
• Издательство: Издательство «Урал Л.Т.Д.»
• Жанр: Культурология
• Год: 2001
• ISBN: 5-8029-0116-0

Российскому читателю предоставляется уникальная возможность познакомиться с серией книг Нины Эптон — английского литератора, искусствоведа, путешественницы,— посвященных любви во всех ее проявлениях и описывающих историю развития главнейшего из человеческих переживаний у трех различных народов — англичан, французов и испанцев — со времен средневековья до наших дней. Написанные ярким, живым языком, исполненные тонкого юмора и изобилующие занимательными сведениями из литературы и истории, эти книги несомненно доставят читателю много приятных минут.

---

Похоже, Лабрюйера так и не полюбила ни одна женщина, но это обстоятельство не сделало его желчным. Он влюбился в мадам де Буаландри (одну из любовниц аббата Шолье); она, вероятно, послужила для него прообразом Артенисы — женщины, многие стороны превосходного характера которой одновременно «занимали и удивляли»,— идеальной подруги, чья дружба способна была перерасти в нечто большее,— живой, скромной, искренней и лишенной суетности, способной на глубокие чувства.

Булонский лес по-прежнему оставался местом диким и отдаленным, но даже знатные дамы время от времени отправлялись туда, чтобы вступить в один из тех недолговечных союзов, которые так и именовались: «свадьба в Булонском лесу».

Когда стараниями Ришелье со сцены были изгнаны непристойные гримасы и выражения, дамы стали ездить в театр, где они аплодировали пьесам величайших драматургов Франции. За всю историю страны их было три: возвышенный Корнель, язвительный Мольер и страстный, поэтичный Расин. В 1680 году был основан театр «Комеди Франсез». Опера же, благодаря Люлли{133}, открыла свои двери за одиннадцать лет до этого события.

В семнадцатом столетии появились три новых типа любовниц и любовников: mignonne[158], или содержанка{134}, скептически настроенный распутник, появившийся к середине века, и галантные abbes[159], которые, спрятав свои тонзуры под сильно напудренные парики, с утонченной фривольностью увивались за знаменитыми красавицами того времени.

(Так как самые знаменитые abbes семнадцатого столетия надолго пережили свой век, я собираюсь рассказать о них в следующей части книги.) К ним почти с полным правом можно добавить четвертый тип, поскольку ему досталась важная роль арбитра во многих любовных интригах: тип directeur de conscience[160], вхожего в дома знатных особ, приставленного ко множеству дам высшего света, дабы присматривать за их душами и руководить движениями их сердец. «Что за восхитительный предлог,— восклицал Лабрюйер,— стать хранителем семейных секретов, находить двери лучших домов всегда открытыми, обедать за лучшими столами, ездить в самых удобных каретах! Directeur de conscience властвует над сердцами женщин, он — поверенный их радостей, печалей, желаний, ревностей и амурных дел. Он заставляет их порывать с любовниками, ссориться и мириться с супругами и пользуется преимуществами «междуцарствий», чтобы сопровождать своих духовных дочерей в Лес[161], в бани, в театр или на воды».

Проституция по-прежнему процветала в ужасающих своей убогостью условиях, ведь до семнадцатого века у мужчин не было правилом обзаводиться сколь-либо постоянными содержанками. Однако эта мода, раз появившись, уже не исчезала. Содержать очаровательную любовницу, окружая ее роскошью, джентльмена семнадцатого века обязывало положение. Профессиональные куртизанки переходили от одного любовника к другому, «покупаясь» за высокую цену,— обычай, доживший до наших дней. Некоторые из этих дам, скопив значительное состояние, выдавали себя за вдов и, пусть и с опозданием, сочетались законным браком. (Эта традиция также дожила до двадцатого столетия.) Замужние знатные дамы, игравшие в азартные игры и жадные до предметов роскоши (вспомните сатирические куплеты о бархате и атласе), не колеблясь, конкурировали с куртизанками, назначая себе цену сообразно своему происхождению, придворному званию и даже влиянию своего супруга в придворных кругах. Мадам де Монбазон, как было хорошо известно всем и каждому, оценила себя в пять сотен луидоров — на этот факт намекала популярная песенка: «с bourgeois пять сотен — даме рубашка».

Однако даже самые отъявленные грешники редко забывали о своих религиозных обязанностях. Дофин и его любовница, актриса Ла Резэн, во время Великого поста питались поджаренным хлебом и салатом, поскольку, как объяснял его высочество, «мы желаем грешить одним способом, но не двумя». Мадам де Мон-теспан регулярно постилась из тех же соображений. Когда распутный коннетабль де Монморанси настаивал на том, чтобы перед смертью его облекли в рясу капуцина, один из его ближайших друзей заметил: «Что за прекрасная идея, клянусь честью,— ведь без хорошей маскировки вам ни за что не пролезть в Царствие Небесное!»

«Чувствами,— писала мадемуазель де Скюдери в романе Клелия,— нужно управлять»; однако большинством ее героев движет слепая страсть. «Любовь, чтобы покорить нас,—говорит Артабан,— не привыкла спрашивать ни согласия воли, ни совета рассудка», а Танжерис признается: «Я делаю лишь то, чего желает страсть, овладевшая мною. Ей я предоставил править моим разумом и душой».

Ярость в любви нашла свое отражение в последних пьесах Корнеля и в произведениях предшественников Расина: Кино, Тома Корнеля и Бойе. В пьесе Кино Амальфреда приказывает убить «неблагодарного», чтобы тот не имел возможности жениться на ее сопернице; взбешенная ревностью навлекает смерть на своего мужа Арсиноя — героиня Бойе; Гесиона у Тома Корнеля так же поступает с Синорикс; мстит за себя Оронте Лаодицея.

С поэтической силой показать опасные, самоубийственные последствия подобных страстей суждено было гению Расина. Действующие лица его пьес — это переодетые в костюмы греческих, римских и персидских принцев и принцесс мужчины и женщины семнадцатого столетия; они одной крови с теми, кто убивал, отравлял, советовался с ворожеями и посещал «черные» мессы. Расин был знаком с Ла Вуазен, и ему были слишком хорошо известны темные глубины человеческого сердца. Никто до Расина не изображал еще садистские инстинкты, физическую жестокость и психологические расправы с таким вдохновением: Пирр и Гермиона, Нерон и Юния, Аталия, Роксана, которая похожа на маркизу де Бренвильер, знаменитую отравительницу, Федра... Неумолимый рок преследует их всех. «Вы любите... судьбу не победить». «Мы бежим к алтарю и, вопреки нашей воле, присягаем бессмертной любви»; впервые мы слышим устрашающий язык эротической одержимости («Венера полностью овладела своей добычей!») и видим муки озлобленной ревности-страсти, облеченные в самую великолепную поэзию, которая когда-либо рождалась на французской земле.

Однако в предисловии к Федре Расин выступает как моралист: «На мысль о грехе здесь взирают с таким же ужасом, как на сам грех. Слабости любви принимаются за реальные слабости. Страсти предстают взорам зрителей только для того, чтобы показать все разрушения, вызываемые ими, а порок описан красочно, дабы зритель мог познать его уродство и почувствовать к нему ненависть. Строго говоря, каждый, кто трудится для блага публики, должен ставить перед собой такую цель».

После такого заключения Расин уже никогда более не возвращался к театру. Две его последние пьесы, написанные для учениц Сен-Сира по заказу мадам де Ментенон, были полны новой, религиозной страсти. «Месье Расин,— замечала мадам де Се-винье,— теперь любит Господа так же, как прежде — своих любовниц» .

С другой стороны, слишком уж утонченный и довольно пессимистичный взгляд на любовь в семнадцатом веке разделяли два друга: герцог де Ларошфуко{135} и мадам де Лафайет, которая, оставив мужа заниматься поместьем, открыла салон в Париже.

Герцог, которому не везло в личной жизни, будучи завсегдатаем салона мадам де Сабле, где постоянной темой дискуссий была любовь, написал книгу язвительных максим, в которой любовь описана как страсть обладания и самое эгоистичное чувство. Его подруга, мадам де Лафайет, дама средних лет, еще в свои девятнадцать писала поэту Менажу: «Любовь — это состояние столь неудобное, что мне доставляет удовольствие заявлять: я и мои друзья свободны от этих уз». Но она была далеко не так пресыщена, как ее друг, и считала, что герцог заходит чересчур далеко (об этом говорят пометки, сделанные ею на полях копии Максим Ларошфуко). К несчастью, эти двое слишком поздно встретились, чтобы она могла заставить герцога изменить его мрачное представление о любви. Полагают, однако, что они вместе работали над романом мадам де Лафайет Принцесса Клевская.

Это небольшое произведение — всего в одном томе (редкий случай для того времени) — появилось в 1678 году, а спустя год было опубликовано в Англии под названием Принцесса Клевская, самый прославленный роман, написанный по-французски величайшими умами Франции. Переведен на английский знатной особой по просьбе нескольких друзей.

Несмотря на скучные исторические отступления, Принцесса — удивительный роман: суровое, скрупулезное изучение страсти, ревности и стоицизма, почти лишенное описаний внешней обстановки, сжатое, как классическая драма. Фабула довольно проста. События разворачиваются при дворе Валуа только потому, что было модно выбирать в качестве времени действия романов любую эпоху, кроме той, в которой жили авторы. За целомудренной принцессой Клевской, выданной замуж за человека, которого она уважает, но не любит, ухаживает блестящий красавец герцог де Немур. Ответное чувство рождается в душе принцессы против ее воли. На протяжении всего романа влюбленные не обмениваются даже поцелуями — внутренняя драма героев предстает столь живо, что в описании внешних ее проявлений нет нужды. Принцесса с ее высокоразвитым чувством долга по отношению к мужу — личность для той эпохи уникальная. Ее потребность в правде и искренности столь велика, что она рассказывает супругу о своих чувствах к герцогу; это шокировало читателей, не веривших, что такая женщина может существовать. Но исповедь принцессы не спасает положения. Муж, снедаемый ревностью, подсылает к жене шпионов (которые превратно истолковывают действия и герцога, и принцессы) и в конце концов умирает, уничтоженный страстью. Теперь принцесса свободна, но вместо того чтобы выйти замуж за герцога, она становится монахиней. Почему? Потому, говорит принцесса де Немуру, что она не верит в возможность продолжения любви. Любовь длится, пока не удовлетворено физическое влечение, а мысль о том, чтобы оказаться брошенной, для нее невыносима. Высокомерная, аристократическая позиция героини напоминает взгляды Корнеля, тогда как обжигающее душу описание ревности ближе к Расину. Кстати, оба драматурга были лично знакомы с мадам де Лафайет.