Нина Эптон - Любовь и французы

• Название: Любовь и французы
• Автор: Нина Эптон
• Издательство: Издательство «Урал Л.Т.Д.»
• Жанр: Культурология
• Год: 2001
• ISBN: 5-8029-0116-0

Российскому читателю предоставляется уникальная возможность познакомиться с серией книг Нины Эптон — английского литератора, искусствоведа, путешественницы,— посвященных любви во всех ее проявлениях и описывающих историю развития главнейшего из человеческих переживаний у трех различных народов — англичан, французов и испанцев — со времен средневековья до наших дней. Написанные ярким, живым языком, исполненные тонкого юмора и изобилующие занимательными сведениями из литературы и истории, эти книги несомненно доставят читателю много приятных минут.

---

Для достижения красоты стали применяться действительно жестокие средства: дамы мужественно терпели боль, когда им шлифовали кожу до крови; чтобы избавиться от прыщей, они глотали песок и пепел{71}; выбривали лоб и высоко зачесывали волосы на затылке. Это, по их мнению, придавало им очень модный философический вид.

Хотя возвышенным идеалом красоты того времени была любовница Генриха II, величественная Диана де Пуатье, мужчины были склонны отдавать предпочтение душе pucelle и нетронутому телу пятнадцатилетней девочки. Это была реакция на средневековое почитание зрелой дамы. (Лишь немногие, подобно Гийому Буше, заявляли, что постыдились бы представить гостям в качестве супруги столь юное и глупенькое создание.) Клеман Маро пел: «Что ни ночь, то я вижу во сне мою любимую с ее стройным, девственным телом». Ронсар был не столь привередлив. «Я люблю пышных красавиц ничуть не меньше, чем худышек»,— писал он и простодушно добавлял: «Я люблю заниматься любовью, я люблю женщин и люблю изливать в стихах свой любовный пыл».

В целом, женщины питали склонность к чересчур пышным одеждам: длинным широким юбкам и — во второй половине столетия — жестким кружевным воротникам-жерновам, завезенным из Италии Екатериной Медичи.

Рабле, очень близко знавший прекрасный пол, описал, как пожелали одеваться дамы из придуманной им утопической Телемской обители, девизом которой было «делай что хочешь». Немногие писатели до и после него проявляли такую скрупулезность в описании.

«Они (женщины) носили алые или красные чулки, которые заходили на три пальца выше колена,— кайма была из вышивки или прошивки. Подвязки были цвета рукавчиков и охватывали колено сверху и снизу. Башмаки, легкие и домашние туфли делались из лилового или красного бархата. Поверх рубашки надевали лиф из шелкового камлота, к которому полагался кринолин из белой, красной, серой или бурой тафты, сверху — юбку из серебряной с золотыми прошивками тафты или, смотря по желанию и в соответствии с погодой, юбку из атласа, шелка, или Дамаска, или же из оранжевого, коричневого, зеленого, пепельного, синего, желтого, палевого, красного, кирпичного и белого бархата, а то еще из парчи, золотой или серебряной, с канителью и вышивкой, в зависимости от праздников. Далее, смотря по сезону — плащи из вышеназванных материалов или из сукна, саржи и т. д.

Летом вместо плащей они носили иногда короткие мантильи из таких же материалов, а иногда мавританские курточки лилового бархата с золотым шитьем поверх серебристого бисера или с золотыми шнурами, украшенными по швам индийскими жемчужинами. На шляпе всегда красовался султан из перьев под цвет рукавчиков с золотыми блестками. Зимой верхние одежды украшались драгоценными мехами, как-то: рысью, черным енотом, калабрийской куницей, соболем и т. д.».[93]

Знаменитые vertugades (vertu gardien){72}, или фижмы, вошли в моду в 1530 году и вскоре стали объектом колкостей, подобно hennins[94] предыдущей эпохи. В конце концов фижмы признали общественным злом. Были изданы королевские эдикты, направленные против их ношения. Политические беженцы могли использовать эти юбки в качестве убежищ. Гугенот герцог де ла Форс{73} был обязан жизнью даме, спрятавшей его под своими фижмами. Как обычно, дамы находили способы обойти закон, пока им не стало угодно изменить моду по своей доброй воле. Например, в Эксе вдова некоего сеньора Аакоста, носившая фижмы такой ширины, что ее обвинили в подстрекательстве к мятежу, дала слово судье, что «ненормальная ширина ее бедер», послужившая поводом для иска,— просто дар природы. Судья расхохотался и вынес изобретательной женщине оправдательный приговор.

Маргарита Валуа, супруга Генриха IV, нашла новое применение этой моде. Она носила особенно широкую юбку, снабженную кармашками, в каждом из которых могла поместиться небольшая коробочка. В каждой из коробочек хранилось забальзамированное сердце умершего любовника королевы Марго,— похоже, ей либо просто не везло на любовников, либо она была столь пылкой, что ее возлюбленные не жили долго. Перед тем как лечь спать, Маргарита вешала свою жуткую юбку в шкаф, стоявший позади ее кровати, который запирался на крепкий замок.

У Маргариты Валуа были черные волосы, и, поскольку в моде были блондинки, она нуждалась в значительном количестве светлых волос для париков. Но вместо того, чтобы посылать людей рыскать по деревням, выискивая крестьянок с белокурыми косами, как это в обычае и по сей день, королева предпочитала иметь под рукой запас волос, в которых не водились паразиты, и поэтому нанимала светловолосых лакеев, которые время от времени обязаны были жертвовать свои локоны в пользу эксцентричной госпожи.{74} В том, что королеве в ее будуаре прислуживали лакеи, никто не видел ровным счетом ничего необычного, поскольку половая распущенность, царившая при дворе, достигала немыслимых масштабов. Придворным помогали раздеваться очаровательные горничные, а лакеи исполняли обязанности камеристок у принцесс...

Впечатление было такое, что «интересное положение» стало обычным состоянием для дам, а наряды мужчин были столь же вызывающими. Монтень клеймил позором их нижнюю одежду, бесстыдно подчеркивающую линии тела.

Мода, касавшаяся интимного туалета, в течение века также претерпевала изменения. В первой четверти столетия, как сообщает Жан де ла Монтань в своем Source et origine des с — sauvages et la maniure de les apprivoiser{75}, вышедшем в Лионе в 1525 году, считалось элегантным быть чисто выбритым. Придворные дамы удаляли нежелательные волосы и с верхней, и с нижней половины тела. Однако двадцать лет спустя мода снова переменилась, и Соваль говорит, что они использовали специальную помаду, отращивая волосы непомерной длины на интимных частях тела, так что в них можно было вплетать разноцветные бантики и «закручивать, как усы сарацина».

Дамы стали надевать больше нижнего белья: были изобретены штанишки. Должно быть, это открытие было сделано Екатериной Медичи, когда она однажды решила ехать на охоту, сидя в дамском седле. Супруга Генриха II была небольшого роста и не могла похвастать очаровательной внешностью, только ее стройные ноги были красивы. В ветреную погоду, когда порывы ветра высоко взметали юбки королевы, взорам придворных представало исключительное зрелище. Итак, дамы начали носить штаны, называвшиеся cahons. Читатель может подумать, что блюстители нравственности одобрили столь приличное решение проблемы, вызванной ветреной погодой. И ошибется. «Женщине подобает под юбкой оставлять свои ягодицы голыми,— говорили они.— Она должна не присваивать себе мужскую одежду, но оставлять свой зад обнаженным, как полагается ее полу». Однако другие, как Анри Эстьенн{76}, одобряли такое нововведение. «Эти cahons полезны для женщин — они способствуют опрятности, предохраняют от холода и пыли, а в случае падения с лошади не позволят людям увидеть лишнее. Они также в некоторой степени защищают дам от распутных молодых людей, которые, втихомолку запустив руку под юбку женщине, не смогут больше прикоснуться непосредственно к ее телу». Не похоже, чтобы эта мода добралась до менее состоятельных слоев общества — об этом убедительно свидетельствует поэма Ронсара об amours пастуха и его пастушки; последняя не носила под юбкой абсолютно ничего.

Мужчины носили дублеты, затканные золотом и серебром, и короткие штаны из бархата. Их костюмы были столь же дорогими, как и женские платья, и своим нарядам влюбленные придавали значение столь же важное, как и в средние века. Марсь-яль д’Овернь в ArrKts d'amour[95] подробно останавливается на мелких ссорах из-за подарков — нарядов или драгоценностей, а Луиза Лабе{77} писала о «прелестных изобретениях — новых одеждах, которые доставляют так много радостей любовникам. Надушенные рубашки, модные шляпы... все, что нас привлекает в мужских и женских нарядах, может способствовать зарождению нежного чувства!» Одежда — часть общей гармонии, которой упивается любовь. «Это тоже ради любви — рыцарские турниры и серенады, утренние и вечерние, ради любви мы сочиняем комедии и трагедии, придумываем маски и игры!»

Драгоценностей носили множество — не только как самостоятельные детали туалета, но и для украшения прически и одежды. Бриллианты сверкали на париках придворных дам и на диадемах невест, когда они шли в церковь в голубых мантиях, обшитых жемчугом. Франциск I носил только костюмы, отделанные кружевами и сплошь расшитые драгоценными камнями. Более того, он был очаровательным собеседником и trus galant[96] — утонченным любовником эпохи Ренессанса, унаследовавшим от трубадуров уважение к даме.

Глава 3. Великие любовники

Галантная любовь: Франциск I

Даже на портретах, написанных в последние годы жизни короля, в его глазах заметен насмешливый огонек; у него чувственный, ироничный рот, слегка искривленный хитрой усмешкой. Эта смесь чувственности и тактичности типична для него, для Маргариты Наваррской — его сестры-писательницы, и в целом для Ренессанса. Но Франциск — читавший Ама-диса и обладавший литературными способностями — упрямо сохранял в себе остатки средневекового рыцарства. Он обожал женщин, но «скромно и с умеренностью», говоря словами его современника-хрониста. Женщины украшали его двор, но никогда не управляли им, и он заставлял своих буйных придворных относиться к ним уважительно.