Владимир Мавродин - Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века)

• Название: Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века)
• Автор: Владимир Мавродин
• Издательство: «Наука»
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5-02-026834-8

Данная работа преследует своей целью обрисовать историю одной из частей Украины, а именно Днепровского Левобережья, с древнейших времен и до второй половины XIV в., т. е. до захвата Левобережной Украины Литвой.

… я попытался поставить и в какой-то мере подойти к разрешению ряда вопросов (например, о древнейшем населении Днепровского Левобережья и о его связи со славянами, об этногенезе славян, о разложении первобытнообщинного строя и развитии феодализма, о роли Хазарского каганата и тюрко-яфетических племен лесостепной полосы и степей Причерноморья в жизни и быте населения Левобережья, о формировании украинской народности на территории древней Северской земли, о наиболее слабо изученном времени татарского владычества на Украине и др.), не затронутых или неправильно разрешенных моими предшественниками: П. Голубовским, Д. Багалеем, В. Ляскоронским, М. Грушевским, Р. Зотовым и др.

---

И все же установка берет свое: все известные по летописям народные выступления были истолкованы как восстания смердов.

Восстания смердов, протекавшие в оболочке движения волхвов, кончились, не внеся никаких существенных изменений в общественную жизнь Древней Руси.[1256]

Гораздо большую роль в общественно-политической жизни Древней Руси сыграли городские восстания. В. В. Мавродин рассмотрел киевское восстание 1068 г. В ходе этого восстания нашли общий язык «простая чадь» Киева и спасавшиеся от половцев жители окрестных сел, которые на вече выдвигали свои требования.[1257]

Еще большее значение имело восстание 1113 г., которому предшествовало распространение ростовщичества, закабаление населения. Вначале это грандиозное антифеодальное восстание было направлено против наиболее ненавистных носителей зла: тысяцкого Путяты и сотских, т. е. бояр, возглавлявших княжескую городскую администрацию, ростовщиков. Но затем восстание стало принимать характер, опасный для всех категорий господствующей феодальной верхушки, — для князей, бояр, монастырей. Это обстоятельство и побудило Мономаха согласиться принять киевский княжеский престол. Еще до своего приезда в Киев Мономах созвал важное совещание в селе Берестовом, под Киевом. Это было совещание богатых и влиятельных, близких к князю бояр. Результатом этого совещания явился «Устав» Владимира Мономаха, который ограничивал ростовщичество.

Ученый анализирует «сложную и тонкую» социальную политику Владимира Мономаха, направленную на то, чтобы утихомирить «людей». Эта политика характеризует его как крупного государственного деятеля с редким для феодала умением отказаться от второстепенного, от частного, для того чтобы сохранить важнейшее.[1258]

Восстание 1113 г. было наиболее крупным проявлением классовой борьбы на юге Руси в период феодальной раздробленности. Но, по В. В. Мавродину, феодализм рос и расширялся; продолжалось и движение смердов и горожан. В. В. Мавродин пишет о событиях 1146 г. в Киеве, которые, по его мнению, говорят о возросшем значении киевлян — ремесленников и торговцев — в политической жизни Киевской земли. Большую роль начинают играть вечевые сходы «киян».

Исследователь анализирует и события, связанные со смертью в Киеве Юрия Долгорукого: восстание сельского и городского люда по всей волости во время убийства боярами Кучковичами в 1175 г. в Боголюбове, под Владимиром, князя Андрея Боголюбского.[1259]

Особое внимание исследователь хочет уделить народным движениям в Галицкой Руси, которые историками незаслуженно оставлялись в тени.[1260]

Итак, по заключению В. В. Мавродина, в Киевской Руси имели место два «рода проявлений классовой борьбы: 1) восстания смердов, принявшие форму движения волхвов (XI в.), характеризующие начальный этап развития феодализма, и 2) восстания городского люда, „простой чади“».[1261] Дело в том, что с развитием ростовщичества и закабаления городских низов центр классовой борьбы переносится в город, где сосредоточивается более сплоченная и активная масса феодально-зависимого населения. Но выступления горожан против феодалов служат сигналом к восстанию угнетенного и эксплуатируемого сельского «людья»; в каждом крупном городском восстании можно установить участие смердов.[1262]

В таком виде концепция В. В. Мавродина ближе к подходу Б. Д. Грекова, который также видел подобную последовательность в развитии классовой борьбы, чем к воззрениям М. Н. Тихомирова, искусственно разделявшего «крестьянские» и городские движения.[1263]

Каковы же были результаты классовой борьбы? Эта борьба заставила господствующий класс отказаться от обычного права, от «закона русского», и создать феодальное законодательство. Она же побудила феодалов создать более совершенную, распространившуюся в дальнейшем по всем русским землям форму организации государственной власти.[1264]

Для того чтобы держать народную массу в повиновении, эксплуататорское меньшинство создает сложную и сильную организацию вотчинного и княжеского управления, а это, в свою очередь, приводит к усилению феодальной раздробленности.

И, наконец, классовая борьба во многом определила специфические особенности развития феодальных отношений и своеобразие форм политической жизни в каждом из образовавшихся русских княжеств и в каждой из боярских республик.[1265]

Интересно, что в работе 1956 г. В. В. Мавродин обнаруживает и другие последствия классовой борьбы. По его мнению, в Киеве восстания 1068 и 1113 гг. едва не привели к установлению вечевого строя, аналогичного тому, который с течением времени стал господствовать в Новгороде. Князья вынуждены были заключать ряд с горожанами, целовать им крест, считаться с тысяцкими, поставленными не ими, а самими горожанами; большую роль начинают играть вечевые сходы, решающие важнейшие дела, приглашающие и изгоняющие князей, оказывающие им поддержку или, наоборот. Так было в Смоленске и Полоцке, Чернигове и Галиче. Не приходится говорить о Новгороде. На вече собиралось все свободное население города, а иногда и «пригородов», т. е. других, нестольных городов земли. «Лаврентьевская летопись» под 1176 г. указывает на давно сложившийся порядок.

Наряду с княжескими воеводами все большее значение приобретают тысяцкие, возглавлявшие городскую тысячу, т. е. городских «воев», имевших свою «тысяцкую» организацию. В нее входило все городское население, способное носить оружие. Городской полк чаще всего носил название по наименованию города: «новгородцы», «кыяне», «смольняне», «куряне» и т. п. Тысяцкие и посадники, опирающиеся на горожан, на тысячу воев, приобретали большое значение в политической жизни Руси. Росло и значение городских полков, подчас отодвигавших на второй план княжескую дружину.[1266]

Как видим, научные взгляды В. В. Мавродина развивались в контексте советской философской и исторической мысли. Ученый не только учитывал, но и впитывал те теоретические построения, которые исходили «сверху», старался их осмыслить.[1267] Опираясь на эту теоретическую платформу, он вместе с другими историками созидал концепцию, через призму которой воспринимался начальный период нашей истории. Но было бы досадной ошибкой не видеть индивидуальности в подходе ученого к Древней Руси, несмотря на видоизменение со временем его взглядов. Эта индивидуальность проявлялась, прежде всего, в стремлении избежать крайностей в восприятии древнерусской истории, в частности — ее слишком ранней «феодализации».

Творчество Мавродина в этот период оказалось под мощным обстрелом критики, которая далеко не всегда была взвешенной и продуктивной. В ряде рецензий, написанных К. В. Базилевичем, С. А. Покровским, Н. Л. Рубинштейном, его обвиняли в крупных ошибках, ошибочных выводах (в частности, в вопросе о роли варягов в Киевской Руси[1268]), недостаточном знакомстве автора с марксистско-ленинской теорией государства и т. д.[1269]

Оказался Мавродин в эпицентре и еще одной «дискуссии», которая также значительно повлияла на его научную судьбу и биографию.

25 декабря 1951 г. газета «Правда» опубликовала статью П. В. Иванова «Об одной ошибочной концепции». В статье были подвергнуты критике взгляды известных ученых В. А. Пархоменко и М. И. Артамонова на «хазарскую проблему». Суть критики сводилась к тому, что «Хазарский каганат — примитивное государственное образование» — не мог влиять на создание Древнерусского государства.

Был издан сборник статей, целью которого было стремление преодолеть «последствия „вульгаризаторских псевдомарксистских концепций Н. Я. Марра в археологии…“». Автор одной из статей — Н. Я. Мерперт — обрушивался не только на М. И. Артамонова, но и на В. В. Мавродина.[1270]

С не меньшим энтузиазмом наносил удар Б. А. Рыбаков. Он сделал далеко идущий вывод о том, что «хазарская теория постепенно подменяла собой устаревшую норманскую теорию, строительство Русского государства начинают связывать не с варягами, а с хазарами». А дальше и наносил свой удар, отмечая, что с особой силой влияние «хазарской теории» сказалось в работах В. В. Мавродина.[1271]

Вся эта критика, обвинения в «норманизме» и приверженности «хазарской теории» в период борьбы с космополитизмом, «ленинградское дело» и т. д. носили отнюдь не безобидный характер.[1272] Тучи над ученым сгущались. В его личном деле есть примечательный документ, в котором сказано, что «на протяжении с 1941 по 1949 гг. он был деканом и в своей работе допустил серьезные ошибки, за что парторганизация исторического факультета вынесла ему выговор без занесения».[1273]

В апреле 1949 г. он был назначен директором Исторического НИИ, а с поста декана снят.[1274]

В марте 1951 г. Мавродина освободили от заведования кафедрой. Эти обязанности были временно возложены на доцента В. Г. Брюнина.[1275] Мы, наверное, никогда не узнаем подробностей возни вокруг ученого, но для понимания ситуации интересен документ, который также попал в его личное дело. Из Министерства высшего образования пришла телеграмма: «Прошу сообщить время и подробно причины освобождения Мавродина от обязанностей заведующего кафедрой».[1276]