Валентин Черных - Свои

• Название: Свои
• Автор: Валентин Черных
• Издательство: Ред Фиш; Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-901582-49-7

Все начинается с литературы. И кино тоже. Валентин Черных — писатель и сценарист, но произведениям которого снято более тридцати кинофильмов, многие из них уже давно любимы зрителями — «Москва слезам не верит», «Выйти замуж за капитана», «Любить по-русски» и др.

В этот том вошли все новые произведения Валентина Константиновича, одно из которых тем не менее уже экранизировано. В ноябре зрители увидят новый фильм «Свои» по сценарию Валентина Черных.

---

В Берлине была последняя пресс-конференция.

— Директор студии, представляя вас, сказал, что вы не только актер, вы сняли свой первый художественный фильм как режиссер. И ваш фильм имел успех.

— Я актер, который стал режиссером, оставаясь актером.

— Неточный ответ, — сказал мне вечером ТТ. Мы теперь каждый вечер ужинали у него в номере, набирая колбас и салатов. — У тебя дома тоже будут брать интервью. Что значит — актер, который стал режиссером, оставаясь актером? Ничего не понять. Если хочешь стать режиссером, надо отвечать: нет, я не актер. Я режиссер. Меня попросили исполнить главную роль, и я это сделал. Как — судить вам. Но я режиссер и готовлюсь к съемкам следующего фильма.

— Но я актер, — возражал я.

— Никакой ты не актер, — отмахнулся ТТ. — Кто тебя знает, как актера? Никто.

— И как режиссера тоже никто.

— А режиссеров вообще никто не знает. Выступая по телевидению, по радио, ты должен внедрить в сознание, что ты режиссер.

— В чье сознание?

— В сознание тех, кто будет решать, дать тебе постановку фильма или не давать.

В аэропорту режиссеров и актрис встречали администраторы съемочных групп, ТТ — его помощник, услужливый молодой человек, меня никто не встречал.

Режиссеры попрощались с ТТ, пожав руку, актрисы поцеловали в щеку, все сказали друг другу:

— Было очень приятно!

— Мне тоже.

— Все прошло великолепно.

— Мне тоже так показалось.

— Вы нам очень понравились.

— Вы очень милые девочки.

— До встречи.

— До встречи.

Режиссеры и актрисы пошли к машинам. Актрисы обернулись у выхода, улыбнулись и помахали ручками.

— Спасибо, — сказал я ТТ.

— За что? — спросил ТТ.

— За науку. За эту поездку я больше стал понимать о людях и о кино.

— На здоровье, — ответил ТТ и спросил: — Тебе они предложили поехать вместе?

— Не предложили.

— Запомни.

— Запомню.

— Тебе куда?

— В общежитие.

— Вначале отвезут меня, потом тебя, — сказал ТТ. Он жил в центре, на улице Горького.

Меня довезли до общежития. Возле телефона переминались девчонки с актерского и киноведческого, ожидая своей очереди позвонить. В коридорах пахло жареной картошкой, селедкой и папиросным дымом.

На следующее утро я, как обычно, сходил за газетами, чтобы прочитать после завтрака. Просматривая «Правду», я на четвертой полосе увидел себя на фотографии из фильма. Рецензия была почти восторженной, меня хвалили. Я прочитал рецензию несколько раз, и у меня вдруг появилось почти детское ощущение легкости. Я знал, что буду делать днем и что у меня все получится.

Позавтракал бутербродами с немецкой колбасой и чаем «Липтон». Надел новую шелковую рубашку, ботинки «Саламандра», тогда я считал, что «Саламандра» — лучшая обувная фирма в мире, может быть потому, что тогда других фирм, кроме советского «Скорохода», я еще не знал. Легкая куртка не сковывала движений, и я тогда тоже впервые осознал, почему зарубежные мужчины так элегантно непринужденны. Они носили удобную, подобранную по своим стандартным или нестандартным телам одежду, а мы покупали что было, подкорачивали, подшивали, сужали.

УРОКИ МАСТЕРОВ

Я хорошо усвоил уроки Афанасия, который всегда привозил из-за границы подарки секретаршам, референтам, своим ассистентам. Секретарша кафедры получила красивую коробку шоколадных конфет и почти мгновенно переменила ко мне отношение, благожелательно сообщив, что Классик будет во второй половине дня, это меня устраивало на данный момент. Я зашел к Альбине, заведующей аспирантурой. Ее историю мне рассказал Афанасий. Я еще долго пользовался информацией Афанасия, как теперь мои ученики используют мою информацию.

Альбина была любовницей ректора института. Когда-то они вместе работали в нашем посольстве в Вашингтоне, кем она служила в посольстве, никто не знал, даже Афанасий. У нашего ректора, тогда атташе по культуре, и Альбины возник роман. Его предупредили, он не послушался, и его отправили на родину и назначили заместителем председателя Госкино по международным связям. Когда вернулась Альбина, он взял ее к себе референтом.

По-видимому, его снова предупредили, но он снова не послушался. Назначение ректором института было понижением. В учебное заведение переводили перед пенсией, а он, тогда сорокалетний, еще полный сил, мог сделать карьеру или в МИДе, или в разведке. То, что Альбина перешла в институт вместе с ним, уже посчитали чуть ли не вызовом системе. Конечно, он мог развестись, но его жена, дочь одного из заместителей председателя КГБ, давно болела, регулярно лежала в психиатрических клиниках, и, как считал Афанасий, развод мог ее превратить в обычную сумасшедшую.

Роман ректора и Альбины у студентов вызывал восхищение, у преподавателей — понимание, до тех пор пока в издательском отделе института не появилась чем-то похожая на Альбину блондинка, только на двадцать лет моложе. Это произошло совсем недавно. Иногда Альбина неделями не приходила в институт, говорили, что начала пить.

Я вошел в ее кабинет. На столе перед Альбиной лежала газета «Правда» с рецензией. Я сразу увидел, что абзац с моей фамилией обведен красным фломастером.

— Сколько экземпляров газеты купил? — спросила Альбина.

— Три.

— Актеры, о которых пишут в газете, скупают чуть ли не весь тираж. Поздравляю. Успех на тебя подействовал благотворно.

— В чем это выразилось?

— Во взгляде. Женщины всегда чувствуют победителя.

— Спасибо. — И я протянул завернутый в подарочную бумагу и перетянутый бумажной розовой лентой сверток: — Привет из Германии.

Альбина развернула бумагу. Фарфоровая коробка с притертой пробкой, заполненная дорогим английским чаем, и сегодня, когда есть почти все, что мне хочется или нравится, меня бы обрадовала. Альбина улыбнулась, любуясь белым фарфором, расписанным яркими цветочками, открыла крышку, втянула запах чая и сказала:

— С бергамотом. Мой любимый сорт. ТТ сказал, что я люблю с бергамотом?

— Да, — признался я.

— Вы обо мне говорили?

— Вы ему очень нравитесь. И мне тоже, — добавил я.

— Я тебе в матери гожусь.

— Когда вы идете по коридору, как-нибудь оглянитесь — вы увидите, какими взглядами вас провожают студенты.

— Какими?

— Совсем не сыновними.

Альбина надела очки и, может быть, впервые за годы моей аспирантуры внимательно на меня посмотрела и опустила глаза. Тогда ей было только слегка за сорок, как я теперь понимаю, это лучший женский возраст.

— Классик просил меня подготовить приказ о твоем отчислении из аспирантуры, — сказала Альбина.

— Я готов. За этим и пришел.

— Напиши заявление, чтобы тебе продлили срок сдачи диссертации на месяц. Я попрошу у ректора.

Она взглянула на меня, пытаясь, вероятно, определить, насколько я знаю о ее изменившихся отношениях с ректором.

— Я не успею.

Альбина задумалась.

— У тебя есть деньги? — вдруг спросила она.

— Сколько? — спросил я, не очень понимая такого поворота в разговоре.

— Рублей триста.

— Есть.

— На киноведческом есть некто Венечка Швырев. Он пишет за других дипломы и диссертации. Заплати ему и забудь.

По-видимому, я долго молчал, и она предложила:

— Если нет денег, я одолжу. Отдашь, когда заработаешь.

— Есть сомнения…

— Какие?

— Он поможет один раз, а потом всю жизнь будет мне об этом напоминать. И я, боясь скандала, буду всю жизнь ему платить.

— Интересное предположение. Я знаю, как минимум, пятерых, которым он или писал, или переделывал диссертации, и ни одному такая мысль не пришла. Не боись. Во-первых, что-то ты все-таки написал. Обычно Венечка печатает сразу на машинке. Тебе надо представить три экземпляра. Больше четырех экземпляров его машинка не берет. Да он и не печатает четвертый, экономит на бумаге. Но все-таки, когда будешь брать диссертацию, спроси и четвертый экземпляр.

— Все-таки я попробую написать сам.

— Не напишешь, — сказала Альбина. — У тебя нет культуры исследований.

— А может, и не надо? ТТ говорил, что в киногруппах только смеются над очень учеными. Актера берут не потому, что у него есть диссертация, да и режиссера тоже.

— А тебе что, очень важно, что и кто о тебе будет говорить? Секретари ЦК защищают диссертации, потому что ученая степень хоть как-то определяет стоимость человека, не случайно за степень доплачивают. К тому же ты не все время будешь сниматься или ставить. Простои иногда растягиваются на годы. Ученая степень всегда прокормит. Афанасий и народным был, и профессором, а докторскую все-таки защитил.

— Он сам написал? — спросил я.

— Некорректный вопрос, — ответила Альбина. — О покойниках говорят хорошо или ничего. Все. Пиши заявление о продлении срока, — и протянула мне руку.