Нина Эптон - Любовь и испанцы

• Название: Любовь и испанцы
• Автор: Нина Эптон
• Издательство: Издательство «Урал Л.Т.Д.»
• Жанр: Культурология
• Год: 2001
• ISBN: 5-8029-0114-4

Российскому читателю предоставляется уникальная возможность познакомиться с серией книг Нины Эптон — английского литератора, искусствоведа, путешественницы,— посвященных любви во всех ее проявлениях и описывающих историю развития главнейшего из человеческих переживаний у трех различных народов — англичан, французов и испанцев — со времен средневековья до наших дней. Написанные ярким, живым языком, исполненные тонкого юмора и изобилующие занимательными сведениями из литературы и истории, эти книги несомненно доставят читателю много приятных минут.

---

Казанова научился фанданго за три дня и танцевал его на балах-маскарадах в Мадриде с молодой красавицей, с которой состоял в любовной связи — осторожно, поскольку та желала «оставаться непорочной в глазах мужа». Казанова признает, что этот танец «воспламенял человека».

В девятнадцатом веке слава фанданго достигла Англии и послужила темой баллады, которую сочинил в восьмидесятые годы Чарлз Лейборн:

ОНА ТАНЦУЕТ ФАНДАНГО ПОВСЮДУ{117}

Повидал я красоток, скитаясь по свету,

Но никто не сравнится с испаночкой этой;

Жгучим взором сверкнув, обдала меня жаром

И разбила мне сердце под звуки гитары.

Хор:

Она пела соловьем, бренчала на гитаре;

Плясала качучу[66] курила сигару;

О, какие же формы! О, какое же чудо!

И она танцевала фанданго повсюду.

Я привез ее в Англию, чтоб обвенчаться,

Но друзья мои стали со смеху кататься,

Отлетали застежки с крахмальных жилетов,

А она, не смущаясь, брала кастаньеты.

(Хор)

Надоела испанщина, пляс и сигары,

Я давно уж хочу разломать ей гитару;

У окна она сядет, поет и играет,

И на улице толпы людей собирает.

Речитативом. И эти несносные мальчишки вопят: «Наяривай, Сара!» Ужасно! А когда я настаиваю на том, чтобы положить конец представлению, она убегает в сад, забирается на крышу беседки и не сходит оттуда, пока:

Не споет соловьем, не сбренчит на гитаре;

Не спляшет качучу, не покурит сигару;

Ну куда мне деваться, что делать я буду,

Ведь она же танцует фанданго повсюду.

Немец Христиан Августус Фишер был совершенно очарован болеро и оставил его захватывающее описание. Болеро, как он поясняет, символизирует тайны любви, и его часто танцуют в конце представления, «когда сцена превращается в великолепные апартаменты, оркестр снова начинает играть, слышны кастаньеты, и танцовщик со своей партнершей выходят с противоположных сторон, оба в элегантных андалусских костюмах, которые, кажется, специально созданы для танца, и бросаются навстречу, будто наконец нашли друг друга после долгих поисков.

Влюбленный, похоже, собирается обнять предмет своей страсти, а она готова броситься в его объятья; но внезапно поворачивается к нему спиной, ее партнер, почти рассердившись, делает то же самое, и немедленно музыка смолкает, обычно на самой середине такта. Искусство танцоров состоит в быстрых, одинаковых и четких движениях и в одновременной остановке, настолько внезапной, что кажется, будто они врастают в землю друг против друга.

Теперь они выглядят нерешительными, но вскоре музыка начинает играть снова; она оживляет и ускоряет их движения. Влюбленный с еще большей пылкостью стремится выразить свои желания, и его возлюбленная встречает его еще нежнее, облик ее становится более томным, ее грудь вздымается со все возрастающей силой, и она простирает к нему руки. Тщетная надежда! Она слишком робка, чтобы коснуться его, и опять удаляется прочь, до тех пор, пока следующая пауза не придаст им обоим смелости.

Музыка, ставшая теперь более оживленной, окрыляет их, и, обезумев от страсти, влюбленный опять бросается к девушке, а та, охваченная подобными же чувствами, пылко летит ему навстречу. Они берутся за руки, губы прекрасной танцовщицы приоткрываются, и она уже готова сдаться на милость победителя. Теперь звуки музыки становятся более громкими и сильными, мелодия — более быстрой, а скорость движения танцоров удваивается. Это своего рода опьянение наслаждением, и кажется, что они оба испытывают одни и те же чувства; каждый мускул движется, и сердца бьются все быстрее,— и тут внезапно музыка смолкает, и танцоры в одно и то же мгновение замирают и исчезают, ибо занавес падает и иллюзии зрителей развеиваются.

Этот танец как нельзя лучше соответствует климату, живости, красоте и ловкости жителей Андалусии. Стоит вам увидеть, как его танцует хорошо подобранная пара, чья красота уступает лишь их таланту, и вы забудете все, что видели ранее в этом же роде, сочтя его вялым и невыразительным. Как можно не предпочесть всем иным развлечениям этот танец, столь красноречиво свидетельствующий о той страсти, что оживляет всю природу и одна лишь может противостоять человеческому эгоизму?»

Как заметил через много лет викторианец мистер Бэксли: «Осуждение испанских народных танцев, которые привередливые иностранцы, умалчивающие о собственных грехах и фантазирующие о грехах своих соседей, называют сладострастными непристойностями, является несправедливым и не имеет основания в обычаях приличных людей».

Другая викторианка, мисс Матильда Бетхэм-Эдвардс, совершенно забыла о благопристойности и напускной скромности, слушая игру гитариста из Альбайсина в Гранаде: «То была музыка, о какой я и не мечтала ранее. Стоит его пальцам лишь коснуться струн, как мгновенно у вас замирает дыхание, кровь становится горячей, как от крепкого вина, голова кружится, глазам предстают видения, уши слышат дивные голоса, все чувства попадают во власть силы, которая, кажется, потрясает все небесные сферы... на какое-то время вы становитесь настоящей цыганкой и понимаете, каков цыганский мир сверху и снизу, в раю и в аду; частота вашего пульса ускоряется до цыганского неистовства, вы готовы и к любви, и к войне».

Когда музыка стихла и чары развеялись, мисс Матильда Бет-хэм-Эдвардс вернулась к реальности: «Мы были компанией, состоявшей из леди и джентльменов, для которых верхом бродяжьей жизни представлялось приготовление чая на пикнике в Эпсомском лесу, а то и просто чаепитие на собственном газоне. Мы были благодарны сеньору Антонио за то, что он всего за несколько минут сумел дать нам такое полное представление о кочевой жизни и дикой природе».

Должно быть, так себе и в самом деле представляла «кочевую жизнь» эта викторианская дама, считавшая, что путешествовать следует, взяв с собой как можно больше громоздких и ненужных вещей. Мисс Бетхэм-Эдвардс и ее спутница проехали всю Испанию в дамском купе, почти всегда одни, «и сочли это очень удобным способом путешествовать». Автор дает соотечественникам, собравшимся поехать в Испанию, несколько советов: «Всегда путешествуйте в своей лучшей одежде, взяв с собой не менее шести саквояжей. Багаж и хорошее платье заменяют целые толпы слуг. Багаж и хорошее платье позволят вам посещать приличные места, обеспечат вам повсюду вежливое обращение и бесконечное число мелких удобств. Дикари вполне могут ездить и без багажа... но тот, кто хочет путешествовать приятно и с пользой, должен захватить с собой туго набитые чемоданы. Конечно, ни в какой другой стране, кроме терпеливой Испании, не смогли бы две дамы занять целое купе вагона первого класса, как это удалось нам. Под сиденьями, на сиденьях, над сиденьями громоздились бесконечное множество разнообразных пакетов, ящик с лекарствами, складная каучуковая ванна, корзинка с провизией, две или три пачки книг, два или три тюка тряпок, кожаная сумка с принадлежностями для рисования с натуры, различных размеров альбомы для зарисовок, шелковая сумка с иголками и нитками и, наконец, еще одна сумка — с писчей бумагой, театральными биноклями, паспортами, чайниками, бутылкой для воды, спиртовкой, надувной подушкой, шлепанцами и всякой прочей всячиной. Мы завтракали, мы обедали, мы писали письма и дневники, мы прочли все наши книги от начала до конца, мы чинили свою одежду, мы делали эскизы, мы готовили чай, мы могли бы освежиться в холодной ванне, если бы у нас была вода. Ни от одного предмета из нашего драгоценного багажа не смогли бы мы отказаться...»

Реакция испанцев на это вторжение в их страну британских матрон, видимо, не вошла в их литературные анналы, но обрела свое воплощение в образе «великанши», участвующей в карнавальной процессии на празднике святого Иакова 25 июля в Сантьяго-де-Компостела. Светловолосая, краснолицая, полногрудая и все же на удивление бесполая, «великанша» совершает кокетливые пируэты вслед за более старыми и более важными фигурами африканских и азиатских королей. La turista inglesa! [67] — с удовольствием кричат уличные сорванцы. Глядя на нее, я вспоминаю о мисс Матильде Бетхэм-Эдвардс и спрашиваю себя: уж не она ли явилась прототипом первой «великанши» в Сантьяго?

Глава девятая. Черные очи и монашеская осада

Андалусия как магнит притягивала к себе иностранных путешественников — ив девятнадцатом веке более, чем когда-либо ранее. Мы уже видели, как она повлияла на мисс Матильду Бетхэм-Эдвардс. Путешественники-мужчины испытали на себе чары Андалусии более интимным образом, благодаря не столько собственным заигрываниям с прекрасным полом, сколько успешным действиям последнего.

Прибыв в Севилью, Байрон остановился в доме двух незамужних дам и, хотя провел там всего три дня, но успел произвести на старшую из них такое сильное впечатление, что при расставании она отрезала прядь его волос и подарила ему свою собственную, в три фута длиной. Этот трофей находится сейчас в Мюрреевском собрании реликвий Байрона на Альбемарль-стрит, 50, в Лондоне. Байрон говорил, что молодая дама предложила ему разделить с ней апартаменты, но добродетель заставила его отклонить ее предложение. Эта дама, кстати говоря, как раз собиралась выйти замуж за офицера испанской армии.