Елена Коренева - Идиотка

• Название: Идиотка
• Автор: Елена Коренева
• Издательство: ACT
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-010878-8

Книгу Елены Кореневой отличает от других актерских мемуаров особая эмоциональность, но вместе с тем — способность автора к тонкому анализу своих самых интимных переживаний. Если вы ищете подробности из личной жизни знаменитостей, вы найдете их здесь в избытке. Название книги «Идиотка» следует понимать не только как знак солидарности с героем Достоевского, но и как выстраданное жизненное кредо Елены Кореневой.

---

Вивиан — любопытная тетка, она мне всегда нравилась — экстравагантным вкусом, строгим лицом, неуживчивым характером. Помню, носилась она по Москве, как булгаковская Маргарита — одинокая, неприкаянная, гневная. Идем мы однажды с Андроном на Новый год в Дом кино — она сидит у входа на какой-то тумбе: голова повязана платком по-крестьянски, в руках сигарета, сама кутается то ли в тулуп, то ли в дубленку и ждет, что ее проведут, вроде тех девочек, что толпятся за билетиком — вот как жене режиссера порой туго приходится! Другой раз в ЦДЛ — стоит и смотрит в нашу сторону — спина прямая, глаза зеленые, и все матом, матом… потом по-французски! Неожиданно возникнет и так же неожиданно пропадет. Как укор Андрону…

У меня никогда к ней не было претензий, а теперь и подавно, да кажется, что и у нее ко мне тоже: Кончаловский давно был с кем-то третьим. Даже наоборот — нам жуть как захотелось познакомиться. Тем более что в Америке мы обе были иностранками! Весело обнявшись и обменявшись телефонами, мы пожелали друг другу удачи, после чего она села в такси, из которого вылезла я, и укатила. А я пошла своей дорогой, поглядывая на цветастые фруктовые лавочки. Потом как-то раз она позвонила мне и пригласила в гости, сообщив заодно, что просит меня помочь ей с русским переводом. Вивиан уже несколько лет жила в Нью-Йорке, и у нее была очень симпатичная просторная квартира в центре города. Так я оказалась в ее доме. Сначала мы занимались переводами, затем разговорились об Америке и американцах. Она с большой иронией отзывалась о местных вкусах и рассказала мне об одном своем романе, высмеяв в конечном итоге и своего избранника, и его мамашу. Я тоже поделилась с ней своими делами на личном фронте. Потом она сказала, что пишет книгу — впечатления о годах, прожитых в Союзе. По-моему, она хотела ее назвать «Красная площадь». Где теперь эта книга? Жаль, если она ее так и не написала.

В какой-то момент Вивиан предложила выпить немного вина. Я согласилась. Беседа продолжалась — я пьянела, Вивиан не очень. И вдруг я обнаружила, что мы уже говорим про Андрона и про квартиру на Грузинской. Вивиан все время повторяла: «Это квартира Александры!» — имея в виду свою дочь и мою квартиру. Как все французы, она грассировала, и от этого при произнесении имени «Александра» звучало раскатистое «р». В моих ушах эхом отзывалось: «Ква-р-р-р-ти-р-р-р-а Александ-р-р-р-ы!» Я не выдержала и заплакала. Мне абсолютно нечего было возразить Вивиан, она все еще была женой Андрона, а я ею никогда не была, несмотря на то что прожила с ним столько же, если не больше, чем она. Но формально справедливость была на ее стороне. Хотя теперь все это было совершенно бессмысленно и грустно. Так же, как наша встреча выглядела насмешкой над двумя женскими судьбами — ни я, ни она уже ничего не могли изменить в своем прошлом. Потом я как-то успокоилась и ушла. Помню, она предлагала мне деньги за перевод, но я отказывалась. Она настаивала, и я согласилась, но только на половину суммы. В конце концов я решила, что она хотела мне помочь, а перевод ей был не нужен… впрочем, может, я излишне драматизировала ситуацию. Ведь для западной женщины, какой являлась Вивиан, в денежных купюрах не было никакого содержания, кроме одного — оплаты за труд. Мы продолжали общаться, и я заходила к ней еще. Тогда мне запомнилось, как она разговаривала с цветком, который стоял у нее в кадке: полив его из баночки водой, она целовала его и гладила пальцем. Я вспомнила, что слышала от Андрона, будто Вивиан буддистка, правда, не такая крайняя, как ее мама — та якобы похоронила свою кошку на специальном кладбище, веря в реинкарнацию. «Наверное, и она верит, что цветок ее слышит», — подумала я о Вивиан. А вообще она показалась мне очень одинокой женщиной, которая гладила цветок, потому что ей нужно было кого-то любить.

Была еще одна странная история, случившаяся со мной как-то на парижской улице. Я стояла в очереди в музей Помпиду, как вдруг увидела женщину, очень похожую на Вивиан. Я обомлела от неожиданности и окрикнула ее, но та скользнула по мне взглядом и отвернулась, бормоча что-то. «Вивиан!» — снова позвала я ее, не веря, что меня обмануло зрение — сходство было поразительное. Но женщина отвернулась от меня. С замирающим сердцем я стала ее рассматривать. Немного постарела, похудела, седина в волосах — впрочем, она никогда не красилась. «Не может быть, чтобы она не узнала меня, — подумала я, — ведь она смотрела прямо мне в лицо и стоит так близко!» Впрочем, в ней есть что-то странное… Я обратила внимание, что женщина постоянно бормочет какие-то слова и держит в руках какие-то значки. Мое сердце сжалось от ужаса — она сумасшедшая! «Вивиан!» — позвала я ее, решив еще раз на свой страх и риск испытать судьбу. Неужели она сошла с ума! Женщина сделала шаг, затем другой и, как-то странно двигаясь, стала удаляться от меня, пересекая площадь перед центром Жоржа Помпиду. Она временами останавливалась и поворачивалась, словно искала кого-то, и пару раз смотрела прямо на меня. В том, что она была сумасшедшей, у меня не было сомнений. Но кто она, я не могла сказать наверняка. После того как женщина исчезла из поля моего зрения, я долго пребывала в странном настроении, думая о Вивиан. Она казалась мне в то время достаточно трагической фигурой, чтобы я поверила в такой финал всех ее терзаний. Достоевщина свойственна не только русским, но и тем, кто становится жертвой российской непредсказуемости, забредая в наши широты.

Вскоре я узнала, что Вивиан в то время была совсем не в Париже. Мне просто показалось, что это она. Кто-то похожий на нее… А совсем недавно моя подруга встретила Вивиан в Каннах и рассказала, что та вышла замуж за преуспевающего французского кинематографиста, выглядит помолодевшей, похорошевшей — ни одного седого волоса. Кажется, она счастлива.

Однако моя галлюцинация, или «ошибка», была сама по себе довольно любопытна: я невольно проиграла одну из версий ее судьбы. И возможно, тем самым «отогнала» ее.

Глава 62. Одна ночь в феврале

В Америке я стала ходить в русскую церковь. Почему же не в Москве, а только здесь? Да потому, что в советское время церковь открыто не посещали. А пока я жила здесь, в России сменился строй, и тогда все стали ходить в церковь. Приобщил меня к церкви, как ни странно, Кевин. Он еще ведь и исполнял со своим хором в школе Мидлбери русские церковные песнопения. А также по всем правилам постился и соблюдал православные праздники — отстаивал целую службу на Пасху, разговлялся и так далее. За границей чувствуешь особую необходимость в посещении русской церкви. Здесь твоя земля, твоя речь, твой воздух. Церковь заменяет тебе дом, который далеко, семью, потерянные корни. Это если объяснять все по-простому. А потом, за границей острее чувствуешь одиночество, и церковь тебя спасает.

После лета, проведенного в Аспене, я снова оказалась в Нью-Йорке. Поселилась на этот раз на Ист-сайде, как раз возле русской православной церквушки. До меня часто долетал колокольный звон, и я захаживала туда по воскресеньям. Душа моя пребывала в раздрызге. Мои терзания из-за выбора — ехать в Москву или остаться — достигли наивысшей точки. Я была просто парализована невозможностью принять решение. С тех пор я знаю, что это одна из форм ада — раздвоение в момент ответственного выбора. Никто не может дать за тебя ответ. Некоторые, выслушав твою просьбу что-нибудь посоветовать, говорят: «Я думаю, очень серьезно думаю…» Ты замираешь в надежде, что сейчас тебе скажут наконец что-то дельное, и вдруг слышишь: «…Серьезно думаю, что решить это должна только ты, и никто другой!» Теперь я знаю, что именно в такие моменты люди и обращаются к астрологам и предсказателям, если таковые оказываются рядом. Человека порой просто не хватает на то, чтобы все взвесить и понять. А вообще — надо просто ждать, когда ступор пройдет и одно из решений все-таки перетянет. В конце концов, все уже написано на небесах, в том числе и то из двух решений, которое выпадет на твою долю. Где-то уже записаны все твои ходы — именно те, а не другие, которыми ты пошел или пойдешь. Из таких «ходов» и состоит твоя жизнь. Этим она и отличается от жизни другого человека, как, впрочем, и то, из чего приходится выбирать только тебе. Я часто думала: можно ли было сделать другой шаг — выйти замуж в восемнадцать лет, родить, не поступать в «Щуку», как меня кое-кто уговаривал? Можно ли было, играя в «Романсе», не заводить роман с влюбленным в меня Кончаловским или после картины — не продолжать отношений, сделав уступку общественному мнению, если оно существовало? Может, стоило не брать диплом актрисы и не идти работать в театр, как предлагал Андрон? Может, разойдясь с ним, стоило сразу влюбиться в одного из актеров и выйти замуж? Может, не надо было уезжать в США, а продолжать работать у Эфроса или Волчек? Дослужиться до звания? Рассказывала бы тогда прессе про свои сыгранные шестьдесят ролей, а не сорок. Ведь все это было возможно, я просто не выбрала такое решение в каждом отдельном случае, так? Увы, не так. Все это намного сложнее, чем кажется. Здесь задействованы не только твоя воля и мозги — в этом я абсолютно убеждена, — а все-таки предопределение. Не выбрала, потому что не могла и не должна была выбрать ничего, кроме того, что смогла. Вся вселенная работала так, чтобы в данный момент времени я была в состоянии сделать только одно, а не другое. Я, конечно, не говорю обо всех вообще ситуациях в жизни. Я говорю о тех моментах, когда ты действительно решаешь что-то окончательно. И ты даже не совсем понимаешь, почему отказываешься от одного пути в пользу другого. Тебя словно что-то толкает туда, а в другом направлении, наоборот, стенка. Я не говорю также о нашей воле, которая и должна быть задействована в разумной жизни взрослого человека, — о нравственности, морали, этике, о целесообразности, о вере… Ко всему этому мы должны стремиться. Но именно потому должны стремиться, что встречаем очень большое сопротивление иррационального фактора, а также предопределения или того, что от нас не зависит и не поддается нашему разуму, воле и здравому смыслу. И еще потому, что иногда наступает полный коллапс понимания: не знаешь, как жить и что делать.