Мануэль Гонзалес - Любовь и чума

• Название: Любовь и чума
• Автор: Мануэль Гонзалес
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8189-1203-5

Только любовь может совершить настоящее чудо. Даже в самые тяжелые, жестокие времена она дарит людям надежду. Даже тогда, когда мир вокруг погружен во тьму и хаос, она расцвечивает его яркими красками, делая жизнь прекрасной.

«Любовь и чума» Мануэля Гонзалеса — самый трогательный роман о любви, для которой нет преград. Его можно сравнить с «Ромео и Джульеттой» Шекспира и «Любовью во время чумы» Габриэля Гарсиа Маркеса. Но мир, описанный Гонзалесом, гораздо более жесток и трагичен…

Византия. XII век. Император Мануил хочет завоевать Венецию. Для этого он намерен заразить молодых венецианских посланников чумой, а потом отпустить их домой. И когда в Венеции разразится эпидемия, город можно будет взять голыми руками.

Император еще не знает, что один из посланников, Валериано, любит ту же женщину, что и он, Мануил. А значит, заразив венецианца, он неминуемо подвергнет опасности свою любимую, Джиованну ди Понте…

---

Голос ее прервался.

— Сиани! Ненаглядный! — продолжала она, поборов свою слабость. — Мне нужна только вера в тебя и в твое чувство… Я в силах перенести испытания разлуки, но не снесу сомнения!

— А если отец вздумает в порыве слепой ненависти отдать тебя другому?..

— Я отвечу ему, что я не могу вырвать любви к тебе из сердца и выйти за другого! Но успокойся, милый, отец любит меня!

— Говори все, что хочешь, но я не разделяю твоего безотчетного доверия к нему!.. Где б я ни находился, как бы я ни был далек отсюда, я везде тебя вижу, везде слышу. Но я упрям и не способен отступить перед препятствиями, я борюсь с ними мужественно. Поклянись мне, Джиованна, что мы еще увидимся! Поклянись, что ты будешь моей женой перед Богом и людьми, несмотря на препятствия и на вражду отца твоего!

— Поверь мне, Валериано, я искренно желала бы, чтобы наша жизнь прошла так же, как прошел настоящий благословенный час… А между тем тебе нужно уйти немедленно. Поселись где-нибудь в окрестностях Венеции и проходи иногда мимо балкона дома, где я буду сидеть, поджидая тебя. Следуй за мной тогда, когда я пойду в церковь и встречайся со мной на прогулках по каналу… Я буду тогда думать, что между нами нет разлук и преград и помирюсь с судьбой и ее испытаниями!

Молодой человек обнял девушку и прикоснулся губами к ее чудным кудрям.

— Уходи же теперь поскорее, Валериано! — сказала она.

В это время в саду послышался звук цитры, и Джиованна встала торопливо со скамьи.

— Что это? — произнес удивленный Сиани. — Это как будто звук порвавшейся струны…

— Это дурное предзнаменование! — прошептала побледневшая девушка.

Песок захрустел под грузными шагами.

— Уходи, Валериано… скройся куда-нибудь! Этот звук — знак, поданный Беатриче!

Сиани нагнулся, прополз за чашу и скрылся под мастиковым деревом.

— Джиованна! — произнес нетерпеливый голос.

Девушка гордо выпрямилась.

— Это отец! — шепнули ее бледные губы.

К ней действительно приближались два человека.

— Что тебя побудило удалиться из залы? Тебя ищут повсюду… Ты одна или нет? — спросил Бартоломео.

— Одна, папа, — ответила девушка с очевидным смущением.

— Ты не слышала здесь чьих-нибудь шагов? Азан Иоаннис боится, как бы кто-нибудь из этих благородных и нахальных патрициев не позволил себе…

— Эта боязнь доказывает, что он верный слуга, папа!

— Азан нам больше не слуга, — возразил Бартоломео с заметным смущением. — Но он оказал мне громадную услугу в качестве человека вполне свободного, и я не могу отказать ему ни в чем.

— Это странно! — заметила изумленная Джиованна. — Но я не имею права расспрашивать отца… Благодарю, Азан, за вашу заботу, но могу вас заверить, что я не подвергаюсь в этом саду Никакой опасности.

— Вы сильно ошибаетесь, — возразил сухо далмат. — Мне сообщили, что сюда пробрался какой-то человек, вероятно, вор с целью поживиться тем, что не принадлежит ему. Я даже хотел было окружить весь сад караульными, чтобы негодяй не мог ускользнуть из наших рук. Но меня остановило опасение встревожить ваш покой, прекрасная Джиованна!

Молодая девушка побледнела и опустила глаза, чтобы избегнуть пристальных взглядов Азана.

— Откуда нам знать, — продолжал последний, — а вдруг нам попался бы даже и не вор, а развратный патриций, который, не задумываясь, готов оскорбить дочь плебея ди Понте. Многие негодяи из числа богачей уже не раз хотели унизить в лице почтенного Бартоломео купцов и народ.

— Ты бредишь, Азан, — возразил ди Понте, — кто же решится?..

— Кто? Если хотите, я назову вам человек сто! Возьмем, например, Орио Молипиери, этого повесу и волокиту, который прогремел по всей Венеции своими похождениями. Он хвастается, что жена дожа так же доступна для него, как и простая невольница. О, этот господин очень ловок, надо отдать ему в этом должное!

Между тем пока далмат произносил эти слова, бледный и трепетавший от гнева Сиани стоял на том же месте и сжимал судорожно ствол дерева. Несколько раз молодой патриций порывался было броситься к Азану, чтобы заставить того ответить за свои слова, но голос благоразумия вынуждал Сиани не обнаруживать своего присутствия. Однако молодая девушка была менее терпелива.

— Мне нечего заступаться за синьора Молипиери, — возразила она, — но прошу помнить, что он друг Валериано Сиани, который пользуется уважением всех лучших граждан Венеции.

— Сиани! — повторил с гневом Бартоломео. — Молчи, Джиованна, не произноси лучше этого имени!

Джиованна вздрогнула.

— Почему? — спросила она быстро.

— Потому что я презираю предателей, — заявил Бартоломео. — Ты, конечно, не знакома с политикой и потому можешь смотреть на вещи не так, как следовало бы. Но я — другое дело, я знаком с ней, и поэтому могу смело сказать: Сиани виновен перед отечеством, Сиани изменник. Он более опасен для человечества, чем Молипиери. Орио человек ветреный, но он по крайней мере поступает открыто во всем и не утаивает сделанных им сумасбродств, тогда как синьор Валериано имеет совсем иной характер. Он, правда, человек очень умный, но в то же время и чрезвычайно хитрый, который не прочь из корыстных целей втереться в доверие к пылким, но неопытным девушкам.

Терпение Сиани истощалось с каждой минутой все более и более. Молодому человеку стоило громадных усилий, чтобы не потребовать у Бартоломео ответить за его клевету. Кровь стучала в висках, в глазах его темнело, но честь Джиованны заставляла Валериано перенести молча все оскорбления.

— Но вспомните, батюшка, что вы сами же позволяли мне любить Валериано, — проговорила с упреком молодая девушка. — А теперь говорите так дурно о нем.

Она отступила на несколько шагов и сжала своими холодными пальцами горячую руку Сиани. Бартоломео расхохотался.

— А ты верила, что он любит тебя, бедняжка? — сказал старик. — Знай же, что его прельщала не твоя чудная красота, а твое богатство!.. Этот дом нравился ему, потому что благородные Сиани давным-давно уже промотали свои поместья, ведя жизнь не по средствам. Да и, кроме того, высокий пост посланника требует в свою очередь немаленьких расходов. Поверь, что ему хотелось только завладеть моими кораблями и сокровищами, но не твоей любовью.

Ветви мастикового дерева слегка хрустнули: Сиани рванулся было вперед в порыве нетерпения. Но испуганная Джиованна остановила его.

— Вы клевещете на него! — воскликнула она, быстро подходя к отцу. — Вы подозреваете и обвиняете Сиани без всякого основания и решаетесь судить, даже не выслушав его предварительно!

— Мне нечего выслушивать, — возразил сухо ди Понте. — Факты остаются фактами. Разве тебе неизвестно, что делал этот благородный патриций в Константинополе? Он обманул доверие сената… Сенат смотрит на его промахи сквозь пальцы, из уважения к его имени… Но пусть он поостережется: подобные проступки не пройдут ему даром. Сиани не исполнил своей обязанности: он вел себя не как искусный и благородный посланник, а как человек, выскочивший из дома умалишенных. Или не он же просто продал Мануилу Комнину нашу честь и наши корабли. Что касается меня, то я верю больше последнему, — добавил Бартоломео.

Положение Джиованны было невыносимо.

— Это ложь… Это клевета… Он невинен! — пролепетала она в порыве негодования и отчаяния.

— Клевета! А, ты виделась с ним! — воскликнул гневно Бартоломео. — Он приходил в мой дом?.. Так он дерзнул надеяться, что я прощу его?.. Где он теперь?.. О, если б он мог явиться передо мной!..

— То вы повторили бы ему в глаза ваше обвинение в бесчестности, папа? Но я сказала бы: не оправдывайтесь, Валериано. Я верю вам безгранично.

— Так ты любишь этого негодяя до такой степени, что не побоишься встать открыто на его сторону? — кипятился Бартоломео. — Но я не думаю, однако, чтобы этот гордый патриций сохранил уверенность в себе при виде Азана Иоанниса.

— Не знаю, сохранит ли он ее или нет, но нахожу излишним для Сиани оправдываться перед людьми, суд которых так пристрастен и неумолим, — возразила с пылкостью Джиованна. — Если Валериано любит меня, то должен молчать, до тех пор пока ваш гнев не утихнет, и вы не убедитесь в том, что обвинили его несправедливо.

— О, он, разумеется, последует твоему совету и никогда не решится прийти ко мне, чтобы не быть уличенным в обмане…

Треск сучьев не позволил Бартоломео окончить свои оскорбительные слова. Он поднял голову и увидел перед собой Сиани, взбешенного донельзя и бледного как мрамор.

— Вы заблуждаетесь, господин ди Понте, я всегда готов явиться, когда сознаю, что не сделал ничего предосудительного, — проговорил молодой человек резким тоном.

Изумленный появлением Валериано, старик, казалось, остолбенел и секунды две или три стоял молча.