Мануэль Гонзалес - Любовь и чума

• Название: Любовь и чума
• Автор: Мануэль Гонзалес
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8189-1203-5

Только любовь может совершить настоящее чудо. Даже в самые тяжелые, жестокие времена она дарит людям надежду. Даже тогда, когда мир вокруг погружен во тьму и хаос, она расцвечивает его яркими красками, делая жизнь прекрасной.

«Любовь и чума» Мануэля Гонзалеса — самый трогательный роман о любви, для которой нет преград. Его можно сравнить с «Ромео и Джульеттой» Шекспира и «Любовью во время чумы» Габриэля Гарсиа Маркеса. Но мир, описанный Гонзалесом, гораздо более жесток и трагичен…

Византия. XII век. Император Мануил хочет завоевать Венецию. Для этого он намерен заразить молодых венецианских посланников чумой, а потом отпустить их домой. И когда в Венеции разразится эпидемия, город можно будет взять голыми руками.

Император еще не знает, что один из посланников, Валериано, любит ту же женщину, что и он, Мануил. А значит, заразив венецианца, он неминуемо подвергнет опасности свою любимую, Джиованну ди Понте…

---

Доминико замолк, заметив выходившего из гондолы синьора.

— Этот человек — мой слуга, — произнес последний, окидывая всех высокомерным взглядом. — Он настолько силен, что не нуждается в помощи чужих рук: уходите же, иначе…

Заккариас действительно был настоящим геркулесом.

— Силен ваш слуга или нет, — перебил Доминико, — но он не помешает нам воспользоваться данными нам правами, мы стоим за них твердо.

Незнакомец подошел к своему слуге и шепнул ему:

— Не благоразумнее ли будет удовлетворить эту наглую чернь?

Но Заккариас, очевидно, не обратил внимания на это замечание своего господина и сказал Доминико:

— Мое право — сила. Пользуйтесь же вашим, и я воспользуюсь своим.

Гондольеры испустили крики негодования и бешеного гнева. Иностранец побледнел и дотронулся до плеча слуги серебряным жезлом, бывшим в его руках.

— Не бойтесь за меня, благородный Кризанхир, — проговорил насмешливо Заккариас и воскликнул, обращаясь к толпе. — Нельзя ли обойтись без угроз и без дерзостей? Если кто-нибудь из вас, тунеядцев, будет в силах поднять этот сундук, то пусть несет его за мной до гостиницы «Золотое дерево»!

Двое из рыбаков вошли снова в гондолу, из которой незадолго перед тем выгнал их Заккариас. Но напрасно пытались они поднять указанный сундук: тот был так тяжел, что казался привинченным ко дну гондолы.

Кризанхир обменялся со своим слугой веселой улыбкой.

— Сюда, Доминико! — крикнул один из гондольеров, выбившись совершенно из сил.

Доминико поставил на землю свой громадный кувшин с вином и поспешил на подмогу к товарищам.

— Куда следует отнести этот сундук? — спросил он заплетающимся от вина языком.

— Подними его прежде, а потом я отвечу тебе на твой вопрос, — ответил иностранец.

Гондольер улыбнулся презрительной улыбкой и взялся за сундук, но поднял его только наполовину и снова опустил.

— Ну тут, должно быть, собраны все сокровища святого Марка! — воскликнул он.

— Я отвечу тебе, хвастуну, только то, что сундук не тяжелее каждого из моих кулаков, — сказал ему Заккариас, обнажая свои мускулистые руки.

— Интересно знать, сколько правды в словах твоих, презренный болтун! — произнес Доминико, выскочив из гондолы.

Засучив рукава своей толстой туники, он стал в оборонительную позу, а слуга Кризанхира последовал за ним, ворча с негодованием:

— Любопытство вообще очень большой порок, а в особенности для гондольера, и я сейчас докажу тебе это на деле!

Толпа окружила немедленно бойцов, молясь всем святым за успех Доминико.

— Я жду! — проговорил насмешливо последний.

— Я не злоупотреблю твоим долготерпением, — ответил Заккариас, нанося ему в бок сильный удар.

Доминико упал, но тотчас же вскочил и стал в прежнюю позу.

— Так я, значит, могу возобновить урок и довести его сейчас же до конца, — заметил Заккариас, осыпая противника тяжелыми ударами.

— Я начинаю думать, — лепетал Доминико, — что ты не относишься к разряду хвастунов, какими оказываются почти все иностранцы, ненавидящие Венецию.

— Ты проявляешь себя с хорошей стороны, отдавая мне в этом должную справедливость, — отозвался Заккариас. — Да будет тебе известно, что я могу убить моментально быка, а ослов убиваю без всяких усилий.

Он схватил венецианца, поднял его высоко над своей головой и бросил так, словно это был мяч.

Гондольеры с восторгом захлопали в ладоши, не заботясь, по-видимому, об увечьях, полученных побежденным товарищем.

— Я сейчас дал тебе доказательство своей дружбы, — сказал Заккариас, помогая противнику приподняться с земли. — Я не всем демонстрирую свое искусство в битве.

— Благодарю за честь! — ответил Доминико, потирая плечо и пытаясь улыбнуться.

— Между нами не будет больше вражды, товарищ!

— Не будет, мой учитель. Можете быть уверены, что я не попрошу у вас повторения урока… Я вдобавок пожертвую пять свечей Пресвятой Деве, поскольку понимаю, что без Ее заступничества у меня были бы переломаны кости.

Он пошел по направлению к церкви Санто-Мариа-дель-Орто и исчез из виду, а Заккариас, не желавший, чтобы гондольеры знали, где он намерен остановиться, принялся уже снова отвязывать гондолу, чтобы пристать в другом месте.

В это время какой-то молодой человек протиснулся к нему сквозь толпу гондольеров и шепнул ему на ухо:

— Добро пожаловать в Венецию, властелин жизни!

Геркулес обернулся и вздрогнул, увидев пред собой Иоанниса.

— Опять ты!.. Везде ты! — крикнул он запальчиво.

— Конечно, опять я! — пробормотал далмат со странной улыбкой. — Но не бойтесь, я буду нем, как невольники в Бланкервальском дворце или как рыба в воде!

Кризанхир вытащил торопливо из-за пояса один из тех маленьких миланских стилетов, острие которых убивает мгновенно. Он хотел отнять у ловкого шпиона возможность сообщить глазевшим гондольерам настоящее имя мнимого Заккариаса или сделать какой-нибудь тайный донос. Но победитель Доминико вернул уже изменившее ему на время хладнокровие, удержал аколута и подошел к далмату, который отступил. Взглянув на его бледное красивое лицо и на кошачьи сверкавшие глаза, он спросил лаконично:

— Какой новой низостью хочешь ты удружить мне?

— Я могу вам помочь осуществить план, который привел вас в Венецию с риском поплатиться жизнью и свободой, — ответил ему хладнокровно далмат.

— Так ты знаешь, что побудило меня прибыть сюда инкогнито?

— Знаю, но ваш план, по-моему, лишь мечта. Осуществить его может только один человек.

— Если ты не хитришь со мной, Иоаннис, если этот единственный человек действительно желает оказать мне услугу, то я дам ему серебряный жезл и возведу его в протобасты, а тебя назову великим дрюнгером моего флота, — сказал мнимый Заккариас, который был не в силах скрыть свое волнение. — Но когда же могу я увидеть эту сильную влиятельную личность?

— Завтра, так как я сообщу ему сегодня же эту новость, — шепнул тихо далмат.

Через два часа Иоаннис, одетый в изящный костюм из черного бархата, остановился перед ярко освещенными окнами дома, широкий мраморный фасад которого был украшен изящными изваяниями. Четыре кариатиды поддерживали балкон с красивыми колоннами, но в целом фасад представлял собой смесь трех архитектурных стилей, вовсе не согласовавшихся между собой. Этот дом принадлежал богатому негоцианту[10] Бартоломео ди Понте, пользовавшемуся особенным почетом корпорации гондольеров и бывшему прежде синдиком[11]. Залы были украшены флорентийским мрамором, а окна драпированы великолепной шелковой материей, привезенной из Персии.

Все богатства Востока были собраны здесь, но всей этой роскоши недоставало вкуса, точно так же, как и саду, окружавшему этот богатый дом и состоявшему из редких иноземных деревьев.

На улице собралась громадная толпа, чтобы поглазеть на съезжавшихся к негоцианту гостей, так как он давал вечер по случаю дня рождения своей дочери Джиованны, первой красавицы во всей Венеции. Подходящий к дому далмат чуть не был сшиблен с ног одним из ротозеев, спешившим приютиться у садовой решетки.

— Э, разиня! — воскликнул невольно Иоаннис.

Но незнакомец не ответил ему. Азану показалось, что он уже видел блестящие глаза этого молодого человека, старавшегося скрыть нижнюю часть лица. Он хотел подойти к нему, но ловкий незнакомец проскользнул уже в калитку и исчез в тени сада. Сердце далмата сильно забилось, и он проговорил с очевидным волнением:

— Я это предвидел! Это он, без сомнения! Но его безрассудство не имеет названия, если он осмеливается прокрасться, хотя бы даже под прикрытием ночи, к мстительному купцу, разоренному им: горе, горе ему! Я сам позабочусь предупредить господина ди Понте, что волк залез в овчарню.

Азан присоединился к входившим в дом гостям, представлявшим собой странную смесь негоциантов, иностранцев, простых граждан и евреев. Последние постарались войти в город раньше, чем запрутся ворота, чтобы не платить пеню за пропуск. В передней эти достопочтенные торговцы сложили очень бережно свои шапки из красного сукна с черными нашивками, без которых они не ходили по городу.

Пользуясь привилегией не подчиняться законам, запрещающим роскошь, эти богатые плебеи надели в честь радушного амфитриона дорогие костюмы из разноцветного шелка и золотой или серебряной парчи и щеголяли поясами, покрытыми эмалью и драгоценными каменьями. Даже самый незначительный торговец прятал свои красные руки в тонкие лайковые перчатки, и все были надушены розовыми или лимонными эссенциями, введенными в употребление знаменитым Аспрано.

В момент появления Иоанниса в зале Бартоломео ди Понте ходил посреди гостей с лучезарным лицом. Он протягивал руку одним, улыбался другим и наблюдал, чтобы не обнаружилось где-нибудь недостатка в освежительных напитках и дорогих яствах.