Амеде Ашар - В огонь и в воду

• Название: В огонь и в воду
• Автор: Амеде Ашар
• Издательство: Продается: въ С.-ПЕТЕРБУРГѢ. у Вольфа, Базунова, Шигина, Плотникова и друг. ВЪ МОСКВѢ; у Манухина, Соловьева, Прѣснова и у издателя И. В. Смирнова,1876.
• Жанр: Исторические приключения

Ашар Луи-Амедей-Евген. -

франц. журналист, романист и сценический писатель; род. в Марселе 23 апр. 1814 г., отправился в Алжир в 1834 г., в качестве компаньона одного сельскохозяйственного предприятия, в 1835 г. был начальником канцелярии префекта в департаменте Геро (Hérault), а с 1838 г. сотрудничал в разных журн. мелкой прессы. Известность доставили ему его: «Lettres parisiennes» — пикантные картинки из парижской жизни, появившиеся в фельетоне ультраконсервативного журнала «L'Époque», под псевдонимом Гримма. После февральской революции 1848 г. А., будучи сотрудником роялистского журнала «L'Assemblée Nationale», выпускал ежедневно «Courier de Paris», где писал резкие политические статьи, за которые был вызван на дуэль и тяжело ранен редактором «Corsaire» Фиорентино. Потом он опять исключительно принялся за беллетристику. Из множества его романов и повестей, весьма любимых публикой и выдержавших несколько изданий, можно назвать: «Belle rose» (1847 г.), «La chasse royale» (1849-50), «Les chateaux en Espagne», «La robe de Nessus» (1855), «La traite des blondes», «Histoire d'un homme» (1863-64), «Les fourches Caudines», «Les chaines de fer» (1866-68), «La vipère» (1869-73). Из воспоминаний об осаде Парижа им написаны: «Rècits d'un soldat» (l871), «Souvenirs personnels», «D'émeutes et de révolution» (1872). Он написал также несколько театральных пьес, как то: «Souvent femme varie», «Le jeu Sylvia», «L'invalide», «La clé de ma caisse» (1858 — 73); ум. 26 марта 1876 г. в Париже.

---

Графъ Строцци хлопоталъ усердно, чтобы французскія войска собирались поскорѣй. Но еще неизвѣстно было, кому поручено будетъ начальство надъ экспедиціей; называли сперва Тюренна и маркграфа баденскаго, но оба были скоро отстранены. Дворъ, средоточіе всѣхъ интригъ, раздѣлился на два лагеря: одни держали сторону герцога дела Фельяда, другіе графа де-Колиньи. Шансы обоихъ казались равными и спорамъ не было конца.

Разъ вечеромъ, на пріемѣ у графини де-Суассонъ, Гуго наконецъ не выдержалъ.

— Ахъ! вскричалъ онъ, вотъ одинъ изъ тѣхъ рѣдкихъ случаевъ, когда приходятся сожалѣть, что у васъ въ рукахъ шпага, а не вѣеръ, и что васъ зовутъ Гуго де-Монтестрюкъ, а не Луиза де ла Вальеръ.

— Это почему? спросила съ живостью Олимпія, на которую это имя производило всегда дѣйствіе электрическаго удара.

— Потому что никогда еще не представлялось лучшаго случая сдѣлать дѣло полезное и хорошее, дѣло великое и славное и связать имя свое съ такимъ предпріятіемъ, которое возвыситъ блескъ французской короны! Готовится смѣлая и опасная экспедиція… Чтобы командовать арміей, идущей на помощь колеблющейся имперіи, нужно полководца надежнаго, а кого хотятъ назначить? герцога де ла-Фельяда!… И вотъ судьба сраженій ввѣряется человѣку, который не съумѣлъ бы, можетъ быть, сдѣлать ученья эскадрону!… А почему его выбираютъ? потому что его поддерживаетъ женщина… герцогиня де да-Вальеръ вздыхаетъ, она плачетъ, она умоляетъ, и этого довольно, чтобы знамя Франціи было ввѣрено человѣку неспособному, тогда какъ есть полководецъ опытный въ своемъ дѣлѣ, закаленный въ самыхъ тяжелыхъ трудахъ, всѣми уважаемый, сражавшійся подъ начальствомъ Тюренна, умѣющій подчинить себѣ побѣду!… Ахъ! еслибъ я былъ женщиной!

— А что бы вы сдѣлали, графъ, еслибъ были женщиной?

— Я бы захотѣлъ доставить торжество правому дѣлу, я бы употребилъ мою красоту, мою молодость, весь мой умъ на то, чтобы счастье Франціи поднялось какъ можно выше…. я захотѣлъ бы, чтобы современемъ про меня сказали: спасеніе имперіи, освобожденіе городовъ, одержанныя побѣды, побѣжденные варвары — всѣмъ этимъ обязана родина одной ей, потому что она одна вручила оружіе той рукѣ, которая нанесла всѣ эти удары! Побѣдой, освѣтившей зарю новаго дарствованія, обязаны графу де-Колиньи! но выборъ графа де-Колиньи рѣшила она!

Въ душѣ графини де-Суассонъ шевельнулось что-то, удивившее ее самое: грудь ея пронизалъ какой то горячій токъ. Она взглянула на лицо Гуго, воспламененное воинственнымъ жаромъ, и сказала ему не безъ досады:

— Итакъ, вы полагаете, графъ, что ни одна другая женщина при дворѣ не въ состояніи совершить подобное чудо? Вы думаете, что одна герцогиня де-ла Вальеръ…

— Я знаю, что и другія могли бы. Развѣ онѣ не одарены всѣми прелестями, всѣмъ очарованіемъ? Имъ стоило бы только захотѣть…. одной изъ нихъ въ особенности! Но, нѣтъ! ни одна женщина не понимаетъ этого, ни одна не осмѣлится бороться съ могущественной фавориткой! и герцогъ де ла Фельядъ будетъ непремѣнно назначенъ.

— Кто знаетъ? прошептала Олимпія.

— Ахъ! еслибъ это была правда! вскричалъ Гуго, взглянувъ на нее пламеннымъ взоромъ.

Взволнованная еще и на слѣдующій день и сама удивляясь этому волненію, графиня, подъ предлогомъ утомленія, приказала не принимать никого и допустить одного только защитника графа де-Колиньи.

— Благодаря вамъ, я только и видѣла во снѣ, что приступы, вооруженія да битвы, сказала она ему; но если вы говорите съ такимъ жаромъ, съ такимъ огнемъ о дѣлахъ военныхъ, то что бы это было, еслибъ вы заговорили о дѣлахъ сердца?

— Та, кто доставила бы мнѣ случай пролить мою кровь для славы его величества въ славномъ предпріятіи, узнала бы объ этомъ очень скоро.

— Какъ! вы согласились бы разстаться съ ней?

— Да, но для того только, чтобы сдѣлаться достойнѣй ея любви.

— Но развѣ она… графиня де-Монлюсонъ согласилась бы также?

— Кто вамъ говоритъ о графинѣ де-Монлюеонъ? Не отъ нея же, полагаю, зависитъ экспедиція.

Олимпія улыбнулась.

— Вы такъ усердно хлопочете за графа де Колиньи, продолжала она, и никогда ничего не просите для себя самого. Почему это?

— А чего же мнѣ еще просить, когда я сижу одинъ съ обергофмейстериной королевы, одного взгляда которой добиваются всѣ придворные; когда-та, кто была Олимпіей Манчини, самая прелестная изъ прелестныхъ племянницъ великаго кардинала, благоволитъ меня принимать и выслушивать; когда наконецъ эта царица красоты, графиня де-Суассонъ, позволяетъ мнѣ подносить къ губамъ ручку самой плѣнительной женщины въ королевствѣ?

Графиня не отняла руки, взглянула на него нѣжно и кокетливо, и спросила:

— А вамъ очень хочется, чтобы графъ де Колиньи былъ назначенъ командиромъ арміи, которую посылаетъ король на помощь своему брату, императору германскому?

— Это было бы мнѣ дороже всего, еслибы, когда я добьюсь этого, не оставалось еще другого, что мнѣ еще дороже.

— Что же это такое?

— Вашъ гнѣвъ не поразитъ меня, если я осмѣлюсь признаться.

— Прощу васъ,

— Если такъ, графиня, то я больше всего дорожу желаннымъ случаемъ — броситься къ ногамъ той, которая даетъ мнѣ возможность за-платить долгъ благодарности!

— У васъ такіе основательные доводы въ пользу графа де Колиньи, что я начинаю находить его честолюбіе совершенно законнымъ… Я рѣшаюсь поговорить съ королемъ.

— Когда же, графиня?

— Да сегодня же вечеромъ, можетъ быть.

— Тогда — наше дѣло выиграно! сказалъ онъ, опускаясь на колѣна. Олимпія медленно поднялась и сдѣлала ему знакъ уйдти.

— Я отсылаю васъ не потому, чтобъ разсердилась, но вы меня взволновали вашими разсказами о благодарноcти и войнѣ, о любви и славѣ… Мнѣ нужно остаться одной, подумать, сообразить. Мы скоро опять увидимся… Надѣюсь, что ьы покажете себя достойнымъ моего участія.

Гуго поклонился и вышелъ. Вечеромъ, разговаривая съ Брискеттой, Олимпія сказала:.

— Онъ уменъ, этотъ графъ де-Монтестрюкъ… онъ пойдетъ далеко!

— Надѣюсь, возразила горничная, если какой нибудь добрый ангелъ прійдетъ къ нему на помощь.

— Добрый ангелъ или благодѣтельная фея…

— Я именно это и хотѣла сказать.

Въ этотъ самый день, около полуночи, когда Гуго, окончивъ свою службу въ Луврѣ, возвращался въ отелъ Колиньи, Коклико подбѣжалъ къ нему проворно, вздохнулъ, какъ будто уставши отъ ожиданья, и сказалъ;

— Ахъ, графъ! тамъ кто-то васъ ожидаетъ.

— Кто такой?

— Кузенъ… нѣтъ — кузина дьявола… посмотрите сами!

Монтестрюкъ взглянулъ въ ту сторону, куда указывалъ Коклико, и увидѣлъ въ большихъ сѣняхъ на подъѣздѣ черный силуэтъ женщины, закутанной въ широкія складки шелковаго плаща и съ капюшономъ на головѣ. Онъ сдѣлалъ шагъ къ ней; она сдѣлала два шага и, положивъ легкую ручку ему на плечо, спросила:

— Хочешь идти за мной?

— Куда?

— Еслибъ я могла сказать это, ты уже зналъ бы съ перваго же слова.

Коклико потянулъ Гуго за рукавъ, нагнулся къ его уху и прошепталъ:

— Графъ, вспомните, умоляю васъ, маленькаго слугу, который чуть не сдѣлалъ, очень недавно, изъ совершенно здоровыхъ честныхъ людей — бѣдныхъ израненыхъ мертвецовъ.

— Одно и то же не случается два раза сряду, возразилъ Гуго.

— Въ тотъ же день, можетъ быть, проворчалъ Коклико, но черезъ нѣсколько недѣль — это бываетъ!

— Если боишься, то оставайся, продолжала домино; если ты влюбленъ, то иди.

— Идемъ! отвѣчалъ Гуго, съ минуту уже наблюдавшій внимательно незнакомку.

Она пошла прямо къ параднымъ дверямъ и, выйдя на крыльцо, живо схватила Гуго за руку. Она загнула за уголъ улицы, подошла къ каретѣ, возлѣ которой стоялъ лакей, сдѣлала знакъ, подножка опустилась, однимъ прыжкомъ она вскочила въ карету и пригласила Гуго сѣсть рядомъ.

— Пошелъ скорѣй! крикнула она.

Кучеръ стегнулъ лошадей и карета изчезла изъ глазъ испуганнаго Коклико, который собирался бѣжать за своимъ господиномъ.

— Онъ, можетъ быть, и не умретъ отъ этого, прошепталъ честный слуга, но я скоро умру навѣрное, если такъ пойдетъ дальше!

Пока онъ готовился пронести безсонную ночь, карета съ Монтестрюкомъ и незнакомкой скакала во весь опоръ по лабиринту парижскихъ улицъ. Гасконца занимали, казалось, мысли менѣе печальныя. Вдругъ онъ охватилъ рукой тонкій станъ своей таинственной путеводительницы и спросилъ весело:

— А въ самомъ дѣлѣ, куда это ты везешь меня, душечка Брискетта?

— Ахъ! ты меня узналъ?

— Развѣ иначе я позволилъ бы себя похитить?

Говоря это, онъ раскрылъ капюшонъ, закутывавшій голову шалуньи и звонко поцѣловалъ ее.

— Дѣло сегодня не обо мнѣ, сказала она, возвращая ему однакожъ очень добросовѣстно поцѣлуй за поцѣлуй. Это даже ты крадешь y одной знатной дамы, которая на тебя разсердилась бы не много, еслибъ узнала, что мы съ тобой цѣлуемся.