Амеде Ашар - В огонь и в воду

• Название: В огонь и в воду
• Автор: Амеде Ашар
• Издательство: Продается: въ С.-ПЕТЕРБУРГѢ. у Вольфа, Базунова, Шигина, Плотникова и друг. ВЪ МОСКВѢ; у Манухина, Соловьева, Прѣснова и у издателя И. В. Смирнова,1876.
• Жанр: Исторические приключения

Ашар Луи-Амедей-Евген. -

франц. журналист, романист и сценический писатель; род. в Марселе 23 апр. 1814 г., отправился в Алжир в 1834 г., в качестве компаньона одного сельскохозяйственного предприятия, в 1835 г. был начальником канцелярии префекта в департаменте Геро (Hérault), а с 1838 г. сотрудничал в разных журн. мелкой прессы. Известность доставили ему его: «Lettres parisiennes» — пикантные картинки из парижской жизни, появившиеся в фельетоне ультраконсервативного журнала «L'Époque», под псевдонимом Гримма. После февральской революции 1848 г. А., будучи сотрудником роялистского журнала «L'Assemblée Nationale», выпускал ежедневно «Courier de Paris», где писал резкие политические статьи, за которые был вызван на дуэль и тяжело ранен редактором «Corsaire» Фиорентино. Потом он опять исключительно принялся за беллетристику. Из множества его романов и повестей, весьма любимых публикой и выдержавших несколько изданий, можно назвать: «Belle rose» (1847 г.), «La chasse royale» (1849-50), «Les chateaux en Espagne», «La robe de Nessus» (1855), «La traite des blondes», «Histoire d'un homme» (1863-64), «Les fourches Caudines», «Les chaines de fer» (1866-68), «La vipère» (1869-73). Из воспоминаний об осаде Парижа им написаны: «Rècits d'un soldat» (l871), «Souvenirs personnels», «D'émeutes et de révolution» (1872). Он написал также несколько театральных пьес, как то: «Souvent femme varie», «Le jeu Sylvia», «L'invalide», «La clé de ma caisse» (1858 — 73); ум. 26 марта 1876 г. в Париже.

---

— Противъ чего?

— Какъ! такъ молодъ еще, а еще при дворѣ!… Но, дружокъ мой, вѣдь ты запретный плодъ для Олимпіи!… понимаешь? Что ты такое, въ эту минуту, какъ не яблоко о двухъ ногахъ и безъ перьевъ. Зазѣвайся только… и тебя съѣдятъ живымъ.

— Ты меня пугаешь — и для этого-то ты такъ проворно взялась пронести меня въ рай?

— Иди теперь и да руководитъ тобой самъ дьяволъ!

Брискетта хотѣла уйдти; Гуго удержалъ ее и спросилъ:

— Ты забыла мнѣ сказать, что ты здѣсь дѣлаешь и чѣмъ ты считаешься при графинѣ де Суассонъ?

Брискетта встала и отвѣчала важнымъ тономъ:

— Я состою при особѣ ея сіятельства… Ты имѣешь честь видить гередъ собой ея первую горничную… ея довѣренную горничную…

И, присѣвши низко, продолжала:

— Къ вашимъ услугамъ, графъ!

Все устроилось, какъ говорила Брискетта.

Она передала Гуго записку, которой его извѣщали, что онъ будетъ принятъ въ тотъ тотъ же вечеръ на игрѣ у королевы, гдѣ онъ будетъ имѣть честь представиться обергофмейстеринѣ ея величества. Маркизъ де Сент-Эллисъ долженъ былъ только позвать его. Остальное пойдетъ само собой.

Въ назначенный часъ Монтестрюкъ явился на пріемъ у королевы. Сперва онъ преклонился по всѣмъ правиламъ придворнаго этикета передъ ея королевскимъ величествомъ, а вслѣдъ затѣмъ маркизъ де Сент-Эллисъ подвелъ его къ обергофмейстеринѣ.

— Графъ де Шаржполь желаетъ имѣть честь быть вамъ представленнымъ, графиня, сказалъ онъ.

Графиня де Суассонъ подняла глаза, между тѣмъ какъ Гуго кланялся ей. На ея лицѣ отразилось удивленіе. На минуту она было смѣшалась, но тотчасъ же оправилась и сказала ему:

— Очень рада вашему появленію при дворѣ и надѣюсь, что вы встрѣтите здѣсь достойный вамъ пріемъ…

— Я ужь встрѣтилъ его, потому что графиня де Суассонъ такъ снисходительно дозволила мнѣ имѣть имѣть честь быть ей представленнымъ.

— Это онъ! подумала она… А, грубіянъ, однако ничего не теряетъ при огнѣ!… Важный видъ, прекрасныя манеры и прехорошенькое лицо!

Сначала Олимпія не обратила на него, казалось, особеннаго вниманія; ноГyro скоро замѣтилъ, что она довольно часто бросаетъ взглядъ въ его сторону.

Скоро за этимъ взглядомъ показалась привѣтливая улыбка.

— Держись! сказалъ онъ себѣ, вспомнивъ кстати совѣты Брискетты; берегись крушенія въ самой гавани!… У этой графини де Суассонъ лицо такъ и дышетъ умомъ и хитростью.

Утвердившись въ своемъ рѣшеніи, Гуго притворялся равнодушнымъ, принялся бродить взадъ и впередъ, и прятаться по темнымъ угламъ, какъ человѣкъ, поглощенный одной мыслью. Раза два или три Олимпія постукивала отъ досады вѣеромъ по ручкѣ кресла; онъ дѣлалъ видъ, что ничего на замѣчаетъ.

Вдругъ появилась Орфиза де Монлюсонъ. Въ одну минуту все было забыто; Гуго подошелъ къ ней съ такой живостію, которой графиня де Суассонъ не могла не замѣтить. Орфиза съ нимъ — и для него больше ничего не существовало! Его отвлекло только появленіе принцессы Маміани, къ которой онъ пошелъ на встрѣчу, Она указала ему пустой стулъ подлѣ себя.

— Такъ вотъ наконецъ здѣсь у королевы я могу поздравить васъ съ перемѣной судьбы! сказала она. На дняхъ еще вы скрывались, смерть висѣла у васъ надъ головой, а теперь вы состоите въ свитѣ короля и попали въ число придворныхъ. Какія же еще ступени вверхъ остаются передъ вами?

Гуго пролепеталъ нѣсколько словъ въ извиненіе: его осадили со всѣхъ сторонъ безчисленныя заботы. Она прервала его:

— Не извиняйтесь. Разставаясь съ вами въ то утро, когда вы шли искать помощи у графа де Колиньи, я вамъ сказала слова, смыслъ которыхъ вы, кажется, не совсѣмъ поняли: вы любили меня всего одинъ день, а я вамъ буду предана на всю жизнь! Неблагодарность ваша не можетъ измѣнить меня, еще менѣе — разстояніе, отъѣздъ, разлука. Что со мной будетъ — не знаю, но какова я теперь, такой и останусь.

Она увидѣла маркиза де Сент Эллиса, который, узнавъ объ ея пріѣздѣ, шелъ къ ней; но прежде чѣмъ онъ могъ услышать ихъ разговоръ съ Гуго, она прибавила грустнымъ голосомъ:

— Впрочемъ, за что могу я жаловаться на васъ? Вотъ вашъ другъ, маркизъ де Сент-Эллисъ, питаетъ ко мнѣ такое же глубокое чувство, какъ я питаю къ вамъ. А развѣ это меня трогаетъ?… Вы мстите мнѣ за него.

Скоро графиня де Суассонъ ушла вслѣдъ за удалившейся королевой и осталась въ своихъ комнатахъ. Она отослала всѣхъ, кромѣ одной Брискетты.

— Вашъ графъ де Монтестрюкъ — просто дерзкій грубіянъ, сказала она съ живостью, сдѣлавъ особенное удареніе на словѣ: вашъ.

— Графиня изволила употребить мѣстоименіе, дѣлающее мнѣ слишкомъ много чести, но я позволю себѣ замѣтить, что графъ де Шаржполь вовсе не мой…

— О! я знаю, кто завладѣлъ теперь его сердцемъ!…

— Въ самомъ дѣлѣ?

— Онъ даже и не далъ себѣ труда скрыть этого. Она была тамъ, его героиня, его божество!…. Графиня де Монлюсонъ, наконецъ!… Ахъ! ты не обманула меня… онъ обожаетъ ее!

— Да, совершенное безуміе!

— А забавнѣй всего то, что пока онъ пожиралъ ее глазами, другая дама, итальянка, принцесса Маміани, выказывала ясно, что пылаетъ страстію къ нему!

— Да это настоящая эпидемія! И графиня увѣрена?…

— Меня-то не обманутъ… Мнѣ довольно было взглянуть разъ на нихъ троихъ, и я все разгадала!… А впрочемъ, какое мнѣ дѣло до этого? Это просто неучъ, не замѣтившій даже, что я существую….

— Вы! когда вы видѣли у ногъ своихъ короля и могли бы увидѣть самого Юпитера, еслибъ Олимпъ существовалъ еще!… Накажите его презрѣньемъ, графиня.

— Именно такъ; но я хочу прежде узнать, такой-ли у него нѣмой умъ, какъ слѣпы глаза!… Ахъ! еслибъ онъ вздумалъ только замѣтить наконецъ, что я стою его Дульцинеи, какъ бы я его наказала!

— Безъ пощады!… И какъ вы были бы правы!

— Не правда-ли?… Такъ ты думаешь, что я должна еще принять его?

— Разумѣется! если это можетъ доставить вамъ удовольствіе, а для него послужить наказаньемъ.

— Эти обѣ радости я съумѣю повести рядомъ.

— Я боюсь только, чтобъ въ послѣднюю минуту ваше доброе сердце не сжалилось.

— Не бойся… Хоть бы онъ сталъ каяться и сходилъ съ ума отъ любви у ногъ моихъ…

— Онъ будетъ у ногъ вашихъ, графиня!

— Я поступлю съ нимъ, какъ онъ того стоитъ… я буду безжалостной.

— И я тоже не пожалѣю его, когда его оцарапаютъ эти хорошенькіе ногти, сказала Брискетта, цѣлуя пальчики графини. И еслибъ вы даже укусили его побольнѣй, графиня, сколько другихъ позавидовали бы такому счастью!

— Отчего-жь нѣтъ?… Возьми только на себя передать ему, что я жду его завтра при моемъ маломъ выходѣ.

Брискетта уходила; графиня спохватилась и сказала:

— А я забывала Морица савойскаго, графа де-Суассона, нашего мужа! Бѣдный Морицъ!

Брискетта едва не расхохоталась и поспѣшила выйдти.

XXIII Чего хочетъ женщина

Между тѣмъ дворъ переѣхалъ изъ Фонтенебло въ Парижъ, гдѣ король имѣлъ чаще возможность бесѣдовать о своихъ честолюбивыхъ планахъ съ Ле-Телье и его сыномъ, графомъ де Лувуа, уже всемогущимъ въ военномъ вѣдомствѣ.

Обергофмейстерина королевы, само собой разумѣется, тоже переселилась въ Лувръ вмѣстѣ съ ея величествомъ; также точно поѣхали въ Парижъ и всѣ придворные, молодые и старые. Въ Парижѣ ихъ ожидали тѣ же самыя интриги, нити которыхъ были завязаны въ Фонтенебло любовью, тщеславьемъ и честолюбіемъ…

Гуго, хорошо направленный Брискеттой, появился на другой же день при маломъ выходѣ Олимпіи, а вечеромъ его увидѣли опять на игрѣ у королевы. Какъ нѣкогда суровый Ипполлитъ, онъ, казалось, смягчился къ хитрой и гордой Аридіи, которая раздѣляла, какъ увѣряли, съ маркизой де ла-Вальеръ вниманіе его величества короля и держала въ страхѣ половину двора подъ своей властью; но Гуго дѣйствовалъ, какъ ловкій и искусный дипломатъ, которому поручены самые трудные переговоры: онъ поддавался соблазнамъ ея ума и прелестямъ ея обращенія медленно, постепенно, мало по малу, не какъ мягкій воскъ, таявшій отъ первыхъ лучей огня, но какъ твердый металлъ, нагрѣвающійся сначала только на поверхности. Олимпія могла считать шагъ за шагомъ свои успѣхи; ей нравилась эта забава и она тоже поддавалась невольно увлеченію. Ей было ново — встрѣтить сердце, которое не сдавалось по первому требованію. Это сопротивленіе пріятно волновало ее: это была приправа, будившая ея уснувшія чувства и притупленное любопытство.

Само собой разумѣется, при этихъ почти ежедневныхъ встрѣчахъ, не разъ представлялся имъ случай говоритъ о графѣ де-Колиньи и о начальствѣ надъ войсками, котораго онъ добивался. Гуго всякій разъ хваталъ такіе случаи на лету. Венгерская экспедиція сводила всѣхъ съ ума: она напоминала крестовые походы; предстояло, какъ во времена Саладина, биться съ невѣрными, и дальнее разстояніе, неизвѣстность придавали этому походу въ далекія страны такую рыцарскую прелесть, что всѣ горѣли желаніемъ принять въ немъ участіе. Не было ни одного дворянина, который не добивался бы счастья посвятить свою шпагу на службу христіанству. Всѣ знали уже, что король, уступая просьбамъ императора Леопольда, который рѣшился, сломивъ свою гордость, прислать графа Строцци къ французскому двору, — отдалъ уже приказаніе министру Летелье собрать армію подъ стѣнами Меца и оттуда направить ее къ Вѣнѣ, которой угрожали дикія толпы, предводимыя великимъ визиремъ Кьюперли, мечтавшимъ о покореніи Германіи исламу [3].