Амеде Ашар - В огонь и в воду

• Название: В огонь и в воду
• Автор: Амеде Ашар
• Издательство: Продается: въ С.-ПЕТЕРБУРГѢ. у Вольфа, Базунова, Шигина, Плотникова и друг. ВЪ МОСКВѢ; у Манухина, Соловьева, Прѣснова и у издателя И. В. Смирнова,1876.
• Жанр: Исторические приключения

Ашар Луи-Амедей-Евген. -

франц. журналист, романист и сценический писатель; род. в Марселе 23 апр. 1814 г., отправился в Алжир в 1834 г., в качестве компаньона одного сельскохозяйственного предприятия, в 1835 г. был начальником канцелярии префекта в департаменте Геро (Hérault), а с 1838 г. сотрудничал в разных журн. мелкой прессы. Известность доставили ему его: «Lettres parisiennes» — пикантные картинки из парижской жизни, появившиеся в фельетоне ультраконсервативного журнала «L'Époque», под псевдонимом Гримма. После февральской революции 1848 г. А., будучи сотрудником роялистского журнала «L'Assemblée Nationale», выпускал ежедневно «Courier de Paris», где писал резкие политические статьи, за которые был вызван на дуэль и тяжело ранен редактором «Corsaire» Фиорентино. Потом он опять исключительно принялся за беллетристику. Из множества его романов и повестей, весьма любимых публикой и выдержавших несколько изданий, можно назвать: «Belle rose» (1847 г.), «La chasse royale» (1849-50), «Les chateaux en Espagne», «La robe de Nessus» (1855), «La traite des blondes», «Histoire d'un homme» (1863-64), «Les fourches Caudines», «Les chaines de fer» (1866-68), «La vipère» (1869-73). Из воспоминаний об осаде Парижа им написаны: «Rècits d'un soldat» (l871), «Souvenirs personnels», «D'émeutes et de révolution» (1872). Он написал также несколько театральных пьес, как то: «Souvent femme varie», «Le jeu Sylvia», «L'invalide», «La clé de ma caisse» (1858 — 73); ум. 26 марта 1876 г. в Париже.

---

— Вотъ оттого-то именно, графъ, я и сомнѣваюсь! Слишкомъ много меду, слишкомъ много! Я ужь такой болванъ, что никакъ не могу не вспомнить о силкахъ, что разставляютъ на птичекъ… Онѣ, бѣдныя, ищутъ зерна; а находятъ смерть!

— Э! я еще пока здоровъ! сказалъ Гуго.

Дня два спустя, Цезарь отвелъ въ сторону Лудеака.

— Мѣсто мнѣ не нравится, сказалъ онъ: я всегда думалъ, что Парижъ именно такой уголъ міра, гдѣ всего вѣрнѣй можно встрѣтить средство отдѣлаться отъ лишняго человѣка, вотъ по этому-то мы скоро и уѣдемъ отсюда.

— Одни?

— Э, нѣтъ! герцогиня д'Авраншъ намъ первая подаетъ сигналъ къ отъѣзду. У меня есть друзья при дворѣ и одинъ изъ нихъ — вѣрнѣй, впрочемъ, одна — говорила королю, по моей просьбѣ, что крестница его величества ужь слишкомъ зажилась у себя въ замкѣ; она-то и подсказала ему мысль вызвать ее отсюда.

— Графъ де Монтестрюкъ, разумѣется, захочетъ тоже за ней ѣхать.

— Тутъ-то именно я его и караулю. Во первыхъ, я выиграю ужь то, что разстрою эту общую жизнь, въ которой онъ пользуется тѣми же преимуществами, какъ и я.

— Не говоря уже о томъ, что Парижъ — классическое мѣсто для всякихъ случаевъ. Вотъ еще недавно вытащили изъ Сѣны тѣло дворянина, брошенное туда грабителями… а у Трагуарскаго Креста подняли другаго, убитаго при выходѣ изъ игорнаго дома.

— Какъ это однако странно! сказалъ Цезарь, обмахиваясь перьями шляпы.

— И письмо, которое должно разрушить очарованіе нашего острова Калипсо?…

— Прійдетъ на дняхъ, какъ мнѣ пишутъ, и притомъ написано въ такихъ выраженіяхъ, что нечего будетъ долго раздумывать.

— Бѣдный Монтестрюкъ!… Провинціалъ въ Парижѣ будетъ точно волченокъ въ долинѣ… Я буду непремѣнно, Цезарь, при концѣ охоты!

Вскорѣ въ самомъ дѣлѣ пришло письмо, извѣщавшее герцогиню д'Авраншъ, что ее требуютъ ко двору.

— Желаніе его величества васъ видѣть близъ себя такъ лестно, сказала маркиза д'Юрсель, что вамъ необходимо поспѣшить отъѣздозмъ.

— Я такъ и намѣрена сдѣлать, отвѣчала Орфиза; но вы согласитесь, тетушка, что не могу же я не пожалѣть о нашей прекрасной сторонѣ, гдѣ намъ было такъ хорошо, гдѣ у насъ было столько друзей, гдѣ насъ окружало столько удовольствій. Я знаю, что покидаю здѣсь, но еще не знаю, что меня тамъ ожидаетъ…

— Но развѣ вы не надѣятесь встрѣтиться при дворѣ съ тѣми самыми лицами, которыя составляли ваше общество здѣсь? — Графъ де Монтестрюкъ, правда, тамъ еще не былъ, но онъ изъ такого рода, что ему не трудно будетъ найдти случай представиться.

— Да развѣ меня тамъ не будетъ? воскликнулъ графъ де Шиври; я требую себѣ во всякомъ случаѣ чести представлять повсюду графа де Шаржполя.

— Я знаю, сказала Орфиза, что вы не уступите никому въ вѣжливости, и въ любезности.

— Вы меня просто околдовали, прекрасная кузина: великодушіе — теперь моя слабость… Я хочу доказать вамъ, что бы ни случилось, что во мнѣ течетъ кровь, которая всегда будетъ достойна васъ.

Орфиза наградила его за послушаніе и за мадригалъ такой улыбкой, какой онъ не видѣлъ со дня охоты на которой чуть не убилась Пенелопа.

Близкій отъѣздъ привелъ Гуго въ отчаяніе: ему предстояло разстаться съ этими мѣстами, гдѣ онъ каждый день видѣлъ Орфизу, гдѣ ихъ соединяли одни и тѣ же удовольствія, гдѣ онъ дышалъ однимъ съ нею воздухомъ, гдѣ онъ могъ отгадывать всегда ея мысли. Сколько условій будетъ разлучать ихъ въ Парижѣ и какъ рѣдко будетъ онъ съ ней видѣться!…

Наканунѣ отъѣзда Орфизы въ Блуа и оттуда въ Парижъ, Гуго, проведя съ ней послѣдній вечеръ, грустно бродилъ подъ ея окнами, надѣясь увидѣть еще хоть тѣнь ея на стеклѣ. Его била лихорадка. Безумная мысль пришла ему въ голову и овладѣла имъ съ такой силой, что черезъ минуту онъ ужь мѣрялъ разстояніе до балкона, на которымъ показывался изрѣдка легкій силуэтъ Орфизы: онъ желалъ чего-нибудь отъ нея, какой-нибудь вещи, которой касалась рука ея и которая могла бы напоминать ее повсюду.

Перенесенный на другое мѣсто огонь показывалъ, что герцогиня перешла во внутреннія комнаты. Не прошло и пяти минутъ, какъ онъ уже былъ на балконѣ, не зная самъ, какимъ путемъ онъ туда взобрался, но съ твердой рѣшимостью не сходить внизъ, пока не найдетъ свое сокровище. Окно было полуотворено, онъ толкнулъ его рукой и вошелъ въ маленькую комнату, которая отдѣлялась одной только полуприподнятой портьерой отъ той, куда ушла Орфиза. Его мгновенно охватилъ тотъ самый запахъ, очарованіе котораго онъ ужь не разъ испытывалъ: то было какъ бы ея собственное дыханіе.

Повсюду были разбросаны ея вещи: бывшее на ней въ этотъ день платье изъ блестящей матеріи, облекавшее ея легкій станъ; тонкое кружево, покрывавшее ея плечи отъ вечерней сырости; венгерскія перчатки, еще сохранявшія форму ея милыхъ ручекъ; маленькіе атласные башмачки, обтягивавшіе ея дѣтскія ножки; вѣеръ, которымъ она играла такъ граціозно, какъ истинная кастильянка; все говорило ему объ ней. Гуго стоялъ въ восхищеніи, упиваясь ароматомъ всѣхъ этихъ вещей, но среди этого восторга начинало закрадываться въ него безпокойство: что, если вдругъ Орфиза выйдетъ въ эту комнату, что подумаетъ она, увидѣвъ его здѣсь, какъ и чѣмъ онъ объяснитъ ей свое присутствіе? Можно-ли надѣяться, что ему удастся уйдти такъ же неслышно, какъ онъ вошелъ? Онъ и не подозрѣвалъ, что Орфиза уже слѣдила за всѣми его движеньями.

Какъ ни легко онъ взошелъ на балконъ, но въ ночной тишинѣ все было такъ безмолвно, что какъ только Гуго ступилъ ногой на полъ, она стала прислушиваться; скоро ей показалось, что окно открывается невидимой рукой; легкій трескъ паркета предупредилъ ее, что кто-то ходитъ до сосѣдней комнатѣ. Она была слишкокъ храбра, чтобъ звать кого-нибудь на помощь: дочь одной изъ героинь Фронды, она, какъ и мать, не знала вовсе страха. Она подумала, не Шиври-ли это, извѣстный своей наглой смѣлостью, и ужь схватила кинжалъ, готовая твердой рукой поразить его за такую дерзость; молча, приподнявъ портьеру, она посмотрѣла.

Она задрожала, узнавъ Гуго де-Монтестрюка. Какъ! онъ, въ ея комнатахъ, въ такой часъ! что ему нужно? Удерживая дыханье и спрятавшись за толстую портьеру, изъ-за которой могла все видѣть, тогда какъ ея самой было невидно, она слѣдила за каждымъ его шагомъ. Первое чувство ея было — гнѣвъ и огорченіе: Гуго падалъ въ ея мнѣній и сердце ея сжимаюсь отъ сожалѣнья; второе чувство было — удивленіе и нѣжное умиленіе.

Послѣ минутной нерѣшимости, Гуго подошелъ осторожно къ креслу, на которомъ висѣлъ вѣнокъ изъ розъ, бывшій сегодня на корсажѣ у Орфизы. Оглянувшись на всѣ стороны, онъ оторвалъ въ волненьи одинъ цвѣтокъ, страстно поцѣловалъ его и спряталъ у себя на груди. Онъ ужь хотѣлъ уходить и повѣсилъ осторожно вѣнокъ на спинку кресла, когда вниманіе его обратилось на что то, чего Орфиза не могла разсмотрѣть изъ-за своей портьеры. Гуго нагнулся и нѣжно снялъ съ бѣлаго атласнаго корсажа какую-то ниточку золотого цвѣта: то былъ длинный волосъ Орфизы. Она улыбнулась, увидѣвши, съ какимъ восхищеньемъ онъ разсматриваетъ свою находку, какъ будто она дороже для него всякаго жемчужнаго ожерелья, и тихонько выпустила кинжалъ изъ рукъ. Къ чему ей нужно было оружіе противъ такого почтительнаго обожанія?

Долго Гуго разсматривалъ при огнѣ стоявшей на столикѣ свѣчи тонкіе изгибы этого бѣлокураго волоса, онъ то вытягивалъ его, то обвивалъ золотымъ кольцомъ на пальцѣ. Вдругъ онъ досталъ спрятанную на груди розу и, обмотавъ вокругъ стебелька найденный волосъ, завязалъ оба конца и спряталъ опять на груди, какъ воръ, схватившій какую-нибудь драгоцѣнность.

Онъ уходилъ тихо и уже дошелъ-было до окна, какъ вдругъ тяжелыя складки портьеры раскрылись и передъ нимъ появилась Орфиза. Онъ отступилъ шагъ назадъ, вскрикнувъ отъ ужаса.

Окутанная бѣлымъ кисейнымъ пеньуаромъ, съ распущенными волосами, съ обнаженными по-локоть руками въ длинныхъ широкихъ рукавахъ, въ полусвѣтѣ, оставлявшемъ въ тѣни ея неясную фигуру, — она казалась призракомъ. Она сама не понимала, отчего вдругъ рѣшилась показаться, и какое-то новое, неиспытанное еще ощущеніе удивляло ее; но, притворяясь раздраженною, она спросила Гуго:

— По какому это случаю, графъ, вы вошли сюда въ такой часъ?… Неужели вы обыкновенно такъ поступаете и неужели вы думаете, что такой поступокъ — честный способъ отблагодарить за мое гостепріимство и за мою прямую, открытую признательность вамъ?…

Гуго хотѣлъ отвѣчать; она его прервала:

— Какимъ путемъ вы попали въ мои комнаты? какъ? зачѣмъ?

— Я былъ тамъ внизу, подъ вашими окнами… увидѣлъ свѣтъ… сердце мое забилось, мной овладѣло безуміе… у шпалеры ростетъ дерево… я взлѣзъ… меня все тянулъ свѣтъ, по немъ проходила ваша тѣнь…. я прыгнулъ съ дерева на балконъ…

— Но вы могли упасть въ такой темнотѣ!… убиться насмерть!…

— Вы вотъ объ этомъ думаете, герцогиня, а я не подумалъ!…

— Но, еще разъ, зачѣмъ? съ какой цѣлью?