Иштван Рат-Вег - Пестрые истории

• Название: Пестрые истории
• Автор: Иштван Рат-Вег
• Издательство: Крафт
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-93675-042-6

Иштван Рат-Вег стяжал европейскую славу как бытописатель курьезной истории человечества. В центре его внимания исторические, литературные, научные, военные и кулинарные курьезы, необыкновенные, загадочные и эксцентричные личности, слухи и небылицы, мир мошенников, проходимцев и авантюристов, мистификаторов и шарлатанов, шутов и дураков, человеческая предприимчивость и хитрость и ее обратная сторона — глупость. Все, о чем пишет автор, пе выдумано им, а взято из многовековой истории человеческой культуры. Книга предназначена широкому кругу читателей.

---

В королевских замках Европы придворные шуты появились около X века. Во Франции их дела шли особенно хорошо: они были включены в штат придворных чинов. Шут был настоящим чиновником, с постоянным годовым окладом и прочими благами и привилегиями. Его ранг находился где-то посредине между камергерами и прислугой. По старым документам можно точно установить официальный статус шута. В целости и сохранности до нас дошли сметы на содержание двора французского короля Иоанна в 1356 году, когда король после битвы при Пуатье попал в плен к англичанам. Пленного короля из Бордо отправили в Лондон, в его свите был и непременный шут. Сметы упоминают эту особую персону как «Мастер Жан, шут». Из записей узнаем, что мастера Жана его хозяин-король ослепительно одевал — в шелка и бархат, в меха, даже жемчугами щедро одарял. За столом он пил не из обычной кружки, у него был отдельный серебряный кубок. Когда король отправился в плен, за ним следовало пять телег. В первых трех ехали придворные сановники, в четвертой павлином восседал мастер Жан, а в пятой теснилась прислуга. Более того, лично у мастера Жана было два собственных лакея, в смете упоминаются даже их имена: Жирардин и Мажистер.

Эти официальные придворные шуты не были простыми клоунами, как древнеримские параситы. Они готовились к своей карьере. Они должны были уметь музицировать, петь, декламировать баллады и стихи; анекдотами и загадками приправлять застолье. Конечно, истинные таланты моментально обменивались возникавшими идеями, ну а если вдохновение подводило, шут имел в запасе чужие остроты. Позднее их выпускали сборниками.

Процитирую несколько загадок из самого старинного сборника. По меркам сегодняшнего дня это не бог весть какой юмор, но если представить застолье пяти-шести вековой давности, то тогда они сверкали и искрились остроумием.

Сколько нужно воловьих хвостов, чтобы достать до облаков? — Много не надо, только один, если он достаточно длинен.

Что это такое, чего никогда не происходило, да и впредь не случится? — Чтобы мышь сложила гнездо в ухе у кошки.

Каково расстояние между поверхностью и дном моря? — Один бросок камня.

Какова плохо оказанная благотворительность? — Подавать милостыню слепому, потому что он рад был бы видеть своего благодетеля повешенным.

Придворные шуты носили форменную одежду. На протяжении столетий едва ли что-то изменилось в традиционном костюме шута. Голова была покрыта капюшоном с двумя ослиными ушами. Здесь объяснений не требуется. С пояса у него свисала дубинка, на первый взгляд символизировавшая скипетр господина страны дураков, но годилась она и на то, чтобы шуту защищаться, если кто из-за острого словца захотел бы поколотить его. У французов дубинка-скипетр называлась marotte — этим словечком и сегодня называют причуды взбалмошных людей.

Капюшон, костюм, дубинка были увешаны погремушками-бубенцами. Интересно происхождение этих бубенчиков. Носить их начали в Германии. Предположительно переняли их у венгров: если правду говорят старинные хроники, будто бы захваченные в битве при Лехмезе венгры носили одежду, обвешанную бубенчиками. Человек средневековья просто ухватился за новое украшение, потому что оно не только блеском золота указывало на знатность его обладателя, но и звоном как бы возглашало: «Смирно! Идет господин! Прочь с дороги!» Невообразимая мода тут же перестаралась: некоторые господа и дамы нашивали на платье по пятьсот-шестьсот бубенцов. Такой треск-перезвон поднимался, что пришлось запретить ношение этой забавной одежды в церквях, потому что она возмущала серьезность богослужения. И только по прошествии длительного времени осознали, какой неблагодарной глупостью наградил свет этот сумасшедший каприз моды. Бубенчики-погремушки исчезли с одежды господ и дам и попали туда, где им и было место — на дурашливый костюм шута. Оттуда они и стали возвещать: «Осторожно! Шут идет!»

Необычное, примечательное одеяние стало своего рода патентом для всякого, кто хотел привязаться к дураку. А он, опять же, защищался, как мог: то ли своим острым языком, то ли прямо дубинкой. Но и у шута была привилегия — под прикрытием шутовства он мог быть запросто с великими мира сего. Попадались очень остроумные, мудрые дураки-шуты; такие не раз подавали своим хозяевам дельные советы в причудливой упаковке.

Таким был знаменитый шут французского короля Франциска I Трибуле. Вел он записную книжицу, куда заносил имена тех, кого считал дурнее официальных дураков. Король однажды разрешил своему самому большому врагу, императору Карлу V, свободный проход через территорию Франции во Фландрию. Тогда шут достал свой блокнот и стал туда что-то записывать. Король увидел это: «Кого ты на этот раз посчитал глупее себя?» — «Императора, потому что ты можешь захватить его в плен». — «А если император окажется прав, и беспрепятственно пройдет через мою страну?» — «Тогда я вычеркну его имя и впишу твое, потому что ты был таким дураком, что не схватил его».

Этот же шут слонялся поблизости, когда король Франциск перед итальянским походом, имевшим печальный конец, держал военный совет. Был разработан план нападения на Италию. Шут с презрительной физиономией шагал туда-сюда, что-то бормоча себе под нос. Наконец всем это надоело и его спросили, что случилось? Он гак отвечал: «Вы так хорошо спланировали, как войти в Италию, а вот позаботились ли вы о том, как будете выходить?» Он оказался прав: в битве при Павии французы были разбиты наголову, а сам король попал в плен.

Шапка с бубенцами давала право шуту даже на дерзкие выходки по отношению к августейшим особам. Был у герцога Феррарского знаменитейший шут Гонелла. Его шутками и выходками на протяжении веков жили позднейшие шуты. Массу прибауток отнесли они на свой счет, а ведь первоисточник их бил фонтаном в Ферраре. Вот примеры изощренного ума Гонеллы.

Однажды герцог повелел Гонелле привести свою жену, герцогиня-де хочет познакомиться с нею. Шут почесал в ухе:

Да она туговата на ухо, только крик и понимает.

Ничего, пусть придет.

Пошел шут к жене, сказал ей про великую честь, да предупредил, герцог-де на ухо туговат, будешь говорить с ним, кричи громче, сколько сил хватит. Герцог и жена шута встречаются в покоях герцогини. Каждый, думая, что другой глух, кричит на ухо тому во все горло. Герцогиня от этого крика сама чуть не оглохла. Герцог, догадавшийся о проделке шута, когда лукавая физиономия Гонеллы заухмылялась в отворенную дверь, рассмеялся и простил — а что он мог поделать?

Тому же Гонелле молва приписывает другую, куда более серьезную проделку. Герцога четыре дня мучил жар. В ту пору существовало поверье, будто все хвори вернее всякого лекарства лечит неожиданный испуг. Вот Гонелла и придумал: во время прогулки вдоль берега реки неожиданным толчком в спину столкнул герцога в воду. И побежал из Феррары, не останавливаясь аж до самой Падуи. Но услышав, что герцог и в самом деле выздоровел, все же вернулся. Там его, однако, схватили за ухо и потащили в суд. Приговор был строг — смерть. И повели бедного шута на казнь, завязали глаза, положили голову на плаху. Но тут вышел поворот: по приказу герцога палач не топор обрушил на него, а вылил ему на шею ушат холодной воды. Каков же результат? Бедный шут, как только холодная вода окатила его шею, тут же помер от испугу.

Наряду с умными дураками большим спросом пользовались разные уродцы — с лица и телом. Своим нелепым видом и убогой угловатостью они вызывали смех. Таким, должно быть, был дурачок Габора Бетлена. По старинным описаниям, звали его Судья Михай и был он «поелику дурен с лица». На свадебных празднествах Габора Бетлена ему тоже пришлось показать свое искусство. Это происходило так: разыгрывали пародию на рыцарский турнир, он ломал копья с другим дурачком по имени Черкес. Можно себе представить, с каким восторгом находившие особое удовольствие в грубых развлечениях господа наблюдали за схваткой двух уродцев. О результате автор хроники вспоминает: «Победа стала Черкесова, возле носа удар настиг Судью Михая, который более дурен тем самым стал».

Царь Петр Великий тоже любил шутки, а чтобы шутки не иссякли, держал при дворе даже не одного, а сотню шутов и уродцев. По большей части это были юродивые или бесформенные человеческие уродцы. Однако в их списке попадались все больше громкие имена: капитан Ушаков, граф Апраксин, князь Волконский и прочие. И это были не прозвища какие, забавы ради. В шапки с бубенцами и ослиными ушами, да в шутовские наряды царь в наказание за провинность облачал настоящих офицеров, графов и князей. Ежели кто из придворных согрешил или не склонил головы, царь отдавал того в придворные шуты. От какого бы древнего, столбового рода ни происходил, какой бы высокий чин ни носил, — напяливали на его голову шутовскую шапку, а затем знай выделывай те же унизительные коленца, что и самые подлые из дураков, коли не хочешь поплатиться жизнью.