Иштван Рат-Вег - Пестрые истории

• Название: Пестрые истории
• Автор: Иштван Рат-Вег
• Издательство: Крафт
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-93675-042-6

Иштван Рат-Вег стяжал европейскую славу как бытописатель курьезной истории человечества. В центре его внимания исторические, литературные, научные, военные и кулинарные курьезы, необыкновенные, загадочные и эксцентричные личности, слухи и небылицы, мир мошенников, проходимцев и авантюристов, мистификаторов и шарлатанов, шутов и дураков, человеческая предприимчивость и хитрость и ее обратная сторона — глупость. Все, о чем пишет автор, пе выдумано им, а взято из многовековой истории человеческой культуры. Книга предназначена широкому кругу читателей.

---

Только что такое эти заблуждения венгерских ученых-мечтателей в сравнении со скандалом, разразившимся в 1795 году в Англии вокруг пресловутых подделок Шекспира!

У Самюэля Айрленда была букинистическая лавка в Лондоне. Сам он был известен как большой поклонник литературы, особенно творчества Шекспира; по этой причине разные литературные знаменитости той поры назначали друг другу встречи в его лавке.

Был у него 18-летний сын Уильям Генри. И у паренька просто звенело в ушах от множества разговоров о литературе, чтений, декламаций, и он сам читал с отцом старинные стихи, а среди них и «Баллады Раули» Чаттертона. Поначалу дела молодого Уильяма Генри развивались по сценарию, очень похожему на историю Чаттертона; но не более чем походит раскрашенный оттиск репродукции-эстампа на оригинальное живописное полотно.

Молодой человек получил хорошее образование, отец даже несколько лет учил его в Париже. Потом отдал его писарем к лондонскому адвокату. Шкафы в адвокатской конторе оказались набиты старинными документами, по большей части времен Елизаветы и Якова I, то есть как раз шекспировской эпохи. В один прекрасный день Уильям Генри заявился домой с сообщением, что ему удалось в свалке документов обнаружить договор на покупку земельного участка в Стратфорде за собственноручной подписью Шекспира. Бумага, чернила, юридический слог той поры без сомнения свидетельствовали об оригинальности документа. Ученые посетители книжной лавки одобрительно закивали головами.

Первый успех окрылил молодого человека, теперь уже вместо простой подписи он стал приносить домой целые рукописи Шекспира. Счастливый отец радовался настоящему небольшому собранию этих рукописей.

Правда, про них уже нельзя было утверждать, что все они вынырнули из шкафов адвоката. Следовало подумать о другом их происхождении. Уильям Генри-младший выдумал историю об одном якобы не пожелавшем назвать себя добросердечном джентльмене, которому эти бумаги достались по наследству, и он с беспримерным великодушием подарил их Айрленду-младшему как «пламенного ума юноше и духовному собрату Шекспира».

Посетители отцовской книжной лавки проглотили эту наживку. Их не слишком занимал какой-то чужак, хотя бы и благородной души, им важно было, что теперь перед ними открывалась самая большая ценность этого собрания: протестантский трактат «Исповедание верой», в котором изложено религиозное кредо Шекспира.

Они не стали доискиваться, зачем это Шекспиру понадобилось высказывать свою убежденность в протестантизме. Они удовольствовались тем, что могут наслаждаться прекрасным шекспировским слогом. Особенно очаровала любителей из книжной лавки вот эта молитва: «О Господи, спаси и сохрани нас, подобно нежной курице, что укрывает мелкое потомство свое крылами, и тем надежно сохраняет его».

Когда старый Айрленд блеснул этой драгоценностью, явно выковырянной на скотном дворе, перед двумя протестантскими попами, один из них воскликнул: «Господи, наши молитвенники богаты прекрасными строками, но вот, Господи, это муж, который превзошел нас всех».

Теперь юный Уильям совсем осмелел и представил еще одну бесценную вещь — собственноручно написанное любовное письмо Шекспира к жене, Анне Хэтеуэй.

Не помешает ознакомиться с ним полностью:

«Дражайшая моя Анна!

Поскольку ты могла убедиться, что я верен своему обещанию, вот, посмотри, как я держу слово. Прошу тебя, этот маленький локон умасти твоих глаз свежим взором, и тогда короли с почтением склонятся перед нами. Уверяю тебя, не грубая рука заплела его, то сделала рука твоего Вилли. Королевские головы украшают золотые безделицы, но они не принесли бы мне и половины той радости, как сознание, что этот пустяк тебе по нраву. Это чувство утверждает, что за любовью к Богу следует нежная любовь к тебе, к моей добродетельной Анне, которую я замкнул в своем сердце. Потому что ты, словно могучий кедр, раскинувший свои ветви и охраняющий малые растения от суровых зим и жестоких бурь. Да пребудет Господь с тобою до завтра, скоро свижусь с тобой. А до той поры Adieu, родная любовь моя.

Навеки твой У. Шекспир».

К сему был приложен локон. Старый почитатель Шекспира (Айрленд-старший) запер его в золотую шкатулку и только наиболее достойным из почитателей Шекспира дарил по одному волоску: удостоенные такой чести, они отдавали вправить волосок в перстни с драгоценными камнями.

А чтобы, помимо сравнения с курицей и кедром, дать образчик совершенно нераскрытых в нем возможностей Шекспира как драматурга, он представил несколько неизвестных отрывков из «Гамлета», а также черновики отдельных сцен «Короля Лира».

В слепом порыве старый почитатель выставил эти реликвии в своей лавке. Более того, поскольку кое-где стали сгущаться тучи сомнения, так вот, чтобы рассеять их, он представил весь материал на рассмотрение некоей комиссии.

Двадцать четыре ученых мужа, писатели и прочие знатные особы поставили свои подписи под заявлением, в котором говорилось, что они, рассмотрев представленные Самюэлем Айрлендом в их распоряжение бумаги, убедились в том, что они подлинные. Среди подписавшихся были Генри Пай, официально увенчанный лаврами поэт, три лорда, д-р Парр, авторитетный теолог и критик, и, цитируя «Короля Лира», last not least — завершающий, но не последний — Джеймс Босвелл, которого Томас Маколей назвал «великим мастером биографий»{Босвелл (или Босуэлл) Джеймс (1740–1795) — шотландский литератор, известный главным образом как многолетний секретарь, собеседник и биограф ученого Самюэля Джонсона, с которым познакомился в Лондоне в 1763 г. и более 20 лет вел ежедневные записи своих бесед с ним. Из этих записей родилась его знаменитая книга «Жизнь Самюэля Джонсона» (Boswell. The Life of Samuel Johnson, 1791), считающаяся литературным шедевром и классическим образцом биографического жанра. — Прим. ред.}.

Тут последовала прямо театральная сцена, когда Босвелл, исследовав бумаги, упал на колени и воскликнул: «Поцелуем запечатлеваю реликвии нашего бессмертного поэта и благодарю Бога, что позволил мне дожить до того, что мне воочию довелось лицезреть их».

Понятно, что после такой реакции у парня воистину выросли крылья, он уже воображал себя чуть ли эвонским лебедем. Тогда он притащил домой еще один бесценный дар на удивление щедрого незнакомца: полную рукопись дотоле неизвестной трагедии Шекспира «Вортигерн и Ровена».

При этой вести загудела вся страна. Еще бы! Целая пьеса великого и бессмертного! Чьи отдельные строки до сих пор только вдыхали, подобно дымку опийного мака! Англия плавала в море радости и простодушной надежды. Два директора лучших лондонских театров осаждали старого Айрленда, сражаясь за честь и право поставить вновь обретенную пьесу на сцене. Победил Шеридан, директор театра «Друри-Лейн» («Drury Lane»), сам известный поэт. Он немедленно заплатил за право постановки триста фунтов стерлингов и оговорил половину доходов от первых шестидесяти представлений.

Единственным, кто не разделял восторгов, был Мэлоун. В свое время это он признал в Чаттертоне поэта, а теперь в юном Уильяме увидел всего лишь фальсификатора. Но его голостонул в общем гаме. Представление было назначено на 2 апреля 1796 года.

В спектакле на главных ролях были заняты самые блестящие актеры: великий Кембл, миссис Сиддонс (которую впоследствии удостоили быть похороненной в Вестминстерском аббатстве), миссис Джордан (которая сверх своего сценического таланта была еще и любовницей герцога Уэльского).

Театр был полон, торжественная тишина, напряженное ожидание. Поначалу дело как-то шло, только публика понемногу зашевелилась. Так это Шекспир? Эта простенькая сказочка, плоские мизансцены, бездарные стихи, скудоумие, пустой лепет? Гул в зале усиливался, наконец разразился скандал. Развязка наступила в 5-м акте, когда Вортигерну по ходу пьесы надо было произнести: «Положим конец этой трагикомедии!»

Кембл произнес эти слова столь выразительно, что по театру прокатился взрыв хохота. В зале со всех сторон раздались крики одобрения, публика неистовствовала и хохотала. Судьба пьесы была решена, первое представление оказалось и последним.

Мыльный пузырь с Шекспиром лопнул. Уильям Генри бежал из театра, бежал из дому, а из адвокатской конторы бежать не пришлось — его и так выгнали на другой же день.

Свое неслыханное святотатство позднее он попытался исправить тем, что издал сочинение под заглавием «Признания», в нем с великим раскаянием он сознался в заблуждениях юности.

Его былые поклонники отступились от него и, наверное, задним числом сами удивлялись, где был их разум, когда пачкотню 18-летнего юнца принимали за шедевр величайшего английского поэта.