Эдуард Зубов - Случайная любовь

• Название: Случайная любовь
• Автор: Эдуард Зубов
• Жанр: Современные любовные романы

Дорогой читатель! На Ваш суд представляется повесть «Случайная любовь», события в которой развиваются драматично. Написана повесть высокохудожественным языком, когда проза сливается в одно органическое неразделимое целое с поэзией и каждое слово западает в душу. Можно сказать, в произведении автору удалось решить главную задачу искусства: передаче в художественной форме жизни человеческого духа. Благодаря этому, при описании глубоко интимных сторон взаимоотношений героев удалось избежать пошлости и безнравственности, чем так пестрит современная литература, когда на первой странице встречаются он и она, а на второй – описываются постельные сцены. Сюжет повести захватывает читателя, читается она на одном дыхании.

---

Но, а если их дружба затянется, перейдет в нечто большее, он, конечно же, даст ей понять, что хочет на ней жениться. Позднее, при определенных обстоятельствах, – как знать. Но только не сейчас. Засыпая, в мыслях она уже была рядом с ним и рисковала.

А в это время перед сном Сережа тоже думал о ней, а когда выключил свет и с головой укрылся одеялом, то не смог уснуть. Он пребывал в странном состоянии, поскольку ослепление нашло на него. Эти темные глаза, которые смотрели на него то ласково, то вызывающе, казалось, говорили ему: «Вы мне нравитесь!» И теперь этот взгляд преследовал его. Стройная, изящная, по-своему красивая и жизнерадостная – ему казалось, что она во всем дополняет его. Чего только стоит с такой девочкой под руку пройтись! Где он с ней ни появится, – все будут завидовать ему. И, несмотря на то, что теперь её не было около него, она все ещё до сих пор чувственно возбуждала его. К тому же он инстинктивно чувствовал, что она страстная в любви (а это сейчас, по его убеждению, такая редкость) и в этом он не мог обмануться. Душистая, как молодое сосновое деревце, нагретое солнцем – забыть её он не мог. И в этом не было ничего удивительного. Он уже два года как жил в городе и, карабкаясь по каменистым тропам скучной науки, не поднимал голову от книжек. В нем должна была проявиться природа, а окружавшие его большей частью деревенские девушки – мордастые и крикливые – его не прельщали. Юля, в отличие от них, казалась ему особенной, необыкновенной.

Волнение его было так велико, что он не мог до утра сомкнуть глаз и выпил за ночь трехлитровую банку кваса.

8

Когда Сережа проснулся и выглянул в окно, солнце стояло уже высоко. Было десять часов. «Проспал, – первым делом мелькнуло у не в голове. – Я должен прийти на реку раньше её». На ходу перекусив, он быстро собрался. Еще не было одиннадцати, а он уже подходил к реке. Не останавливаясь около Мамона, Сережа прошел извилистой тропкой меж кустов и вышел к заветному месту. На небе, как и вчера, не было ни облачка, также серебрилась на солнце река, на другом берегу на мелководье за поворотом важно стояли гуси; вдалеке пастух гнал на водопой стадо коров, которое поднимало с дороги облако пыли.

Сережа пытался найти глазами веселенькую, светлую кокетливую шляпку, но кроме Мамона на реке никого не было. «Может быть, Юля уже загорает, лежа в траве», – подумал он и прошел вдоль берега к тому месту, где они вчера купались, где лежали в траве. Помятая трава уже поднялась, но Юли не было. «Чтобы удобнее было выходить из воды, следует укрепить топкий берег», – вспомнил он. Вчера на это намекнула Юля, и он стал искать дощечку. Дощечки не нашлось, но кто-то метрах в ста от того места, где они купались, видимо еще по весне, откопал в виде ступеней на берегу для рыбной ловли дорожку и положил на нее фанеру. Место было давно заброшено, но фанера пошла в дело.

«А завтра следует прихватить парочку кирпичей», – укрепляя берег, подумал Сережа и снова посмотрел туда, где от деревни вдоль реки вилась тропка. Нет, Юли не было.

«Неужели она не придет! – подумал он. А, впрочем, раз мы не договаривались о времени встречи, то она еще подойдет». И, чтобы скоротать время, он выкупался и пошел к Мамону.

Сережа раздвинул стебли тростника, увидел блестевшую на солнце желто-красную лысину рыбака, подошел и поздоровался.

– А, это ты. А я без курева сижу. Одолжи парочку сигарет, – попросил Мамон, скосив на него подрагивающий глаз.

– Некурящий.

– Это хорошо. Курево, говорят, хуже водки. А я по глупости с армии пристрастился. Чай бы уж на те деньги, что выкурил, машину давно бы купил.

– Как седни, дядя Мамон, рыбалка? Что-нибудь попало? – спросил Сережа и заглянул в ложбинку, где, покрытые лопухами, лежали два, каждый килограмма на полтора, сазана.

– Седни, считай, ничего.

– Не брало?

– Два крючка оборвало. Один зря большой был, как взял, так потянул, потянул. Чувствую, сейчас леску оборвет, даже сачок не стал брать, удилишку в воду бросил. Думаю, пускай помотается, потаскает, а как устанет, пристанет к берегу, я его сачком подсеку. Так он, зараза, видно бывалый: на чистую воду не пошел, а вдоль берега. Удилишка запуталась в камышах, леску перестало пружинить, по самый крючок оборвал.

– Здоровый?

– Зря большой.

– Ну, на сколько килограмм?

– Я же за хвост его не держал.

– Ну, хотя бы, примерно?

– Как схватил и потащил. Сачок, говорю, не брал. Бросил удилишку, а он в камыши. Если сазан килограмма на три, я его возьму на леску ноль три. Повожу, повожу, как ослабнет, подведу к берегу и сачком. Главное слабину не давать – с разгона порвет! А если крупнее возьмет, то как выйдет.

– А если леску толще взять?

– Он не дурак. Умный. На толстую не берет. У меня всего на одной удилишке, для спортивного интереса, ноль пять. А месяца два назад, по весне, на нее на восемь килограмм сазан взял. Я его полчаса, прежде чем сачком подсечь, водил. Без рук остался. Хитрый был, зараза. Два раза выпрыгивал из сачка. Вытащил насилу. На верхней губе, вот не поверишь, семь крючков.

– Каких?

– Рыболовных, каких же еще.

– А крючки-то были ваши?

– У других оборвал. Я свои знаю. А если рыбу нужно, бери. Бутылку завтра принесешь. Мне, может, и с убытком, зато домой налегке пойду.

Нет, рыба Сереже была не нужна.

– А вы, дядя Мамон, самую большую рыбу на сколько ловили? – взглянув на тропку и не увидев Юли, спросил он?

– На одиннадцать килограмм сазана, на икромете, строго́й на мели заколол. Больше метра «поросенок» был. А сомов пуда на два брал. Что ни говори, а рыбы год от года все меньше и меньше… Допрежде, помню, здесь и судаки, и лещи широкие, как доска, и жереха попадались, а сейчас сазан, и тот на убыль пошел. Всю рыбу потравили удобрениями с полей. Свалят на краю поля у реки кучей, не срасходуют, а по весне его паводком в реку смоет.

Мамон увидел, как лениво зашевелился один из поплавков.

– Раки и сопляки донимают, – сказал он и ловко подсек.

Удилишка прогнулась. На поверхности воды показался с растопыренными клешнями с мужскую ладонь рак. Плюхнувшись о берег, он быстро-быстро заработал, словно был еще в воде, хвостом, но не тут-то было! Мамон придавил его к земле ботинком и, повозившись, отцепил крючок. Затем взял рака за спинку и откинул Сереже.

– Возьми.

– А что я с ним буду делать? – спросил Сережа.

– Было бы десятка два, сварили бы в ведре с солью; с пивом рачья закусь лучше воблы. А так пойдешь купаться, выкинь в реку, только подальше от меня.

Мамон взял мешочек с оставшимися отрубями и, думая, что пора уже сворачивать удочки, стал разбрасывать на поплавки подкормку.

Сережа в очередной раз взглянул на вьющуюся вдоль реки тропку. Без Юли было скучно. «Неужели она не придет?» – подумал он и пошел купаться.

9

Юля пришла после обеда. Она издали ещё увидела, что кто-то загорает на берегу, и сердце ей подсказало, что это Сережа.

– Привет! Ты уже здесь давно? А я вишню тетке помогала собирать. Вот, смотри, – она показала Сереже, обратив внимание, что он не сводит с неё горящих глаз, в нескольких местах поцарапанные руки. – Ничего, что я к тебе на ты?

– Конечно.

– Водичка сегодня теплая? Ты уже купался?

– Два раза.

Сегодня на голове у Юли была та же кокетливая с широкими полями шляпка, а одета она была в коротенькие, намного выше коленей, на кожаном ремешке светло-коричневые, с бахромкой по краям, шортики, под цвет им была из полупрозрачной ткани без рукавов блузка, которая не была застегнута на пуговки, а завязана на узелочек и на ладонь не доходила до шортиков. Таким образом, её животик был полуприкрыт. И в этом её облике было особое очарование. Её животик, словно магнитом, притягивал его глаза.

«Как смотрит! Как смотрит он на меня!» – с удовлетворением подумала Юля. Для неё было ясно, что так может смотреть только по уши влюбленный. Её поражало сияние, озарявшее его лицо, радостное удивление, мелькавшее в глазах. Такое в наши дни можно встретить не часто. Впрочем, где-то она подобное видела. Где? Ах да – в зеркале!

Ей показалось, что в его взгляде она узнала себя. У неё такой же изгиб губ и взмах ресниц. Вот это да! У нее с ним оказывается больше общего, чем казалось. «С ним я потеряю голову!» – мелькнуло у нее в голове.

Юля медленно повернула голову и посмотрела на Сережу так, что он забыл обо всем. В её глазах он увидел насмешку и страсть, обещание ласк и предсказание боли, нежность и предсказание измены.

– Когда я собирала вишню, меня напекло. Я думала только о воде. Идем купаться. Я уже раздеваюсь, – сказала она, развязывая узелочек на блузке, и пошла по высокой траве на вчерашнее место.

Она полагала, что с Сережей они встретятся у реки, но он, ослепленный ею, шел за ней. Юля обернулась. «Какой он, однако, недогадливый. Впрочем, все влюбленные глупеют», – с удовлетворением подумала она, но ничего не сказала.

Без тени смущения раздевшись, Юля достала из пакета настольное зеркальце и подала его Сереже.