Олег Писаржевский - Ферсман

• Название: Ферсман
• Автор: Олег Писаржевский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1955

Книга посвящена жизни и научной деятельности замечательного ученого Александра Евгеньевича Ферсмана (1883–1945).

---

И, действительно, вскоре показались струйки белого дыма, а через минуту с вершины бугра открылась долгожданная картина: внизу, к северу, уходил ровный, как скатерть, огромный такыр; у края его виднелись кибитки, а около них знакомый плетень из кривых ветвей саксаула. Колодец! Какое счастье — отбросить все тревоги! Исследователи больше не думали уже ни о чем, они стремились вперед — к длинной веренице огромных впадин, окруженных венцом каких-то каменистых обломков. Не было никаких сомнений — здесь выходили на поверхность коренные породы, как называют геологи каменные массивы, слагающие толщу земной коры. Вершины разбитого плато были окаймлены песчаными валами, а далеко, километров за двенадцать, снова виднелись серные бугры с обрывистыми склонами.

Очередная встреча с кумли — «людьми песков», чай, угощение, сбор воды, поиски проводников, печение хлеба — все эти, обычно столь приятные минуты отдыха от утомительного перехода на этот раз казались досадным препятствием на пути к столь близкой цели. Как только последний верблюд, налившись солоноватой водой, отвалился от колодца, путешественники помчались вперед, взапуски, обгоняя верблюдов, по ровным, как паркет, впадинам выдувания.

Все говорило о том, что экспедиция достигла конца намеченного маршрута: и старые развалины печей и странные, искривившиеся и сверкающие яркожелтые выходы почти чистой серы среди белоснежных песков на вершине холма. Сера! Везде сера! Большие янтарные кристаллы серы украшали трещины в камнях. Сколько ее здесь!..

Экспедиция достигла самого большого бугра — Дарваза, что значит «ворота». Действительно, бугры, расположенные по обе стороны тропы, напоминали башни ворот средневековых замков и крепостей.

Тропа пролегала по впадинам, описанным некоторыми путешественниками по Кара-Кумам как высохшее русло воображаемой реки Чарджуй-Дарьи. Но под копытами лошадей звенели светложелтые мергели. Не требовалась чрезмерная проницательность, чтобы по виду этих осадочных горных пород, состоящих из смешанных между собой глины и известняка, заключить, что под ногами путешественников отнюдь не русло, проработанное текучей водой. Это, несомненно, бессточные впадины, образованные отчасти в результате выщелачивания легко растворимых осадками пород, а главным образом в результате их выветривания и выдувания.

На следующий день ни зной, ни отвесные лучи безжалостно палящего солнца — ничто не могло остановить исследователей, которые бродили от холма к холму. Они отламывали образцы, взламывали корки, покрывавшие вершины бугров, словно панцырями. Эти защитные покровы обязаны своим возникновением климатическому режиму южных пустынь, где в поверхностном слое идет нередко щелочное выветривание. Ферсман был прав в своих предположениях: ветер выступал, по существу, как химический фактор! Количественные перемещения частиц почвы, осуществляемые ветром, приобретали здесь новое качество. Здесь же происходило накопление водных окислов кремния — того образования, которое минералоги называют опалом.

Всюду с поверхности шли интенсивные процессы окисления, уничтожающие самородную серу и превращающие ее в свободную серную кислоту. Нужно заметить, что, работая в кара-кумских песках, исследователи не сразу поняли это свойство серных месторождений. Когда собранные ими образцы серной руды, аккуратно завернутые в бумагу, прибыли в Ленинград, оказалось, что бумага совершенно разъедена. На этикетках остались только отдельные обрывки; а местами оказались поврежденными даже ящики. Это явление настолько заинтересовало Ферсмана, что он описал его в «Докладах Академии наук» и выделил природную серную кислоту как новый жидкий минерал.

…Во рту пересыхало так, что трудно было говорить. Зной звенел в ушах. Ученые перебрасывались только отдельными короткими репликами. Они думали об одном и том же, испытывая волнующее, незабываемое предчувствие, вернее предвкушение, почти совершившегося открытия. Прекрасные мгновенья, знакомые каждому исследователю, каждому искателю! Тот, кто сумел вложить в эти переживания всю силу, всю страстность мятежного духа, — тот никогда не покинет трудную каменистую тропу, по которой ученые взбираются к сияющим вершинам познания природы.

«Природа, ее тайны не даются без борьбы, организованной, планомерной, систематической, — писал по этому поводу Ферсман. — И в этой борьбе за овладение тайнами природы, ее силами, — счастливый удел ученого, в этом его жизнь, радости и горести, его увлечение, его страсть и горение. Но если у исследователя нет этой страсти, если по шестичасовому звонку поспешно запирает он двери своей лаборатории и если его рука не дрожит, когда он производит последнее взвешивание или последнее вычисление, — он не будет настоящим ученым».

В этот знаменательный, незабываемый день на буграх Дарваза впервые дли Ферсмана и Щербакова стали до конда ясны ошибки старых исследователей.

Окончательно выяснилось, что все без исключения бугры отнюдь не вулканические жерла, выносившие пары серы и сернистые источники, а лишь остатки развеянных ветрами увалов.

Вместо большого русла таинственной реки Чарджуй-Дарьи перед исследователями лежали выдутые ветром, размытые водами впадины.

В последний вечер путники засиделись у костра Вытянув усталые члены, кутаясь в одеяла от холодного ветра, Ферсман и Щербаков обменивались впечатлениями. Сейчас они уже пытались связать в общую картину открывшийся им геологический ландшафт. Они воодушевились и наперебой фантазировали, связывая картины настоящего с геологической и геохимической историей этих мест. Так родилась импровизированная геохимическая поэма, которая сохранилась в воспоминаниях Ферсмана о первой Кара-кумской экспедиции.

Туркмены были поражены, услышав через переводчика, что вся экспедиция вместе со своими верблюдами и мешками, доверху набитыми минералогическими образцами, все эти дни шла и сейчас находится на дне моря. На дне бывшего моря, конечно! Здесь всюду было море, оно подходило к самым горам Копет-Дага. Оно бывало здесь много раз, и много раз поднимались горы, и много раз опускалась земля.

Туркмены недоверчиво покачивали головами. Переводчик схватывал и пересказывал им лишь отдельные места рассказа, особенно поражавшие его воображение, а остальные тихо сидели и слушали.

Перед ними развертывалась панорама Средней Азии, отодвинутая на миллионы лет. Мощные древние хребты, вздымаясь огромными цепями и гирляндами, всколыхнули весь азиатский материк и в конце каменноугольного периода окружили мощные массивы сибирского и российского щитов складками горных хребтов; тогда создался Урал, связывавшийся через Киргизскую степь с Алтаем. А из глубины древнего моря поднялись складки древних цепей Тянь-Шаня и Алтая, кое-где опоясанные длинными рядами вулканов. Под поверхностью этих хребтов бурлили расплавленные массы, приносившие наверх пары металлов. Море ушло, и его место заняла суша, до наших дней не заливавшаяся водами океанов в восточной части страны. Десятки и сотни миллионов лет тянулось это время. Разрушались горные цепи, воды смывали и намывали пески и галечники. В отдельных озерах и болотцах накапливался уголь из тропической растительности, в одних местах отлагались соли и гипс из соляных озер пустыни, в других эти отложения не оставались, так как климат периодически менялся. Горячие и сухие периоды сменялись тоже жаркими, но дождливыми периодами, длившимися тысячелетия. Страна выравнивалась, а по долинам откладывались метровые осадки, скрывая древние хребты под покровом песка и глины.

Но вот снова заволновался Туркестан. Громадные подземные волны стали нажимать на поверхность земли Европы и Азии. Ожили каменные массы. Снова стали вырастать горные цепи. Земля стала ломаться, появились громадные трещины. Одни глыбы земли начали опускаться, другие — подниматься, и снова из песков выросли горы: теперь это были знакомые нам хребты. Тогда-то именно Копет-Даг, как по линейке отрезанный с севера глубокими трещинами, стал подниматься из глубин. Поднялись колоссальные хребты Памира, Алая и Тянь-Шаня. С них взяли свое начало мощные реки — Аму- и Сыр-Дарья, а на западе морские волны несколько раз набегали, заливая низину, осаждая ракушки и вновь убегая.

Здесь, у этого костра, тоже было море, и его волны, может быть, разбивались солеными брызгами о те каменистые склоны, очертания которых видятся за костром налево. Несколько миллионов, а может быть, десятков миллионов лет колебался материк Средней Азии. Земная кора в этих местах дрожит и сейчас. Еще поднимаются и опускаются глыбы земли, еще на глазах человека меняется вокруг природа, изменяется течение рек, из-под морской воды Каспия встают новые острова, старые крепости заливаются водами моря.

Набросанные исследователями картины поражали своей сказочностью. Но оставался неясным главный вопрос: откуда все-таки в пустыне взялась сера?