Зеев Бар-Селла - Александр Беляев

• Название: Александр Беляев
• Автор: Зеев Бар-Селла
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03614-7

Об Александре Беляеве, носящем титул «классика советской фантастики», известно на удивление мало, и современные биографические справки о нем пестрят неточностями. Он — выпускник духовной семинарии и юридического лицея — работал в суде, играл в театре, был журналистом и даже милиционером. После стечения трагических обстоятельств, включая серьезную болезнь, периодически приковывавшую его к постели, жизнь Беляева изменилась: появился писатель-фантаст, тонко чувствующий современность и обладающий даром научного предвидения. Широкое признание пришло к нему посмертно — Беляев умер от голода в оккупированном фашистами Пушкине.

Автор книги, известный израильский литературовед Зеев Бар-Селла, опираясь на архивные документы, воспоминания современников, сочинения писателя и критику его творчества, реконструирует биографию Александра Романовича Беляева в контексте сложного времени, в которое он жил и работал.

знак информационной продукции 16+

---

И тогда произошло чудо: в 1931 году и в совершенно неурочное время — зимой! — в Баренцево море хлынули несметные косяки сельди. Море превратилось в кашу, такую густую, что воткнутая в воду палка торчала стоймя! Рыбу черпали корзинами, лопатами, руками… Потыкавшись в берег, рыба вознамерилась уйти в открытое море. Ее пытались удержать — перегородили заливы сетями. Куда там — живой напор был таким, что самые прочные сети разлетелись в клочья. Тут бы ее и брать рыболовецким судам… Но оказалось, что судов-то в Мурманске и нет! То есть суда есть, но без капитанов и мотористов.

Пришлось партии и правительству решать и селедочный вопрос.

Надо, впрочем, сказать несколько слов о природе чуда. Дело в том, что массовые заплывы сельди к мурманским берегам случались и раньше — в 70-х годах XVIII века, в 90-х XIX, а еще в 1902-м и 1903-м… Зато в прочие годы сельди в Баренцевом море не было вообще.

Сельдь водится и в Белом море. Но, отличаясь отменным вкусом, она совершенно не выдерживает длительного хранения. Кроме того, и уловы ее составляют не десятки миллионов пудов, как на Каспии, а всего 120–150 тонн в год. Так что где ее ловят, там и съедают.

И вот в 20-е годы XX века сотрудники Государственного института океанографии установили, что мурманская сельдь совсем не похожа на беломорскую. И не только тем, что ее можно хранить. В Белом море водится сельдь тихоокеанского вида, а в Баренцевом море — атлантического. Мало того, мурманскую сельдь и сельдью можно назвать с большой натяжкой — это молодь норвежской сельди. То есть неполовозрелая. И к Мурману она приплывает, когда из-за случайного генетического сбоя вдруг происходит небывалый рост популяции, проще говоря, демографический взрыв. И прогнозу такие отклонения от нормы не поддаются.

Понятно, что авторов этого ненужного открытия назвали «предельщиками», обвинили во вредительстве и расстреляли. Зато вместо одного Севгосрыбтреста учредили два — Севтралтрест и Мургосрыбтрест, и стали гнать в Мурманск рабочую силу — ведь огромные косяки сельди приплыли в Баренцево море и на следующий — 1932 год.

Весной приехал сам нарком снабжения СССР А. И. Микоян и объяснил, в чем корень проблемы: хронический недолов, гибель судов, полный хаос на строительстве порта и холодильников произошли из-за нехватки специалистов. И на собрании работников Севтралтреста воскликнул: «Назовите мне человека, знающего это проклятое дело! Кто бы он ни был по своему социальному происхождению, по своему отношению к советской власти, я его поставлю во главе дела».

Все сидевшие в зале да и сам Микоян прекрасно знали, кто этот человек — член правления и фактический глава Севгосрыбтреста С. В. Щербаков, год назад с санкции Микояна[287] расстрелянный заодно с ихтиологами.

Приезжал и Киров — Мурманский район до 1938 года входил в Ленинградскую область… Указал, что неправильно выгружают рыбу с сейнеров — вручную или, в лучшем случае, гужевой тягой. Совершенно верное указание — на весь мурманский порт имелось три электролебедки. Но электричества не хватало даже на освещение.

Когда не мог приехать сам, Киров будоражил рыболовов телеграммами, в которых громил «враждебные „теории случайности“ сельдяного промысла на Мурмане».

Так большевики переделывали природу — телеграммой. Взяли и объявили рыбью молодь половозрелой селедкой. А когда стало очень надо, то и двенадцатилетних детей — взрослыми. По крайней мере, в одном отношении — вполне зрелыми для судебного приговора.

Вернемся, однако, в город Мурманск. Что представляла собой несостоявшаяся полярная столица России в 1932 году?

Каменная котловина, на дне которой — Кольский залив, незамерзающий и черный, как чернила. Напротив города он суживается до полутора километров и вполне походит на Неву. И только четырехметровый прилив и запах соленой воды раскрывают правду — перед нами не река, а часть океана. Первое каменное здание построили к десятилетию Октября, в 1927 году. Все остальное — временное: электростанция, водопровод, самотеком подающий воду из озерца над городом, бревенчатые пристани и дощатые бараки. Доски добываются из ящиков, в которых перевозятся железнодорожные грузы. Имеются и образчики оригинальной мурманской архитектуры — из листового гофрированного железа. Выглядит как разрезанный вдоль цилиндр с дощатыми торцами, положенный на землю. Такое строение называлось «чемодан». Единственный вид городского транспорта — «декавилька»: построенная англичанами в 1918 году узкоколейка (полметра шириной) на бензомоторной тяге. Названием своим она обязана французскому инженеру Полю Декавилю, спроектировавшему такое средство передвижения еще в XIX веке. Единственная десятикилометровая линия вела от морского порта и вокзала через город к угольным причалам Зеленого Мыса. Вместо вагонов — открытые всем ветрам и непогодам вагонетки. Улицы обозначены, но тротуаров нет, равно как и мостовых. Домов тоже нет — только одноэтажные бараки. Но идет и упорная борьба за культуру быта. Главная мурманская газета призывает: «В конкурс на лучший барак вовлечь широкие слои трудящихся»[288]. Через месяц — новый клич: «Развернуть сеть образцовых бараков. Обеспечить бараки дровами. Наладить бесперебойное снабжение бани дровами»[289].

Не забыта и просто культура: первое каменное здание отдано под Художественный музей, а театр Мурманского совета профсоюзов (МСПС) представляет спектакль «Командные высоты» («Снимать верхнее платье обязательно. Вешалка 10 копеек»[290]).

Театр — в самом центре культурной борьбы. В газете напечатана анонимная, а по тону редакционная заметка:

«Не „Гроза“ и „Доходное место“ нужны рабочему зрителю Мурманска»[291].

«Уже около полугода, — напоминает газета, — работает в Мурманске театр ОСПС (окружного совета профсоюзов. — З. Б.-С.)». И что получилось? Театр «взял курс на классику („Ревизор“, „Гроза“, „Горе от ума“) и дошел до самой низкопробной халтуры — „Шальная пуля“». Вывод: «За ширмой окрпрофсовета работает театр старого торгашеского типа»! А рабочему зрителю Мурманска нужны не… (см. выше).

Представления свои театр давал в клубе ОГПУ. Оно и понятно: клуб занимал самое лучшее (с гардеробом!) помещение в городе, а для хозяев клуба вход на спектакли был бесплатным. Чекисты вообще умели устраиваться… Вот только завидовать им не надо — в Мурманск чекисты попадали не по своей воле, а за всякого рода проступки.

Кроме куцего лета и непомерно долгой зимы, в Мурманске есть еще времена суток — полярный день (с 23 мая по 21 июля) и полярная ночь (с 2 декабря по 11 января).

Судя по датам беляевских публикаций в «Полярной правде» (март — сентябрь), полярную ночь он не застал и сопутствующую ей депрессию не испытал. Что касается исполнения им служебных обязанностей, тут мы информацией не располагаем, зато во всем остальном был он весьма деятелен и активен.

Некто С. Банк открыл новый вид энергии. К уже известным каменному (черному) углю и силе воды (белому) он прибавил доселе неведомый — красный: энтузиазм, то есть сердце, мускулы и волю людей новой, советской формации[292].

Оно и понятно: все работы в Мурманске производятся вручную, и получается, что это не просто хорошо, а замечательно!

Первая мурманская статья Беляева называется «Голубой уголь»[293].

«Большой Мурман предъявит большой спрос на энергию. Об этом мы должны уже сейчас подумать. <…> Ископаемым топливом, углем, нефтью, природа не побаловала нас, быть может, оно и есть в районе Мурмана, но о нем мы еще не знаем. Водные источники энергии — „белый уголь“ лежат несколько южнее, притом их запасы ограничены.

Зато у нас есть под рукой неистощимый, доступный источник энергии — ветер или „голубой уголь“. „Ветрострой“ обладает такой мощностью, что оставляет далеко позади себя все Днепрострои вместе взятые. Высчитано, что мировые запасы энергии ветра равны 8 миллиардам 200 млн лошадиных сил, — в 7 раз больше всех мировых двигателей. И если до сих пор энергия ветра использовалась незначительно, то только потому, что ветер капризен и непостоянен.

Но есть также „счастливые“ места на земном шаре, где ветер дует круглый год с силою, вполне достаточной для вращения ветряков и роторов, — для превращения его в электрическую энергию.

К таким счастливым местам относится город Мурманск, со всем Мурманским округом.

С легкой руки писателя Киршона, за Баку закрепилось название „город ветров“[294]. У нас нет под рукой в данный момент сравнительных данных, но мы с полной уверенностью можем сказать, что Мурман имеет не меньшее право называться „Городом ветров“».

На этом Беляев патетическое вступление заканчивает и переходит к конкретным предложениям:

«Метеорологическая станция Убеко-Севера[295] в Мурманске ведет многолетние наблюдения, регистрируя три раза в день „случаи“ ветра и его силу. Эти наблюдения говорят о том, что в Мурманске в продолжение года не бывает ни одного „случая“ на день, — из трех суточных проверок, полного отсутствия ветра. Среднегодовая сила ветра равна примерно 4,5 метра в секунду, — сила вполне достаточная, чтобы приводить в движение ветряки ЦАГИ, — Центрального Аэродинамического Государственного Института… <…>