Зеев Бар-Селла - Александр Беляев

• Название: Александр Беляев
• Автор: Зеев Бар-Селла
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03614-7

Об Александре Беляеве, носящем титул «классика советской фантастики», известно на удивление мало, и современные биографические справки о нем пестрят неточностями. Он — выпускник духовной семинарии и юридического лицея — работал в суде, играл в театре, был журналистом и даже милиционером. После стечения трагических обстоятельств, включая серьезную болезнь, периодически приковывавшую его к постели, жизнь Беляева изменилась: появился писатель-фантаст, тонко чувствующий современность и обладающий даром научного предвидения. Широкое признание пришло к нему посмертно — Беляев умер от голода в оккупированном фашистами Пушкине.

Автор книги, известный израильский литературовед Зеев Бар-Селла, опираясь на архивные документы, воспоминания современников, сочинения писателя и критику его творчества, реконструирует биографию Александра Романовича Беляева в контексте сложного времени, в которое он жил и работал.

знак информационной продукции 16+

---

Это статья Федора Сологуба «Мира не будет», написанная в 1914 году[161] и обнажающая самые глубокие корни великой европейской войны — страшная битва холодной языческой души-машины со славянской богоизбранной душой, Ницше против Евангелия. И желать мира с Германией может только тот, кто презрел заветы Христа и зовет к союзу с антихристом.

Оттого-то Беляев и видит будущую Германию царством автоматов, а в будущих немцах прозревает ловко свинченные механизмы, имитирующие человеческие движения и повадки, но, как всякая машина, чуждые и враждебные природе и людям.

А вот покушение на самое для Беляева дорогое:

«Мы обратили внимание также и на то, что слишком много лиц отдается искусству. Мы должны отказаться, пока, от этой роскоши.

Симфонические оркестры у нас везде заменены механическими оркестрионами, а в области театра у нас осуществлена мечта Гордона Крэга (видите, мы не против иностранцев!), — с механическими артистами. Живопись заменена фотографией, идеально передающей окраску».

Об английском режиссере Гордоне Крэге (Henri Edward Gordon Craig, 1872–1966) Беляев много думал еще до войны и 5 ноября 1912 года выступил с докладом («рефератом») «Гордон Крэг и искусство театра»[162]. Через полторы недели появился газетный отчет об этом выступлении:

«Гордон Крэг и его искания — несомненно, что эта тема представляет для каждого, любящего театр, большой интерес. Вернее, даже не тема, потому что тема эта — самые основы сценического творчества, — а своеобразная трактовка, яркая парадоксальность, отвращение к окольным путям мысли, которые так выгодно отличают Крэга среди современных теоретиков „искусства театра“. <…> Нельзя поэтому было не приветствовать мысли правления о[бщест]ва любителей изящных искусств устроить вечер, посвященный Гордону Крэгу. <…>

Как и можно было ожидать по теме, вечер вышел очень интересным.

Обстоятельно и полно осветил в своем докладе воззрения Крэга на современный театр А. Р. Беляев. Острая критика тех ненормальных условий, в которые поставил себя современный театр — это и в самом деле самая ценная и самая заметная часть крэговских писаний. В своей критике Крэг зачастую неотразим. Неотразим он там, где говорит об отсутствии единства в современных театральных постановках. Ведь творцом впечатления от постановок является целый ряд лиц — автор, режиссер, актер, декоратор, даже последний рабочий — лиц, совершенно различно преломляющих в своей психике то, что должно происходить на сцене. Менее веско указание Крэга на то, что человек, по самому существу своему, представляет негодный материал дня сцены, и на то, что театр захвачен теперь литераторами, стремящимися сделать из театра рупор для своих высказываний. Но от меньшей убедительности некоторых отдельных положений не становится менее убедительным общий вывод, который делает Крэг: театр должен быть мало того, что обновлен, театр должен быть создан заново. Основания для этого создания Крэг намечает. Предметом постановки должно быть воплощение идеи в движении. Материалом для постановок будущего театра должны быть лучшие создания человеческих рук — слоновая кость, бархат — и это в представлении широкой публики альфа и омега крэговских построений — актер сверхмарионетка. Все нити постановок, создание их, должно сосредоточиться в одних руках, в руках „единого творца“. Крэг не останавливается над вопросом, возможно ли вообще существование лица, совмещающего в себе таланты и художника-декоратора, и режиссера, и драматурга. У Крэга вообще много туманностей и неясностей особенно там, где он от разрушения переходит к созиданию — взять хотя бы пресловутую сверхмарионетку. На этих туманностях подробно остановился референт в заключительной части своего доклада»[163].

Беляев полностью принимает критическую часть рассуждений Крэга (в обзоре не нашли отражения высказывания Крэга о торгашестве антрепренеров и мещанской пышности постановок, особенно нелепой на фоне плоских декораций)… Но то, каким видит Крэг театр будущего, повергает Беляева в сомнения относительно возможности осуществить прожекты режиссера. В особенности это касается «пресловутой сверхмарионетки»…

Крэг искренне считал, что поскольку каждое произведение искусства создается творцом, этот принцип справедлив и на сцене. Творцом же спектакля является режиссер, стремящийся донести до зрителя свою режиссерскую мысль. Но здесь на его пути встает актер, который свою роль понимает по-своему. И такой актерский произвол в театре правильном, то есть построенном по Крэгу, недопустим! И, чтобы играть в театре будущего, актер обязан отказаться от того, чтобы представлять на сцене себя. Только тогда он сможет по-настоящему перевоплотиться, только тогда он сможет выразить на сцене другой характер — исполненный сокровенного смысла, того сверхчеловеческого смысла, что постиг режиссер. А для этого актер должен стать абсолютно послушным воле режиссера-творца. То есть превратиться из актера-человека в сверхмарионетку.

Сам Крэг не заявлял, что свою сверхмарионетку он произвел из ницшевского сверхчеловека. Но когда эту связь улавливали другие, Крэг не возражал.

Театр будущего и актер будущего… Какими они будут? Эти вопросы занимали Беляева чрезвычайно. И о гибели искусства в Германии он заговорил как раз потому, что наконец понял, какие страшные и губительные идеи кроются в нарочитых туманностях крэговских построений — покушение на саму природу человека во имя мертвого, подчиненного нечеловеческой и бесчеловечной воле механизма.

Какой урок мы можем извлечь из первого фантастического опыта Беляева? Пожалуй, самый важный: произведения Беляева не исчерпываются рассказами о фантастических изобретениях и занимательных похождениях героев. Рассказ о том, что может случиться — это только поверхность, под которой таится какая-то совсем другая идея, чаще всего — весьма неожиданная.

Глава десятая НОЧЬ ПОД РОЖДЕСТВО

Настоящих праздников в России было ровно два — Пасха и Рождество. И праздничный номер газеты даже по виду отличался от будничного: в два-три раза толще, с рисунком (бывало и цветным!) на первой полосе. Для такого случая провинциальные газеты приглашали на свои страницы столичных знаменитостей, но и собственным авторам кое-что перепадало. На два дня в году газетные поденщики — «передовики», «злобисты» (писавшие на злобу дня), репортеры, фельетонисты — превращались в писателей.

25 декабря 1916 года это случилось и с Александром Беляевым — на седьмой полосе «Приазовского края» было напечатано: «Чаши гнева Господня. Рассказ А. Беляева».

Такое определение жанра — «рассказ» — появилось под публикацией Александра Беляева впервые. До того даже фантастический рассказ «Берлин в 1925 году» (на Рождество 1915 года) проходил по разряду «очерка», а художественный очерк «Враг в небе» (на Пасху 1916-го) именовался «наброском»… Вполне журналистская продукция.

А рассказы пишут писатели!

Для рассказов к празднику существовали свои ограничения: время действия — праздничные дни, а во-вторых и прежде всего — тема. Пасхальные сочинения повествовали о нравственном возрождении (например рассказ Леонида Андреева «Баргамот и Гараська»: здесь в городовом по прозвищу Баргамот вдруг проступают человеческие черты, а в опустившемся бродяге Гараське просыпается чувство собственного достоинства). Перед лицом смертельной опасности морально преображаются и персонажи беляевского «наброска» «Враг в небе»…

Тема рождественского рассказа — чудо, происходящее под Рождество.

В 1915 году беляевский герой чудесным образом переносился в будущее. А к Рождеству 1916 года Беляев явно собирался написать рассказ юмористический.

Начало такое:

«Чаши гнева Господня»

Рассказ А. Беляева Узкая и крутая каменная лестница вела в подвал старого дома. По обе стороны лестницы стояли вывески, старые, облупившиеся, забрызганные грязью.

На левой сохранилось только несколько слов: «настоящий искусственные минералы…» и нарисованная головка сифона; правая выглядела лучше. На ней изображена была аршинная бутылка, из которой, как из жерла вулкана, вылетает пробка в целом веере белых полос. Вокруг бутылки неровными печатными буквами написано:

«Сдесь продаецца боярски квас с приятним отрижком».

В подвале доживал шестой десяток квасник Назарыч. Никакими минеральными водами он не торговал, и сам не мог бы объяснить происхождение вывески с нарисованным сифоном. Квасное дело перешло к нему от отца и всегда, сколько он себя помнит, торговали они только квасом.

От отца же Назарыч унаследовал секрет приготовления кваса необыкновенной шипучести.

Это свойство кваса было своего рода «специальностью фирмы» и создало в свое время большую славу во всей округе. Вывеска достаточно красноречиво поясняла несведущим, в чем прелесть этой «шипучести».