Сергей Кисин - Деникин. Единая и неделимая

• Название: Деникин. Единая и неделимая
• Автор: Сергей Кисин
• Издательство: Изд. 2, стер. — Ростов-н/Д : Феникс, 2012. — 413 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-222-19531-4

В хроникальной биографии генерала Антона Деникина автор представляет не только военный и жизненный путь одного из виднейших деятелей Белого дела в России, но и особый взгляд на события русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн, Февральской и Октябрьской революций. В ней приводится совершенно новая оценка деятельности главных действующих лиц Белого движения — генералов Алексеева, Корнилова, Каледина, Краснова, Врангеля, адмирала Колчака и др. А также виднейших деятелей эпохи — Керенского, Брусилова, Милюкова, Николая II, Распутина, Куропаткина, Савинкова, Троцкого, Ленина, Будённого, Сталина и пр. Книга основана на документах, мемуарах, личной переписке, рапортах, приказах, статистических отчётах того времени.

---

Однако стратегического смысла в столь лихом контрударе «железных стрелков» не было. Командование уже через несколько дней отдало приказ отойти на прежние позиции, опасаясь удара во фланг. Вскоре свара двух генералов достигла ушей Брусилова, который не стал играть в педагога, а объединил «железных стрелков» со 2-й стрелковой дивизией генерал-лейтенанта Юлиана Белозора, создав в составе армии 40-й корпус под командованием генерала Воронина, заметив попутно, что «по составу своих войск этот корпус был одним из лучших во всей Русской армии». «Железные» перестали играть роль «пожарной команды» и слоняться по всей Галиции, затыкая бреши.

Более или менее успешные позиционные бои в Пинских болотах продолжались до весны 1916 года. Особенно запомнилось сражение под Чарторыйском в октябре 1915 года, где отличился полк Маркова, который прорвал фронт, углубился в немецкий тыл, где вклинился в телефонную линию немцев. Подслушав переговоры германских штабов, Марков ворвался в Чарторыйск, уничтожив занимавший его 1-й гренадерский

Кронпринца полк, захватив орудия, пулеметы и обозы. Общее количество пленных составило 8,5 тысячи. На запрос командования, как положение на его участке, полковник скромно отозвался: «Очень оригинальное положение. Веду бой на все четыре стороны. Так трудно, что даже весело!»

Поддержи 30-й корпус прорыв 40-го и контрудар под Чарторыйском, и можно было бы опрокинуть весь левый фланг австрийцев. Но корпусные командиры проявили поразительную нерешительность, что стоило должности генералу Воронину. Впрочем, не только ему. Разбор кампании 1915 года для Юго-Западного фронта заставил сменить комфронта Иванова и его начштаба генерала Владимира Драгомирова. Причем сам Иванов пытался свалить вину за неудачи Горлицкого прорыва на Брусилова, но за того горой встала Ставка. Именно она настояла на том, чтобы Брусилов 5 апреля 1916 года стал новым командующим фронтом (8-ю армию от него принял генерал Каледин).

На новом посту тот сразу же развил бурную деятельность, убеждая ставшего Верховным главнокомандующим государя в том, что его фронт даже после понесенных поражений вполне боеспособен. При этом он настаивал, что в предстоящей летней кампании Юго-Западный фронт не должен вести себя пассивно, как предлагали генералы Эверт (Западный фронт) и Куропаткин (Северный фронт), которые должны были наносить главный удар на виленском направлении и далее на Берлин. Как раз для этого на их участках были собраны 70 % всей живой силы и техники (1,2 млн против 620 тысяч у немцев).

Интересно, что при этом ничуть не изменившийся с японской войны сам Куропаткин утверждал, что «на успех его фронта рассчитывать очень трудно… как это видно из предыдущих неудачных попыток к наступлению, прорыв фронта немцев совершенно невероятен, ибо их укрепленные полосы настолько развиты и сильно укреплены, что трудно предположить удачу; скорее, нужно полагать, мы понесем громадные безрезультатные потери». Надо полагать, у русской армии был катастрофический кадровый голод, если войска в бой вели столь малопригодные к этому военные деятели и одиозные личности, как Сухомлинов, Иванов, Куропаткин. Последнего терпеть не мог великий князь Николай Николаевич, и пока он был главнокомандующим, Куропаткина и близко к войскам не подпускал (Григория Распутина, кстати, тоже. Известен его ответ на телеграмму «старца», который выражал желание приехать в Ставку «помолиться за воинов» — «приезжай, повешу»). Государь, посчитавший себя выдающимся стратегом и возглавивший армию, вынул из нафталина своего любимца Куропаткина и назначил его командовать сначала гренадерским корпусом, а затем Северным фронтом. Провалил несколько попыток наступления на своих участках, объясняя это «несоответственным употреблением артиллерии, дурной погодой и отсутствием сносных дорог в районе атак». Кто бы мог подумать, что в марте в болотистой Курляндии может быть плохая погода?

Куропаткин и Эверт выступили с оригинальным предложением — вообще не наступать, а дождаться, когда промышленность сможет обеспечить армию тяжелой артиллерией в полной мере. А до этого отсиживаться в окопах.

Брусилов же был уверен, что не только может, но и должен наступать, хотя бы для того, чтобы не дать возможность немцам перебрасывать резервы с его фронта на Западный и Северный. Его поддержал начальник штаба Верховного главнокомандующего Алексеев, заметив, однако, чтобы тот не рассчитывал на дополнительные резервы — все пойдет ни на йоту не верящим в успех Эверту и Куропаткину. Было принято решение в начале июня главный удар наносить на Вильно, вспомогательный Юго-Западным фронтом — на Луцк.

Следует заметить, что сразу же после совещания в Ставке генерал Иванов примчался к Николаю II и, как пишет Деникин, «со слезами на глазах умолял его не допускать наступления Брусилова, так как войска переутомлены и все кончится катастрофой». Оторопевший от такого коварства своих генералов государь отказался менять планы.

В чем-то Брусилову действительно повезло. Не верившие в дееспособность русских после столь ощутимых поражений годичной давности немцы перебросили с его участка фронта несколько своих дивизий во Францию под Верден, где разворачивалась кровавая драма, стоившая обеим сторонам около миллиона солдат. Это позволило создать некоторый перевес в живой силе (почти 600 тысяч пехоты и кавалерии против 490 тысяч у немцев и австрийцев к началу операции).

Наступление фронта должно было начаться в июне, но и мая Алексеев прислал Брусилову телеграмму о том, что итальянцы потерпели очередное поражение от австрийцев на реке Изонцо в Альпах и умоляют о скорейшем начале русского наступления. Поэтому его подготовка была ускорена на полмесяца.

22 мая мощной артподготовкой с 3 до 9 часов утра первая линия обороны союзников была практически сметена. Вслед за этим «русский паровой каток» в составе 7-й, 8-й, 9-й и 11-й армий ринулся в атаку сразу на 13 участках фронта. Это было ноу-хау Брусилова, которого уговаривали не распылять силы, а сконцентрировать их только на одном участке. Однако тот предпочел вместо одного ударного кулака создать «чертову дюжину» кулаков, чтобы немцы с резервами метались по всему фронту, не понимая, где им затыкать дыры.

Основной упор делался на испытанную 8-ю армию Каледина, в составе которой находилась дивизия Деникина, уже один раз бравшая Луцк. На этот раз не требовалось даже распалять самолюбие начдива. Город пал уже через два дня, в плен угодили 45 тысяч солдат и офицеров, а 4-я армия эрцгерцога Иосифа Фердинанда практически перестала существовать. За доблесть, проявленную при захвате Луцка в мае 1916 года, начдив был удостоен редкой награды — «Георгиевское оружие, бриллиантами украшенное». Награда давалась не только за личный подвиг, но и по той причине, когда этот подвиг имел большое общественное значение.

9-я армия генерала от инфантерии Платона Лечицкого ворвалась в Буковину, в пух и прах разнесла 7-ю австрийскую армию, взяв Черновцы и 50 тысяч пленных.

Союзники попытались было атаковать, перебросив две немецкие дивизии обратно из-под Вердена и две австрийские с итальянского театра военных действий. Против четырех русских дивизий было брошено девять австро-германских, но их за пару дней закатал в асфальт «паровой каток» армии Каледина, выбросив остатки за реку Стырь.

Интересно, что сам Брусилов в изданных в советское время воспоминаниях весьма критически отзывается о командарме: «Собственно продвижение Каледина к Владимиру-Волынскому мною одобрено не было; произошло оно и не по его указанию, а вследствие горячности войск при преследовании разбитого противника; мною же ему многократно доказывалось, и сам я два раза к нему ездил для того, чтобы заставить его, держась к западу оборонительно, обратить все свое внимание и все свои силы для захвата Ковеля. Но странный был характер у Каледина: невзирая на полную успешность действий он все время плакался, что находится в критическом положении и ожидает ежедневно, по совершенно неизвестным причинам, как армии, так и себе погибели; управление войсками было у него нерешительное, колеблющееся. В свою очередь, войска видели его мало, а когда видели, то замечали лишь угрюмого, молчаливого генерала, с ними не говорившего и их не благодарившего; его не любили и ему не доверяли».

Сплошная конъюнктурщина. Как раз 8-я армия шла в этой кампании от победы к победе, гоня союзников все дальше на Запад. Брусилову поневоле пришлось «корректировать» мемуары (или за него это делали другие), в которых лидеры Белого движения Корнилов, Каледин, Деникин были представлены недисциплинированными и бездарными генералами. На самом деле «вторая шашка» России Каледин («первая шашка» — командующий знаменитым 3-м конным корпусом генерал граф Федор Келлер, громивший австрийцев по соседству в Буковине, «третья шашка» — начальник Уссурийской конной дивизии генерал Александр Крымов) был исключительно одаренным военачальником. Не случайно именно его сделали командующим лучшей в той войне русской армии.