Ким Сен - В водовороте века. Мемуары. Том 3

• Название: В водовороте века. Мемуары. Том 3
• Автор: Ким Сен
• Издательство: Издательство литературы на иностранных языках
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1993

Мемуары Великого Вождя товарища Ким Ир Сена «В водовороте века».

Они охватывают период деятельности Ким Ир Сена с 1912 по 1945 год, и считаются неоконченными.

Лично Ким Ир Сеном написаны тома с 1-го по 6-й, а остальные два составлены на основе черновиков, найденных после смерти и записей его разговоров.

ИЗДАТЕЛЬСТВО ЛИТЕРАТУРЫ НА ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКАХ

КОРЕЯ, ПХЕНЬЯН

1993

---

Мы обменялись рукопожатием и я понял, что никогда раньше не встречал этого человека. Но, как ни странно, сразу же после первой нашей с ним встречи, гость казался мне старым другом. И я ему отвечал улыбкой и относился к нему с особенным расположением.

Так вот как раз этот загадочный гость и был посланцем (инспектор) из Коминтерна, которого прозывали «Пань Шэнвэй», Пань — это его фамилия, а Шэнвэй — не имя, а сокращенное название его должности — члена Маньчжурского провинциального комитета партии. Обычно люди называли его Лаопанем, подобно тому как называли Вэй Чжэнминя — Лаовэем.

«Пань» — это китайское произношение его фамилии. У китайцев в их языке одно похвальное отличие: обращаясь к старшим по возрасту, да и вообще к уважаемым людям, они прибавляли к их фамилиям приставку «лао». Очень редко встречались люди, которые звали Паня его настоящим именем Ли Ги Доном или псевдонимом Пань Циню.

Пань был широко известным среди коммунистов Маньчжурии революционером и партийным деятелем. О нем я услышал впервые от Ван Жуньчэна. После инцидента 18 сентября Пань занимал пост секретаря Нинаньского уездного парткома, тогда Ван Жуньчэн находился у него в подчинении и ведал вопросами пропаганды. Говорил он, что был назначен инструктором по пропаганде Нинаньского уездного парткома по рекомендации Паня, и этим очень гордился. По его словам, Пань окончил офицерскую школу Вампу, участвовал в Учанском восстании ив Северном походе, обучался и в Советском Союзе, — словом, был способным, опытным кадровым работником.

«В свое время он работал секретарем Суйнинского главного уездного парткома, — рассказывал Ван Жуньчэн, — я был просто очарован его человечностью и глубокой прозорливостью». Почтительность Вана к Паню была необычной.

Тогда я, выслушав этого человека, испытал в душе большую радость оттого, что вокруг нас ведут кипучую деятельность такие замечательные революционеры, как Пань. Несколько позже я снова услышал рассказы о нем от Чвэ Сон Сук и Чо Дон Ука, которые приехали к нам из Северной Маньчжурии. Чвэ Сон Сук интересно рассказывала, как она приехала в Ванцин по совету Паня и как под его руководством на улицах Нинаня устраивалась демонстрация по случаю 1 Мая.

Видимо, по этой причине большую часть наших с гостем разговоров занимали эпизоды, связанные с Ван Жуньчэном и Чвэ Сон Сук.

— Здорова Чвэ Сон Сук из Нинаня? — первым спросил Пань, как только начался наш разговор.

В моей памяти всплывали слова Чвэ Сон Сук, которая ценила заботу о подчиненных как одно из важнейших достоинств Паля, и я снова почувствовал теплоту привязанности к этому человеку.

— Да, здорова. Как только она приехала из Северной Маньчжурии, ее избрали представителем Даванцинского совета. Теперь она избрана в члены женотдела Сяованцинского участка исогоньком занимается работой среди женщин.

— И здесь она ездит на коне?

— Слыхал, но сам еще не видел.

— Знаете, хотела стать кавалеристом в революционной армии и с особой одержимостью училась ездить верхом. Девушка смелая, очень усердная.

— Значит, мы, люди Ванцина, не ошиблись, открыли «золото». А не жаль было вам, людям Северной Маньчжурии, отпускать ее к нам?

— Причем тут жаль! Семья-то у нее в Северной Маньчжурии, но это я ее подбил пойти в Восточную Маньчжурию. Ведь Цзяньдао — это же центр революционной борьбы в Маньчжурии! Я говорил ей: «Хочешь по-настоящему заниматься революцией, иди в Ванцин, там опорная база, установлен народный мир. Я возлагаю на Цзяньдао большие надежды. Хочу там работать».

Пань оценил Восточную Маньчжурию как главный очаг корейской революции. За это я был благодарен, но в то же время чувствовал неловкость. Беспокоила меня мысль: что жеонможет подумать о революционной борьбе в Цзяньдао, если узнает о левацком безрассудстве в партизанских районах? Конечно, пока что я не знал политических идеалов Паня и его позиции в отношении политических установок. Репутация о нем, как о человеке широкого политического кругозора и опытном борце, еще не говорила, что он обязательно займет позицию против левачества.

Однако я больше всего принимал во внимание оценку Ван Жуньчэна и Чвэ Сон Сук о Пане. Они неоднократно заверяли меня в том, что Пань — человек, свободный от всякой предвзятости по отношению к нижестоящим, он многоопытный работник, умеющий решать вопросы в любом случае справедливо и продуманно, следуя собственным убеждениям. К тому же было весьма приятным и мое первое впечатление о нем. Тот первый день нашей встречи закончился лишь несколькими официальными приветствиями. Обещали друг другу встречаться потом и вести серьезные беседы по коренным проблемам. На этом и разошлись.

Гость из Коминтерна приехал к нам в неудачно выбранное время. Как раз тогда мне пришлось идти в бой, возглавив отряд. Нужно было отразить волнообразную атаку карательных войск, насчитывающихся несколько тысяч штыков.

— Разрешите мне пойти с вами в бой, — обратился ко мне Пань. — Дайте мне, пожалуйста, что-нибудь вроде ружья. Раз приехал в Восточную Маньчжурию, то мне, посланцу Коминтерна, не пристало вернуться обратно, не побывав на поле боя. Из-за этого я могу умереть от раскаяния. Неужели вы не можете разрешить мне участвовать в бою хотя бы один день? — упорствовал Пань и хотел было следовать за уходящим отрядом.

— Товарищ Пань, пуля не разбирается, кто посланец Коминтерна. Побывать на поле боя вполне сможете в будущем, а сегодня вам лучше бы отдохнуть с дороги, — подытожил я наш разговор, отправляясь в бой.

Враги, окружив Сяованцинский партизанский район с трех сторон, отчаянно атаковали нас три дня подряд. Мы вели упорные оборонительные бои, отражая вражеские атаки. При этом наносили противнику чувствительные удары. После неоднократной атаки враг отступал, оставив на поле боя сотни трупов. В этой операции войска карательного отряда, воспользовавшись завесой весеннего тумана, пробирались тайком в партизанский район в направлениях Гуаньмыньлацзы (Каменные ворота) и Острой горы и разыгрывали трагикомедию — перестреливались между собой. Этот «наблюдательный бой» длительное время был темой разговоров среди жителей Сяованцина. Узнав об этом, и Пань громко рассмеялся.

Появление Паня вызывало у людей Вандина различную реакцию.

Те, кто воспринимал левацкую советскую линию как политическую установку Коминтерна, даже чихали и зевали, говоря образно, согласно указаниям Коминтерна. Сейчас они стали надеяться на его поддержку, считая, что появление Лаопаня, безусловно, послужит неплохим поводом, позволяющим приклеивать сторонникам линии на создание народно-революционного правительства ярлыки «правых элементов» и принять к ним меры воздействия, с тем чтобы они больше не поднимали вопросов о формах власти.

А те, кто порицал курс на создание советов как левацкий загиб и упорно стремился к установлению новой формы власти согласно линии на создание народно-революционного правительства, предчувствовали опасение, как бы не была отвергнута Лаопанем их позиция, как противников советов. В таком случае можно было даже получить взыскание со стороны Коминтерна. Поэтому они внимательно следили за действиями представителя Коминтерна. Многие из них предупреждали, что появление Паня послужит поводом для осложнения ситуации в партизанских районах, где только что началось свертывание курса на создание советов.

Если первые заблаговременно произносили победные возгласы, то последние переживали чувство тревоги за возможные неудачи. Такая психология людей объяснялась тем, что и те и другие абсолютизировали авторитет и компетенцию Коминтерна. Для них Коминтерн, который вправе был объявить роспуск любой партии и осудить преступление любого человека, был грозным органом, равным международному «Верховному суду». Они считали, что Коминтерн может то ли спасти жизнь любому революционеру, то ли беспощадно казнить его.

Появление Паня насторожило весь партизанский район. И я каждую минуту испытывал вокруг себя до предела накаленную атмосферу.

Какую позицию займет Пань по отношению к нашим поступкам, к поступкам тех, кто противопоставил курсу на создание советов линию на создание народно-революционного правительства, противоречащую директивам Коминтерна, тех, кто осудил советские мероприятия как левацкое безрассудство? Все это, конечно, стало вопросом, представляющим всеобщий интерес.

Исходя из интересов революции, я с одобрением отозвался о мерах Коминтерна, который направилсвоего посланца в Восточную Маньчжурию, где народ утопал в слезах из-за левацкого произвола. Поводом для таких рассуждений явилось то, что в условиях, когда противостоят друг другу курс на создание советов и курс на создание народно-революционного правительства, когда каждый из них пытается доказать свою правоту, появление Паня, несомненно, разрешало бы сложную ситуацию, давая приговор — что «да», а что «нет».