М. Бойцов - Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825

• Название: Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825
• Автор: М. Бойцов
• Издательство: Cовpеменник
• Жанр: История
• Год: 1991
• ISBN: 5-270-01369-Х

В сборник вошли первоисточники – мемуары, дневники, письма, материалы официальных расследований, относящиеся к событиям «эпохи дворцовых переворотов».

Перед читателем пройдут драматические эпизоды, начиная с интриг вокруг смерти Петра 1 и кончая убийством Павла I. Большинство материалов, включенных в книгу, не переиздавалось в годы Советской власти, некоторые – публикуются на русском языке впервые.

Составление, вступительная статья, комментарии М. А. Бойцова; 1991, художественное оформление С. Соколова.

---

171

Т. е. срок.

172

[40] Страшный удар (фр.). Sous peu je me verrai force de faire tomber des tetes qui jadis m’etaient cheres. Скоро мне придется позволить упасть головам, которые когда-то были мне дороги (фр.).

173

[41] Первый был тотчас по вступлении Павла на престол в течение одной недели произведен из поручиков артиллерии в генерал-лейтенанты. Император познакомился с ним, еще будучи великим князем во время своего путешествия в отдаленные окраины государства, когда Аракчеев устроил в его честь фейерверк. Второй был раньше прусским офицером и поступил на русскую службу с какими-то необыкновенными преимуществами. Затем они были сосланы вследствие какого-то каприза императора.

174

Когда желают сделать яичницу, следует разбить яйца (фр.).

175

Что вы делаете, Платон Александрович? (фр.).

176

Он скончался! (фр.).

177

Что вы мне говорите? Мне не гоже подчиняться - давайте подчиняйтесь вы сами, если хотите! (фр.).

178

Ваше величество, не надо ломать комедию (фр.).

179

Боже, помоги мне это перенести! (нем.).

180

Александру Павловичу.

181

Птичка улетела (фр.).

182

Я хочу править! (нем.).

183

[42] Этот гусар был награжден подарком каменного дома в Петербурге стоимостью в 50 000 рублей.

184

Назвали, очевидно, Александра Павловича.

185

[43] Что за человек! Вот каким надо быть, чтобы произвести революцию. Но всякий честный человек отступил бы перед подобной клятвой.

186

[44] Пален был совершенно прав: без смерти Павла революция была бы невозможна; сомнительно даже, удалось ли бы даже заточить его, а если удалось бы, то новая революция сделала бы его орудием ужасной мести.

187

[45] Какая ловкость и какое присутствие духа!

188

[46] Насчет Бенигсена и Валериана Зубова Пален был прав; Николай же был бык, который мог быть отважным в пьяном виде, но не иначе, а Платон Зубов был самым трусливым и низким из людей.

189

[47] Какая адская махинация!

190

[48] Палену удалось внушить императору подозрение насчет императрицы, как будет видно дальше.

191

[49] Пален не напрасно беспокоился: оказывается, что император имел более чем подозрения о замышляемом и что сам Пален был осужден на опалу. Павел тайно послал в Гатчину за двумя своими прежними фаворитами, в то время удаленными: Аракчеевым и Линденером; если бы приехали эти два чудовища, они заменили бы Палена и, может быть, великого князя Александра на постах генерал-губернаторов Петербурга, и столица облилась бы кровью. Аракчеев прибыл через десять часов после смерти Павла; он был остановлен на заставе и отослан обратно.

Можно ли было тогда ожидать, что впоследствии этот ужасный человек приобретет при императоре Александре почти безграничную власть и будет оказывать влияние самое пагубное? Много говорили в то время о каком-то письме, адресованном накануне смерти Павла к графу Кутай- сову или князю Гагарину, письме, которое тот или другой позабыли передать императору и даже распечатать и в котором, говорят, заключалось предупреждение о том, что произойдет на другой день.

Князь Христофор Ливен, генерал-адъютант Павла, ныне посол в Лондоне, в то время только что подвергшийся опале и передавший князю Гагарину портфель военного министра, рассказывал мне, что письмо было от него и адресовано Гагарину, который действительно позабыл вскрыть его, но что оно не содержало никаких предупреждений о заговоре, так как он сам ничего не знал о нем, а содержало только просьбы частного характера.

192

[50] Странный изворот! Он не способствовал смерти Павла! Но несомненно, это он приказал Зубовым и Бенигсену совершить убийство.

193

[51] Между прочим, князя Яшвиля из артиллерии, Вяземского – Семеновского полка, Скарятина – Измайловского, Аргамакова – Преображенского, Татаринова – Кавалергардского, Волконского и др.

194

[52] Думают, что Пален, адский гений которого все предвидел, а в особенности не забыл ничего, что могло касаться его лично, уклонился от деятельного участия не потому, как он уверял меня, что хотел исполнить обещание, данное великому князю Александру, а для того, чтоб быть в состоянии, если не удастся предприятие, броситься на помощь к императору: не желая сам совершать преступления, он, зная хладнокровие и невозмутимое мужество Бенигсена, призвал его, чтобы заменить себя, и правда, что без Бенигсена ничего не удалось бы.

195

[53] Наверху этой лестницы на площадке находится дверь; она ведет в большую залу, служившую прихожей императора, и где спали два гусара или придворных гайдука. За этой комнатой была спальня Павла, обширная и высокая; из нее вели две двери, между которыми был устроен род чуланчика, где спал камердинер. Направо от входа стоял шкап, куда прятали знамена и штандарты гвардейских полков и шпаги офицеров под арестом. Возле шкапа была дверка, ведущая через узкую потаенную лестницу в голландскую кухню, никогда не бывшую в употреблении, и затем в квартиру дежурного генерал-адъютанта; в то время это был князь Гагарин, жена которого, рожденная княжна Лопухина, была любовницей императора.

196

[54] Это был некто Аргамаков, адъютант Преображенского полка, он являлся каждое утро в 6 часов подавать императору рапорт по полку. Он стучится в дверь, запертую на ключ. Камердинер встает и спрашивает его, кто он такой и что ему нужно. Аргамаков называет себя, прибавив: «Можно ли спрашивать, что мне нужно? Я прихожу каждое утро подавать рапорт императору. Уже 6 часов! Отпирайте скорее!» – «Как 6 часов? – возразил камердинер, – нет еще и 12-ти; мы только что улеглись спать». – «Вы ошибаетесь, – сказал Аргамаков, – ваши часы, вероятно, остановились: теперь более 6-ти часов. Из-за вас меня посадят под арест, если я опоздаю, отпирайте скорее». Обманутый камердинер отпер, и заговорщики вошли толпой.

197

[55] Этот храбрый и верный гайдук не умер от своей раны, а впоследствии он служил камердинером у императрицы Марии; его звали Кириловым.

198

[56] Я много раз ходил смотреть комнату, где погиб несчастный. Павел I; теперь ее уже больше никому не показывают, и она постоянно заперта.

199

[57] Михайловский замок, где жил с недавних пор Павел, отдан инженерному ведомству; там помещается инженерное училище, и воспитанники учатся в залах, украшенных великолепной резной и лепной работой и прекрасной живописью; между прочим, там есть двери и камины богатой, драгоценной отделки.

200

[58] Бенигсен не захотел мне больше ничего говорить, однако оказывается, что он был очевидцем смерти императора, но не участвовал в убийстве. Убийцы бросились на Павла, и он защищался слабо: он просил пощады, умолял, чтобы ему дали время прочесть молитвы, и, увидав одного офицера конной гвардии, приблизительно одного роста с великим князем Константином, он принял его за сына и сказал ему, как Цезарь Бруту: «Как! и ваше высочество здесь». (Это слово «высочество» очень необычайно при подобных обстоятельствах.) Итак, несчастный государь умер, убежденный, что его сын был одним из его убийц, и это страшное сознание еще более отравило его последние минуты. Убийцы не имели ни веревки, ни полотенца, чтобы удушить его; говорят, Скарятин дал свой шарф, и через него погиб Павел. Не знаю, кому приписать позорную честь быть виновником его жестокой кончины; все заговорщики участвовали в ней, но, по-видимому, князю Яшвилю и Татаринову принадлежит главная ответственность в этом страшном злодействе. Оказывается, что Николай Зубов, нечто вроде мясника, жестокий и разгоряченный вином, которым упился, ударил его кулаком в лицо, а так как у него была в руке золотая табакерка, то один из острых углов этой четыреугольной табакерки ранил императора под левым глазом.

201

[59] Император Александр не захотел открыть своему брату тайну замышляемого заговора, он страшился его нескромности и, быть может, его честности и прямоты. Пален внушил ему также опасение, что, если великий князь узнает о проекте свергнуть с престола его отца, он может открыть все отцу в надежде погубить своего старшего брата и самому занять его место: без сомнения, Константин был далек от подобного расчета, но очень вероятно, что он оказал бы долгое, энергичное и, быть может, действительное сопротивление решению своего брата. Пален и об этом подумал; ничто не ускользнуло от него.