Элизабет Чедвик - Лавина чувств

• Название: Лавина чувств
• Автор: Элизабет Чедвик
• Издательство: Русич
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2000
• ISBN: 5-8138-0241-Х

Джослин де Гейл одержал много побед в сражениях, но вынужден сдаться перед красотой своей юной возлюбленной, которую зовут Линнет де Монсоррель.

В недавнем прошлом с лихвой хлебнув горя от жестокого и грубого мужа, Линнет теперь просто наслаждается семейным счастьем, находясь в сильных руках нового защитника, Джослина де Гейла. Но их любви предстоит пройти через многие испытания: муки ревности, подозрения, гордость, — и даже смерть вступит в схватку с ними, угрожая всему, чем они так дорожат…

---

Джослин, сощурив глаза, смотрел на Конана.

— Я видел труп своего старшего слуги, — сказал он с осуждением. — В былые времена вы обычно не уродовали мертвецов.

Конан выплюнул попавший на зуб хрящ.

— Это дело рук Годреда. — Он кивнул в сторону молодого бородатого воина, сидевшего рядом с костром и уныло разгребавшего палкой раскаленные головешки. — Ему никогда не нравились нормандцы, а то, как с нами обошлись в Ноттингеме, не могло не иметь последствий.

— А что вы делали в Ноттингеме? Я думал, вы в Нормандии.

— Мы поплыли туда в начале весны, как раз перед Троицей. Назревали неприятности, и мы думали, что в такие времена нуждаются в людях нашего рода занятий. Мы не сомневались, что нас обязательно наймут. Стали продавать свои услуги там, где только могли их купить… и тоже надеялись найти богатую наследницу. — Он бросил на Джослина насмешливый взгляд. — Нас нанял Роберт Феррерс, великий граф Дербский и лорд Ноттингемский. — Он выплюнул в траву еще один кусочек хряща. — Никогда не служил ему, Джос?

— Нет. У него, возможно, есть несколько поместий в Ноттингеме, но его замок принадлежит короне. Моим хозяином всегда был шериф, Фитцранульф.

Брайен, который уголком глаза следил за Конаном, как за призраком, как будто не веря в его существование, произнес:

— Я слышал, что Феррерс не всегда хорошо платит.

— Не всегда? Ха! Если случалась, что нам в неделю выдают по четыре шиллинга, то считали себя счастливчиками. Когда я сказал об этом, он вытолкал меня на улицу, говоря, что может нанять фламандцев за половину той суммы, которую платит нам. Вам еще повезло, вопил он, что я не заточил вас в подземелье за такую дерзость. Самонадеянный павлин с потрепанным хвостом! Ему самому повезло, что я не перерезал ему глотку и не выщипал у него последние перья, сделав из него бульон для моих воинов, — и старый воин вытер о траву окровавленное лезвие своего ножа.

— Зато вы перерезали горло моему сенешалю, — проворчал Джослин.

— Но он же тебе совсем не нужен, разве не так? Наоборот, ты должен благодарить меня за такую услугу.

Джослин высморкался.

— Не вижу, за что.

— Феррерс вас нанял для какой-то особой цели? — спросил Брайен.

— Нет, просто собирает войска на своей территории. Когда мы находились в Ноттингеме, нам приходилось тесниться в каких-то разваливающихся лачугах возле вонючего болота, а рядом еще располагалась сыромятня. Я никогда не видел большей помойной ямы.

— Но он же заявил, что собирается заменить вас на фламандцев?

— На фламандцев и другой сброд — тех, кому сможет поменьше платить, — проворчал Конан, пожав плечами. — Конечно, как и нам, им придется пересечь пролив. Будет что-то вроде завоевания, да? Но если ты спросишь меня, что из этого выйдет, то я скажу вот что: эти чужаки прибудут по частям, и их подберут эти ваши восставшие графы и пошлют сюда с обещаниями золотых гор, рассчитывая на их жадность. Но имей в виду, большинство из них — не настоящие воины, в основном это бездомные бродяги и ремесленники.

— Но вы же не являетесь частью головного отряда? — спросил Брайен.

Конан подозрительно сощурил глаза.

— Все-то вы хотите узнать. — Он наморщил лоб, и его белесые брови соединились вместе над крепкой прямой переносицей.

— Брайен послан гонцом от наместника, — объяснил Джослин и удивился взгляду, полному ужаса, вспыхнувшему в глазах Конана. — Это его долг узнать как можно больше о восстании.

— Ну, ладно, не смотрите на меня так, — проворчал Конан. — Я больше могу поведать вам, что творится в отхожих местах дубильщиков кожи в Ноттингеме, чем о делах Роберта Феррерса. Я услышал от него только то, что он собирается заменить нас фламандцами. Но откуда они прибудут, он не говорил. И мы не являемся частью никакого головного отряда, хотя сейчас очень многих нанимают с той стороны пролива.

Джослин посмотрел на Конана со смесью раздражения и любопытства.

— Что же вы делаете в Англии, когда вам давно пора быть на полях Нормандии?

Конан открыл рот и засунул туда палец, освобождая грязным неостриженным ногтем кусочек мяса, застрявший между двумя передними зубами.

— Я ведь уже стар — сорок восемь стукнет перед Рождеством, — хотя знаю, что выгляжу моложе. Однажды опыта будет уже недостаточно, чтобы спасти меня от меча какого-нибудь юнца, и я буду рад умереть. Но прежде чем это случится, мне нужно решить кое-какие семейные дела. — Он внимательно посмотрел на Брайена, который, быстро поняв намек, резво вскочил на ноги и пошел к догоравшему костру, чтобы отрезать себе от жареного быка ломоть мяса.

Когда он ничего уже не мог услышать, Конан произнес:

— Я приехал помириться с твоим отцом… и Морвенной. Услышав, что у тебя появились собственные земли, я подумал, что мне лучше сначала заручиться твоей поддержкой.

— Это будет сделать очень непросто, — мрачно предупредил Джослин. — Отец никогда не говорит о моей матери. Если я случайно затрагиваю эту тему, он смотрит на меня так, как будто я собираюсь пронзить его мечом.

Конан присвистнул.

— Когда твоя мать умерла, это очень сильно подкосило его. Ты же помнишь — она носила в себе ребенка и, если бы не он, она осталась бы жива. Твоего отца не оказалось там, чтобы поддержать ее, когда она споткнулась, зацепившись за полу своего платья. Он винит себя в ее смерти, и его в этом никогда не разубедить. Один Бог знает, сколько раз я старался успокоить его, но он оттолкнул меня, потому что хочет нести свою вину, как власяницу, до конца своих дней.

— Постоянно обвиняя себя в ее гибели, он сделал для нее чудесную усыпальницу, — почти шепотом рассказывал Джослин. — Возле сторожки охотника в лесах Арнсби стоит часовня из белого камня, построенная для того, чтобы заключить в себе навеки останки моей матери. Он заказал для нее ежедневные мессы, каждый день там зажигают свечи, а могила сделана из прекрасного мрамора.

Конан, покачав головой, молча посмотрел на Джослина, не зная, как отреагировать на только что услышанное.

— Первый раз, когда я увидел эту белую часовню, я громко зарыдал, — признался Джослин. — Он построил ее, когда я убежал, чтобы стать наемником. Отчасти, думаю, она являлась и моей усыпальницей. Отец ведь никогда не надеялся увидеть меня снова. — Он опустил голову, наблюдая за мыском своего сапога, мявшего траву.

— И не увидел бы, если бы не я! — решил Конан напомнить. Его голос прозвучал громко и одновременно как-то очень нежно. — У тебя еще молоко на губах не обсохло, когда ты прибыл в мой лагерь!

— Да, конечно. — Джослин искоса посмотрел на своего дядю, отметив, как тот самодоволен. Конана очень тронуло, что Джослин не забыл, чем он ему обязан, и, путаясь в словах, он стал добродушно подтрунивать над ним.

— Хотя ты очень быстро рос.

Джослин нахмурился.

— У меня не было выбора.

Конан пальцем осторожно потер свой шрам, так уродующий его.

— Да, думаю, что не было, — сказал он более мягким тоном. — Я видел твою подругу, Бреаку, за месяц до того как мы отплыли. В Руане она на двое суток предоставила мне стол и постель.

— Она больше не моя подруга, — ответил Джослин, продолжая ворошить траву кончиком сапога и внимательно наблюдая, как блестящие упругие стебли гнутся, а затем резко выпрямляются. Он опять посмотрел на Конана. — Она выглядела счастливой?

— Радостная, как свившая себе гнездо синица с тремя прелестными только что вылупившимися из яиц птенчиками, одно загляденье — две девочки и грудной мальчик. Она велела справиться о тебе и пожелать удачи, передать, что она постоянно вспоминает вас с Джуэлем в своих молитвах.

Джослин прикусил язык. После того как умер Джуэль, он не смог удержать при себе Бреаку. Она переживала тот возраст, когда стоишь на распутье и не знаешь, на что решиться; и она выбрала крышу над головой и спокойную семейную жизнь, более надежную, чем та, которую он мог ей предложить. За годы долгих испытаний и горьких разочарований он сделался расчетливым грубым воином, со своим набором ценностей и соответствующими запросами, и за это нужно было платить личным счастьем. Она перестала следовать за ним дорогой войны и смертей и испытывать судьбу: повезет ли ее возлюбленному на этот раз и вернется ли он к ней здоровым и невредимым? И вот однажды она оставила его, выйдя замуж за хозяина таверны в Руане.

— Я тоже часто вспоминаю о ней и молюсь за нее, — тихо признался он. — И если она нашла то, что хотела, я только рад за нее. — В его словах звучала боль, а горло сдавливал комок. Джослин переменил тему: — Так вы ищете себе нового хозяина?

Его дядя подозрительно посмотрел на него.

— А что?

— У меня не хватает воинов. Я даже хотел отправиться в Ноттингем, чтобы нанять себе людей, но раз вы уже набили свои карманы серебром Рашклиффа, то, возможно, твои люди согласятся на мое предложение?