Наталья Калинина - Полуночное танго

• Название: Полуночное танго
• Автор: Наталья Калинина
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-85585-586-4

Не хлебом единым жив человек. Еще и любовью. В то жаркое лето любовный вирус поразил все семейство Ветлугиных — от совсем юной Саши до ее бабушки. Или это был всего лишь обман, смятение чувств?

Жестокие сердечные муки, опасные приключения, глубокие разочарования и упоительные радости выпали на долю героев новых произведений Натальи Калининой, написанных в жанре ностальгической мелодрамы с элементами увлекательного детектива.

---

Начальник милиции, Георгий Кузьмич Ермаков, тот самый пожилой майор, который приезжал к Царьковым, встретил его приветливо, с места в карьер оповестил, что об исчезновении Михаила предупреждены все посты ГАИ, сообщено в близлежащие населенные пункты.

— Да не тревожьтесь вы — отыщется он. Тем более многие его в лицо знают. Даже примет не пришлось сообщать.

— Меня беспокоит не столько его исчезновение, сколько сам факт исчезновения в такой момент, — откровенно признался Плетнев.

— Я вас понял. — Георгий Кузьмич глядел в окно, за которым серебрилась река. — Все дело осложняется тем, что мы на реке живем, — раздумчиво сказал он. — Река может тайны хранить. Как говорится, «и концы в воду». Вы с братом в хороших отношениях были?

— Как вам сказать… Он на восемь лет меня старше. Да и жизнь в последнее время нас в разные стороны раскидала. В детстве он добрый был, покладистый. Честно говоря, я дни и ночи казнюсь, что отступился от него, бросил на произвол судьбы. Ведь догадывался, что брат спивается.

— Да, чего только не творит с людьми это проклятое зелье. — Георгий Кузьмич покачал головой.

— Признайтесь откровенно, Георгий Кузьмич, вы включили Михаила в число подозреваемых?

— Если откровенно — брат ваш должен представить алиби. Где он был в момент выстрела. Его наверняка кто-то видел. Пока у него алиби нет. Людмила Фролова, продавщица сельпо, показала, что в день поминок с утра видела его в райцентре с двустволкой на плече, что на поминках он здорово хлебнул. Ну а в ночь, как вы знаете, было совершено покушение на Царькову.

— Ко мне он без ружья заходил и трезвый. Да, я точно помню — ружья при нем не было.

— Оно и понятно. Зачем ему было шататься среди бела дня по станице с двустволкой, если он задумал… Вы только не волнуйтесь — мы к этому делу безо всякой предвзятости подойдем. В нашем деле от предвзятости только вред. Погода от нее, так сказать, портится. А при плохой погоде, сами знаете, видимость ограниченная. Вот только бы ваш брат нашелся…

От Ермакова Плетнев вышел с тяжелым сердцем. Значит, Михаила все-таки подозревают. Так он и думал. Стоит человеку хоть раз оступиться, и за ним до смерти будет волочиться эта черная тень. Как бы ни утешал его Ермаков относительно непредвзятого отношения со стороны милиции, он прекрасно понимал, что в милиции работают люди, а не роботы. Помимо прочего, у Михаила репутация пьяницы и дебошира.

«Может, он никуда не поехал. Отсиживается у какого-нибудь собутыльника или подружки, — размышлял Плетнев. — Ну зачем ему прятаться, если он ни в чем не виноват? Ну а если все-таки виноват?»

Плетнев вдруг вспомнил, что Михаила должны были видеть на заправке. Разумеется, в том случае, если Марьяна сказала правду. Заодно можно выяснить, уехал ли он на той лесхозовской машине.

Молодая заправщица охотно отвечала на вопросы, не удивляясь его любопытству, хотя он даже забыл ей представиться.

— Да вертелся он тут, — рассказывала она. — С Митькой Рябовым, который у меня бидон автола взял. А тут сразу две машины из «Сельхозтехники» подъехали. Я прямо с ног сбилась — они на футбол спешили. Митька тем временем отъехал. Вот только с Михаилом или нет — не видела. Да вы у дядьки Шуры Фролова спросите. Они вроде бы о чем-то говорили…

Людин отец сидел возле крыльца прямо на земле и чинил перемет.

Плетнева он узнал сразу, вынес ему из летницы колченогую табуретку.

— Гляди, какой ты молодой да худощавый — настоящий студент, — сказал Фролов, скользнув взглядом по его джинсам. — Небось работой себя моришь, а до развлечений не больно охоч. А мы тут только и делаем, что развлекаемся. То своим бахусом, то магазинным, когда свой кончается.

У Фролова воровато бегали глазки. «Как у кота, который рыбину с полатей упер», — вспомнил Плетнев материну поговорку.

— Дядя Шура, — он назвал его так машинально, по старой станичной привычке, — вы, говорят, позавчера брата моего видели.

— Позавчера, говоришь? Постой, постой… Ну да, видел. Я от лодки с переметом шел. Генка-бакенщик, чтоб ему, паразиту, в низовку все бакены посрывало, своим винтом в куски его порезал. Мишка, помню, папиросу у меня попросил. И огонька.

— Он что, на лесхозовской машине уехал?

— Мишка-то? Не… Митька Рябов в город ехал за сеткой для питомника, а Мишке домой нужно было. И так целый день по пьяному делу прогулял.

— И куда он от вас направился?

Шуркины глаза забегали еще быстрей.

— А кто его знает. Посидели мы с ним как полагается. Цариху помянули. После я перемет поехал проверять, который над водокачкой. Он домой собирался. Его уже не было, когда я с перемета вернулся.

— Вы рассказывали об этом в милиции?

— В милиции? Зачем это? Они меня не спрашивали, а я сам до них непривычный ходить.

— А как Михаил выглядел? Ну, я хочу сказать, ничего у него не болело?

— За сердце хватался. Оно ясное дело — на поминках человек гулял. После поминок сам Бог велел денек-другой похворать.

«Пить ему нельзя ни грамма», — вспомнил Плетнев фразу Марьяны. Может, с сердцем плохо стало среди степи. Лежит теперь под каким-нибудь кустом, как бездомный пес.

— Ладно. Извините, что от дела оторвал.

Плетнев поднялся.

— Да ничего. Мы все ж таки как-никак не совсем чужие с тобой. Людочке ты, помню, всегда нравился, да и она тебе вроде по душе была. — Шурка хитро подмигнул. — А она у нас теперь холостая — Витьку своего еще под Пасху спровадила на все четыре. И правильно сделала. Зачем такой мужик в доме нужен? Представляешь, на четверых детей алименты платит. В получку домой не больше тридцатки приносил, другой раз и вовсе четвертной. На кой бес такой мужик в доме?

* * *

Лизы возле больницы не оказалось. Плетнев глянул на часы — почти половина восьмого. Ничего, догонит ее по пути, если только нижней дорогой не пошла. А вдруг ей попутная машина попалась?..

Он был огорчен, что разминулся с Лизой. Все это время, пока он узнавал о брате, его согревала мысль о том, что впереди дорога по млеющей в тихих летних сумерках июльской степи с Лизой, задумчивой, улыбающейся, таинственной…

Сумерки обволакивали степь теплой прозрачной дымкой, сбегали по глинистым склонам балок, залегая на их поросшем камышом и вербняком дне. За Костиковым бугром из-за поворота блеснула сталь реки. Здесь, возле заброшенного еще со времен войны коровника, нижняя дорога, по которой можно было пройти пешему и даже проехать на лошади, почти смыкалась с верхней. Может, он увидит Лизу, если спустится к реке, — нижняя дорога не петляет, как верхняя, а все время идет вдоль берега.

Плетнев вышел из машины. Полынный запах, к которому примешивался дымок костра, вернул его в детство. Он вспомнил, как забирался со сверстниками в этот старый коровник, который служил им и штабом Чапаева, и хижиной Робинзона и Пятницы, и ставкой маршала Жукова…

Нередко мальчишки ночевали здесь — пекли картошку и выловленных тут же, под яром, здоровенных раков, до поздней ночи сидели у костра, разговаривали, смотрели на небо. «Во все времена, — думал Плетнев, — мальчишек, так же, как когда-то и нас, влечет к себе звездное небо. Оно еще загадочней кажется вдали от человеческого жилья. У степного костра рождаются мечты, которым, быть может, и не суждено сбыться, но это тоже здорово, тоже на всю жизнь — тихое мерцание родных степных звезд над головой».

Его размышления прервал злобный собачий лай и женский крик. Похоже, на нижней дороге на кого-то напала собака. «Лиза!» — вдруг догадался Плетнев. Он кинулся, не разбирая дороги, через полынные кущи, с разбега, как в детстве, съехал по песчаному склону.

Лиза стояла, прижавшись спиной к отвесному яру, а возле нее металась большая лохматая собака, щелкала зубами, пытаясь схватить за ногу. Плетнев поднял ком сырой глины и с размаху швырнул в разъяренного пса. Тот, поджав хвост, отскочил в сторону. Плетнев нагнулся за другим комом, и собака, порыкивая для острастки, затрусила прочь по самой кромке воды.

Плетнев обнял Лизу за плечи. Она прижалась к нему, уткнувшись головой в грудь.

— Успокойся, Лиза, милая. Я с тобой.

На нее волнами накатывала дрожь. Плетнев все крепче прижимал Лизу к себе, ласково гладил по волосам.

— Это Бог тебя наказал за то, что меня не дождалась, — попробовал пошутить Плетнев. — Помнишь, нас в детстве гонял Кизилин кобель? Подозреваю, что он его специально на ребятишек науськивал, — мы же каждое лето на бахчу к нему наведывались. Однажды пес с меня трусы стащил и в клочья разорвал, а Люда сплела набедренную повязку. Меня после того случая долго Тарзаном дразнили. А трусы новые были, из настоящего сатина… Лиза, куда же ты? Постой!..

Она уже бежала к машине. Не дожидаясь его, открыла дверцу, плюхнулась на сиденье и, спрятав лицо в ладонях, рассмеялась.

— Помню, помню… Она еще тебе туда красный горошек вплела. И бессмертники. А ты сидел в это время за кустом шиповника, прикрывшись лопушиным листом. И жаловался, что тебя кусают муравьи.