Александр Демченко - Поднебесный гром

• Название: Поднебесный гром
• Автор: Александр Демченко
• Издательство: Московский рабочий. Смоленское отделение
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1989
• ISBN: 5-239-00539-7

Роман рассказывает о нелегком, подчас героическом труде летчиков-испытателей, которые первыми проверяют качество крылатых машин, о мужестве, верности и любви наших молодых современников.

---

Востриков же сегодня нарушил все законы, расписанные в наставлении. Хорошо еще, что все обошлось благополучно. И Аргунов был даже чуточку рад, что Востриков наконец-то убедился, к чему может привести самонадеянность. И задание Струев не выполнил, и столько напряженных минут пришлось всем пережить!..

Распогодилось. Тучи наконец уползли, солнечные потоки хлынули с неба. Лужи обволакивались легкой, прозрачной дымкой. По ним, радуясь дождю, с ошалелым гиком носилась босоногая ребятня. Оживленно переругивались меж собой воробьи, спеша и оглядываясь, купались в парной воде.

Сейчас бы только летать и летать, но у Вострикова сдали нервы. Приказав вернуть Струева с запасного аэродрома, он распустил людей по домам.

«Ну, с Востриковым все ясно, — думал Андрей, — но почему полетел Струев? Захотел показать себя? Покрасоваться? Но перед кем?» На ЛИС и так знают, что он за летчик. Хотел досадить ему, Аргунову? Зачем? И за что? Ведь он всегда к Струеву хорошо относился. Уважал его за смелость и находчивость, восхищался его умом и начитанностью. Правда, сердечной теплоты не было, как к Феде Суматохину или Жоре Волобуеву… Но не всем же быть друзьями, можно оставаться и просто товарищами. Он хорошо относился к Струеву и где-то лишь в глубине души питал к нему неприязнь. Наверное, всему виной один случай…

Возвращались они с полетов. Шли уставшие, опустошенные, и вдруг Струев предложил:

— Давай, Андрей, зайдем ко мне, посидим, выпьем…

— Ты ведь не пьешь…

— Кофейку, кофейку. Посмотришь, какая у меня библиотека.

В квартире у Льва чистота и порядок. Блестит полированная мебель. Радужно переливается хрусталь. А на полках книги, книги, книги.

— Собираю только редкие подписные издания, — похвастался Струев. — Видишь, серия «Всемирная литература»?

Кроме книг на полках стояли и модели самолетов из алюминия, из плексигласа, из нержавеющей стали.

— Коллекционирую также и модели самолетов, — пояснил Струев, — но не всякие, а только те, на которых летал. Жаль, что таких всего лишь пятнадцать. — Его взгляд остановился на маленькой изящной модельке Як-11: — Видишь, сам вылил из алюминия. — Он повертел в руках блестящий, гладко отполированный самолетик. — Подумать только, вот этот маленький учебно-тренировочный истребитель чуть мне летную карьеру не испортил.

— Как это? — поинтересовался Аргунов.

— А, и вспоминать не хочется.

— Ну а все же?

— Да, понимаешь, только научился летать — и вдруг авария. Зазевался при посадке — угробил самолет.

— И как же это тебе сошло с рук?

— Простили. Начальник училища хорошим мужиком оказался. Пожалел меня. Дескать, что взять с курсанта: молодо-зелено. Правда, и мне пришлось применить некоторую хитрость.

— Какую?

— Да что об этом вспоминать? Главное — остался в авиации!

…Сейчас Аргунов вспомнил об этом разговоре, и ему стало как-то не по себе. Может, и сегодня Струев схитрил? Но для чего, Андрей не мог понять. «Может, он на мое место метит?.. А, пропадите вы все пропадом! — решил Аргунов. — Пойду-ка я в отпуск и махну в Ташкент. Давно ведь собирался. И дочку с собой возьму. Хорошо небось там — тепло уже».

От этой мысли и на душе у него словно потеплело. Андрей прибавил шагу, и кожаная куртка весело заскрипела на нем.

Кожанка… Незатейливая, но удивительно удобная куртка из выделанной добротной кожи. Плотная, как пуленепробиваемый жилет, облитая глянцем, она кочевала от шоферов к комиссарам, от комиссаров к летчикам, пока окончательно не закрепилась за ними.

Коричневая теплая кожанка. Она — всего лишь рабочая спецовка, назначение которой защищать тело от возможных пожаров на борту самолета, а расставаться с нею жалко и на земле.

Как в свою профессию, так и в куртку вжился Андрей, ведь она, эта куртка, свидетель его каждодневных свиданий с небом.

Торопиться было некуда: дома его никто не ждал. И вот он шагал, большой, размашистый, а из-под густых рыжеватых бровей, точно отражая свежую зелень травы, зеленели добродушные глаза. Они словно впитывали в себя свежесть обновления, когда проливным, щедрым дождем с крыш домов и с листьев деревьев смыта пыль, а воздух прозрачен, словно профильтрованный, и пахнет озоном, и торопливые ручьи по-весеннему бурны и говорливы.

После аэродромного гула и рева хорошо шагать расслабившись, ни о чем не думая, идти куда глаза глядят, обозревая весь окружающий мир. А он по-особенному волнующ сегодня. Распласталось над головой беспредельное, промытое дождем небо, солнце заливает землю теплыми лучами, плывут отовсюду медовые запахи садов, хмельное брожение полей, огуречная свежесть водохранилища-моря. Соки бродят по стволам деревьев, сладкой истомой налиты глаза встречных девушек…

И вдруг Аргунов остановился: навстречу шла девушка, чем-то неуловимым напомнившая ему жену Светлану. Может быть, тем, что так же гордо и независимо несла голову с шиньоном пышных светлых волос?

Не понимая, что он делает, Андрей повернулся и пошел вслед за ней. Услышав шаги, девушка обернулась, и он, смутившись, отстал.

Дома было тихо и пусто. Он разделся, прошел в гостиную. Ольгиного портфеля на месте не было — дочь еще не пришла из школы. На столе лежала записка:

«Папка, задержусь в гимнастическом зале. Ужинай один. Беляши в холодильнике. Ольга».

Аргунов постоял, вглядываясь в ровный аккуратный почерк на листке, вырванном из тетради, устало сел на диван и задумался.

Не спешит дочь, роднее дома стала для нее школа. Оно и понятно: на людях, среди друзей и подруг не так чувствуется одиночество. Хотя и дома работы хватает. И моет, и стирает, и готовит. Все успевает! Полная хозяйка. Старается все делать, как мама. В квартире тот же порядок. Даже его любимые беляши приготовила сегодня…

Андрей разогрел их на сковородке, поел. «Ну и Ольга, ну и мастерица! И как у нее ловко получается все, за что бы ни бралась. А ведь всего-навсего тринадцать… При матери все маленькой себя чувствовала, а как пришлось одной… Посмотрела бы на нее Светлана сейчас!»

Он хотел было попробовать часть домашних дел взять на себя, но дочь, увидев, как неловко, косоруко выходит у него это, сказала с удивившей его опекающей снисходительностью: «Папка, занимайся лучше своими делами».

Его делами были полеты. Им он отдавался весь без остатка, как отдаются песне, и на земле еще подолгу оставался во власти неба. На земле он выглядел несколько неуклюже, часто бывал рассеянным и мог пройти, не заметив товарища. И когда его окликали, он изумленно вскидывал голову и виновато произносил: «Извини, брат, замечтался».

Товарищи подначивали:

— Ты у нас как профессор — рассеянный.

— В рассеянности — своя собранность, — шутливо отвечал он.

И только в небе он преображался, потому что небо для него было всем.

Светлана понимала его. Она чутко откликалась на его состояние и делала все, чтобы в полет муж уходил спокойным и счастливым.

Он взглянул на портрет, висевший над столом.

«Ах, Светка, Светка, как рано ты…»

И вдруг отчетливо, будто вчера, перед глазами предстала больничная палата, белее белой подушки лицо Светланы. Губы перекошены от боли. Аргунов сидел рядом с ней и взглядом, полным отчаяния, умолял: «Крепись, родная, крепись…»

Он знал, что положение жены безнадежно. Врачи не скрывали от него страшную тайну — рак. Он понимал, что дни и часы самого близкого и дорогого человека сочтены, и все же не мог примириться с этой мыслью. Как мог, пытался помочь жене. Перед ней он старался быть жизнерадостным, весело рассказывал, что в квартире сделали ремонт, что на кухне стены покрасили в ее любимый голубой цвет, что на балконе уже набухают астры и к ее возвращению домой расцветут. Она смотрела на него, и боль, казалось, отступала. Она пыталась даже улыбнуться — верила.

А в последний день Светлана не узнала мужа. Она лежала безучастная ко всему. Андрей тихо сидел рядом, не решаясь позвать ее, лишь гладил тонкую, иссохшую руку, обтянутую сухой, прозрачной кожей, трогал обручальное кольцо — оно перемещалось свободно — и вспоминал, с каким трудом надела она когда-то это кольцо на палец.

— Света, — наконец решился Андрей, — это я.

— Андрей, — отозвалась она, словно придя издалека — веки ее были сжаты, — Андрей… — ей тяжело давались слова, — будь Ольге… мамой.

— О чем ты говоришь? — приглушенно выдавил он. — Не смей!

Глаза жены открылись — они смотрели спокойно и уже отрешенно. И только грудь прерывисто вздымалась.

Андрей метнулся в коридор:

— Сестра, кислород!

Постепенно дыхание выровнялось. Слабой рукой Светлана попросила убрать маску и тихо сказала:

— Я прожила с тобой хорошую жизнь, Андрюша…

— Не надо, не говори так! Ты еще будешь жить!

Она улыбнулась и попросила: