Элис Хоффман - Признания на стеклянной крыше

• Название: Признания на стеклянной крыше
• Автор: Элис Хоффман
• Издательство: Флюид
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-98358-239-2

Элис Хоффман (р. 1952) — американская писательница, автор пятнадцати романов, двух сборников рассказов и шести книг для детей, большинство из которых признавались прессой лучшими книгами года. Ее произведения переведены на двадцать языков и выдержали более ста изданий в разных странах мира. По ее романам и сценариям снято 6 фильмов. «Признания на стеклянной крыше» — это пронзительная и горькая история таланта, обреченного на саморазрушение губительным воздействием непонимания и тупой обыденности, которым противостоят, подчас тщетно, усилия любви. Живые и точные картины современной действительности отмечены, как нередко бывает у Элис Хоффман, присутствием мистики. Начинаясь, как стилизованная, очень поэтическая Love Story, сюжет постепенно входит в русло вполне земного, даже натуралистического реализма и, живописуя физические и душевные страдания персонажей, когда уже кажется, что все обречены и выхода нет, вдруг вновь возносит нас в полуфантастический мир видений и галлюцинаций.

---

— Карапузик-карапуз, у тебя от кашки — ус, — приветливо сказал ей Сэм.

Бланка залилась таким смехом, что овсянка брызнула у нее из носика.

— Ну и красиво так дразниться? — спросила Джезмин.

— Не девочка, а прямо вулкан! — заметил Сэм.

— А ты — грязный поросенок. Ступай-ка, дружок, наверх и умойся хорошенько перед обедом.

Голос Джезмин, обыкновенно твердый и звонкий, звучал надтреснуто. Сэм очень тонко чувствовал такое: изнанку вещей, часть мира, скрытую от глаз. Что-то разладилось больше обычного. На заднем дворике сидел его отец, прихлебывал из стакана, поглядывая на бассейн. Весь он как будто съежился, стал меньше. Ни разу не оглянулся.

— А что у нас на обед? — спросил Сэм. Это была проверка. Он внимательно наблюдал за Джезмин.

— Что ты захочешь, то и будет.

В обычное время она сказала бы — рагу, или гамбургеры, или макароны. Она была слишком занята, так что особо выбирать не приходилось.

Сэм вышел из прихожей и поднялся наверх. Дверь в комнату его матери стояла открытой. У него давно уже появилось такое чувство, будто она отсутствует. Иной раз скажешь ей что-нибудь, а она не слышит. Иной раз сама разговаривает с кем-то, кого в комнате нет. Она становилась в эти минуты вроде людей, о которых рассказывала ему, — витала, как они, где-то над крышами домов. Была такой невесомой, что Сэм, ложась рядом на кровать, чувствовал теперь себя крупней ее и крепче. От нее остались одни лишь кости, но кроме них — и что-то еще. Возможно, когда люди заводят речь о душе, это все же не сплошные выдумки. Возможно, что-то еще и в самом деле существует.

Мама любила разговаривать с ним глаза в глаза, и Сэм не противился этому, хотя и запах у нее изо рта изменился не к лучшему, и глаза помутнели. С каждым выдохом ее чуточку убывало. Убывало с каждым сказанным словом.

— Открой мне какой-нибудь секрет, — попросила она его прошлым вечером. Совсем как птичка: легкие косточки, клювик, подрагивающая голая головка.

Небо в это время заволокло облаками, газон из зеленого стал черным. Сэму вспомнилось путешествие на пароме, когда он нашел бельчонка Уильяма, и ангелы, которых они с матерью отпечатали на снегу. Вспомнились ее длинные рыжие волосы и то, что она — что б на него ни нашло, что бы он ни выкинул — все равно его любила.

— Всего лишь один? — спросил он.

Он чувствовал, как упираются в него ее коленки, шишковатые, словно камешки.

— Один.

Глаза у нее были огромные. В таких и утонуть не мудрено. Мама, мамочка, ты где сейчас?

— Мне шесть лет, — сказал Сэм.

Арлин коротко засмеялась. Смех был знакомый. Значит, она здесь.

— Это мне известно.

— Но я и останусь таким, — доверительно сообщил ей Сэм.

— Нет-нет. Ты вырастешь большой. Такой высокий, чтоб доставать до самого неба.

Но этот разговор был прошлым вечером, а прошлый вечер прошел. Сейчас Сэм стоял у дверей своей матери и слушал, как плачет мужчина, которого называют «друг семьи». Сэм никогда не думал, что взрослые могут издавать такие звуки. Он знал, что́ случилось, и помедлил немного в коридоре, продлевая последний момент, когда можно надежнее сохранить ее мысленно такой, какой она была при жизни. Потом вошел в ее комнату. Здесь еще оставались ее запах, тень ее, голый череп. Мужчина сидел, спрятав голову в ладони.

— Извини, — сказал мужчина, словно его поймали за чем-то нехорошим. В руках он держал ее жемчужное ожерелье. Руки были большие, и жемчужины в них казались черными зернышками. — Она велела отдать это тебе.

Сэм посмотрел на тело, лежащее в постели, — это была не его мать. Была просто оболочка — то же, что осталось в другой несчастливый день от его бельчонка. Сэм взял ожерелье и пошел с ним к себе. В заднем углу стенного шкафа была коробка, в которой хранилось все самое важное. Фотографии, рисунки, открытки, коса ее волос, шкурка и косточки бельчонка. Он завернул жемчужное ожерелье в папиросную бумагу и убрал в коробку. Проделал это аккуратно. Сэм был не такой, как обычные ребята, которые не стали бы так бережно обращаться с какой-то ниткой бус. Он был другой. Секрет, которым он поделился с матерью, был правдой: он в самом деле не собирался расти. Отказывался идти дальше от того дня, когда его покинула мать. Заставить его никто не мог, так как решение было принято. Он не простится с ней никогда.

Часть вторая Звездный дом

Это был девичник, устроенный смеха ради в кафе-приемной экстрасенса на Двадцать третьей улице. Мередит Уайс знала, что следовало бы отговориться — головной болью, неотложной встречей, — но, к несчастью, Эллен Дули была в студенческие годы ее соседкой по комнате, и все уловки, к которым Мередит прибегала, чтоб отвертеться от общения с себе подобными, не составляли для нее тайны. Элегантного пути к отступлению явно не было. Мередит потащилась на другой конец города с Вест-Сайда, где подрядилась сторожить огромную квартиру для семейства, укатившего путешествовать по Италии. У Мередит имелась временная работа в сувенирной лавке музея «Метрополитен». Каждого, кто там трудился, отличал избыток образования и недостаток стимула к подобного рода деятельности. Сама Мередит обладала степенью бакалавра истории искусств, полученной в Брауновском университете, хотя интерес к искусству успела с тех пор утратить. В школе она побивала рекорды по плаванию; теперь же ей стоило усилий заставить себя поутру вылезти из постели. И спать не спала, и окончательно проснуться не удавалось. Двадцать восемь лет от роду, шесть лет как закончила университет — и ни малейшего представления, как, собственно, распорядиться своей жизнью.

Помимо Эллен, бывшей соседки по комнате, никого на текущем мероприятии Мередит не знала и потому могла спокойно держаться на заднем плане, покуда хозяйка-экстрасенс предрекала всем налево и направо счастливое будущее, припася для без пяти минут новобрачной особо блистательный вариант, включающий четырех детишек и фантастический секс. Ясновидящая была ирландкой и говорила размеренным приятным голоском; Мередит чуть не уснула под звуки ее жизнерадостных прорицаний. На улице была жара, с асфальта в стоячий серый воздух поднимались волны зноя. Мередит бессильно опустилась на стул, стоящий у окна. Хорошо хоть, в кафе работал кондиционер. Вокруг оживленно обсуждали, куда ближе к вечеру пойти обедать. Мередит примкнуть к разговору что-то не приглашали. С очевидностью причислили к посторонним — не помог и шелковый пеньюар, преподнесенный ею Эллен и единодушно признанный лучшим из всех подарков. Белье она выбрала, какое сама не надела бы ни в жизнь: кокетливый воздушный пустячок. С Мередит это случалось постоянно; она была не своя — из тех, кто никогда не попадает в общепринятую тональность.

Волосы у Мередит были каштановые, глаза — эбонитово-черные; длинноногая, как жеребенок, с тренированным телом пловчихи, она по суше двигалась угловато. Бедная рыбка на песке… Проведя детство и юность большей частью то в одном, то в другом плавательном бассейне мэрилендских пригородов, она прониклась суеверным ужасом к воде. Могла в дождливый день позвонить на работу и сказаться больной, а потом юркнуть снова в постель и забиться под одеяло. У людей, которым случалось с нею видеться, порой создавалось впечатление, что она немая. Как нередко бывает с одиночками, Мередит умела слушать. Многое подмечала — неожиданные обрывки, клочки, детали: сколько ступенек ведет к входу в музей, сколько трещин на потолке чужой спальни, доставшейся ей на время, скольких работников музея она застала за курением в уборной. Бессмысленную дребедень. Вот и сейчас, например, когда другие принялись за торт — нечто клейкое и бело-голубое, — Мередит углядела из окна, как на парковке по ту сторону улицы выходит из черного седана высокий мужчина.

Мужчина по ту сторону Двадцать третьей улицы отдал парковщику ключи и пригладил рукою волосы. На нем был серый пиджак. Уворачиваясь от машин, он запетлял через дорогу в сопровождении рыжей женщины. Мередит заключила, что это муж с женой, поскольку мужчина шагает, проявляя ноль заботы о своей спутнице. Типичная супружеская пара. Точно такими были родители Мередит до своего развода: стоило им побыть пару часов вдвоем, как между ними вспыхивала перебранка. Зажили каждый сам по себе задолго до того, как разошлись официально.

Мередит подумала, что хорошо бы эта пара — они как раз направились в сторону экстрасенсовых дверей — шла сюда на прием. Тогда девичник закончится, бог даст, и можно будет, уклонясь от участия в обеде, поймать такси и вернуться восвояси. Наконец Эллен начала собирать свои подарки. Кошмарный пеньюар, шуточные пособия по сексу, атласное постельное белье. Туда, где в уголке нашла себе убежище Мередит, приближалась прорицательница. Как раз этого Мередит и опасалась. Кто-то проявит интерес к ее будущему.