Иван Киреевский - Том 3. Письма и дневники

• Название: Том 3. Письма и дневники
• Автор: Иван Киреевский
• Издательство: Издательский педагогический центр «Гриф»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-89668-110-0

Полное собрание сочинений: В 4 т. Т. 3. Письма и дневники / Составление, примечания и комментарии А. Ф. Малышевского. — Калуга: Издательский педагогический центр «Гриф», 2006. — 488 с.

Издание полного собрания трудов, писем и биографических материалов И. В. Киреевского и П. В. Киреевского предпринимается впервые.

Иван Васильевич Киреевский (22 марта / 3 апреля 1806 — 11/23 июня 1856) и Петр Васильевич Киреевский (11/23 февраля 1808 — 25 октября / 6 ноября 1856) — выдающиеся русские мыслители, положившие начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточнохристианской аскетики.

В третий том входят письма и дневники И. В. Киреевского и П. В. Киреевского.

Все тексты приведены в соответствие с нормами современного литературного языка при сохранении их авторской стилистики.

Адресуется самому широкому кругу читателей, интересующихся историей отечественной духовной культуры.

Составление, примечания и комментарии А. Ф. Малышевского

Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России»

---

1854 год

С благодарностию возвращаю Вам книжку стихов А. С. Пушкина. Я перечел с большим удовольствием его послания к Вам и еще больше убедился, что Вы точно правы. Невозможно рассказывать жизнь Пушкина, не говоря об его отношениях к Вам. Но позвольте Вам повторить то, что я говорил Вам прежде: Вы правы только в отношении к Бартеневу, а не в отношении к Пушкину и Вашей дружбе. Если человек, совсем не знавший Пушкина, расскажет о нем неполно или даже не так, то друзья Пушкина обязаны дополнить и поправить. Несмотря на его ошибки, мы все будем благодарны Бартеневу за то, что он рассказал без ошибок. Он мог и совсем не говорить о нем; на нем не было той обязанности спасти жизнь Пушкина от забвения, какая лежит на его друзьях. И чем больше он любил их, тем принудительнее эта обязанность.

Потому я надеюсь, что статья Бартенева будет введением к Вашей, которую ожидаю с большим нетерпением.

Преданный Вам И. К.

Я сейчас проводил жену в Оптин, куда она поехала на неделю. Я собираюсь ехать вместе с нею, но маленькое нездоровье детей меня остановило.

121. Оптинскому старцу Макарию

21 октября 1854 года

Многоуважаемый и искренно любимый батюшка!

Глубоко тронули меня рассказы Натальи Петровны о тех отеческих ласках, которыми так щедро и милостиво осыпали ее во время ее пребывания у Вас. Не нахожу слов, чтобы выразить Вам мои чувства. Но особенно делал бы высказать Вам благодарность мою за Ваше милостивое воспоминание обо мне и за прекрасную икону Успения Божией Матери, которою Вы благословили меня, лишив себя этого прекрасного изображения киевской чудотворной иконы.

В моих сердечных глазах она будет иметь особенно высокую цену оттого, что дана мне Вами. Мои молитвы к Святой и Милосердной Царице Небесной будут, может быть, менее недостойными Ее милосердия, руководимые мыслью о Вашем споспешествующем посредничестве. От самой глубины души благодарю Вас. Немалым также утешением и одобрением будет мне мысль, что над ней работал, конечно, с молитвенным доброжелательством, Ваш достойный ученик, высокоуважаемый мной отец Иоанн[195]. Прошу Вас, милостивый батюшка, взять на себя труд передать ему мою искреннюю благодарность, тем более что он работал над иконою еще с больною рукой. Очень желаю, чтобы эта христианская услуга не повредила его здоровью.

Прошу Вас также передать мое почтение многоуважаемому Льву Александровичу и отцу Амвросию. К отцу архимандриту и к отцу Антонию[196] я просил написать от меня Наталью Петровну, которая возвратилась от Вас в добром здоровье, совершив путешествие и благополучно, и радостно.

Примите уверения в неизменных чувствах искренней преданности, с которыми испрашиваю Ваших святых молитв и святого благословения и остаюсь с почтением преданный Вам покорный слуга и духовный сын И. Киреевский.

122. Оптинскому старцу Макарию

5 ноября 1854 года

Многоуважаемый и искренно любимый батюшка!

Наталья Петровна писала к Вам, что тому дней десять митрополит взял у меня для просмотра некоторые рукописи из представленных в цензуру, то есть сотницы аввы Фалассия и главы Каллиста Антиликуды.

Вчера я был у него с Зедергольмом, желавшим получить его благословение, и он, между прочим, сказал мне, что прочитал сотницы аввы Фалассия и думает, что они должны бы быть изданы особою книжкою, что в них много полезного, что читатели вообще ленивы на духовное чтение и большой книги испугаются, а маленькую скорее прочтут. Но что в переводе есть много темного, и он желал бы, чтобы Вы поступили с ним так же, как с книгою Исаака Сирина, то есть приказали бы переписать ее четким шрифтом и, сличив с подлинником, приложили бы краткие пояснения внизу страницы, а где найдутся явные ошибки переписчика словенской рукописи или переводчика, там поправили бы в самом тексте.

Вообще, он, кажется, очень доволен изданием Исаака Сирина и желал бы, чтобы и другие книги были изданы таким же образом. Что же касается до Каллиста Антиликуды, то он еще не успел прочитать, а только начал и, судя по началу, сомневается, полезно ли будет его напечатать, потому что он кажется ему очень труден для понимания, мысли сжаты и собраны многие в один клубок так, что не каждый распутает их.

«Я не знаю, — прибавил он, — для чего печатать много — не лучше ли ограничиться немногим явно полезным. Светская литература представляет нам невыгоды многого печатания. Там враг человеческого рода постарался устроить так, что хорошие книги задавлены грудою бесполезных, так что до них и не доберешься. Не надобно ли остерегаться, чтобы и духовная литература не подверглась такой же участи?» Я отвечал ему, что Ваше желание преимущественно то, чтобы изданы были рукописи, переведенные старцем Паисием как человеком, который, бывши глубоко знаком с духовною литературою, выбирал изо всех книг самые полезные. Но на этом месте наш разговор был прерван приехавшими посторонними посетителями, и я спешу покуда сообщить его Вам, чтобы знать Ваш ответ об авве Фалассии прежде, чем буду у святого владыки.

При этом случае испрашиваю Ваших святых молитв и благословения, особенно для Васи, который теперь держит экзамен, с беспредельною преданностию и уважением имею честь быть Вашим покорным слугою и духовным сыном И. Киреевский.

123. Оптинскому старцу Макарию

13 ноября 1854 года

Многоуважаемый и искренно любимый батюшка!

Наталья Петровна сообщила мне письмо Ваше к ней от 6 ноября, в котором вы изволите писать о Максиме Исповеднике, и я вижу из Ваших слов мое крайнее неразумение в понимании этого высокого духовного писателя и прошу Вас простить меня в этом.

Я полагал, что главная трудность в понимании его писаний заключается не столько в духовной высоте, сколько в формах языка, занятых, как я думал, у философских систем того времени, и особенно новоплатоников. Вот почему я был так дерзок, что осмелился предложить Вам свои услуги в деле перевода, предполагая в местах неудобопонятных искать объяснения в философских терминах и оборотах мыслей древних школ. Но поистине, батюшка, я думал только о буквальном смысле, а не о духовном, и если бы знал, что дело идет о последнем, то не смел бы предложить своего участия. Я очень хорошо знаю и глубоко чувствую, как слеп я в этом отношении, и не только там, где мысль выражена неясно, но даже там, где она сказана просто и удобопонятно даже для детей, как, например, в Евангелии, — я беспрестанно нахожу для себя темноты, которых не могу проникнуть, и в этих случаях обыкновенно решаю мои недоумения предположением просить объяснения у Вас; хотя в то же время чувствую, что даже и Ваши объяснения могут только указать, куда смотреть, а не дадут глаз, которыми видеть… Что же касается до того высшего умозрения, о котором Вы пишете и которое открывается по деянии, то кому же даст его Господь, если не Вам.

Это умозрение, жизненное и живое, которое горит как свеча перед Господом и освещает все вокруг себя, и зажигает светильник в чистых лампадах, Вас окружающих, — это свет, на который мы, далекие от Вас, смотрим с благоговением и любовью, как на Божий дар, посланный Им на пользу, вразумление и утешение людей, Вам современных. Потому, простите меня, батюшка, если я думаю, что святой Максим едва ли говорил такие вещи, которые в духовном смысле могли бы быть для Вас невразумительными, хотя в смысле буквальном и наружно философском он сказал многое такое, что, может быть, и навсегда и для всех останется не вполне объясненным.

Впрочем, опять повторяю, что, не понимая в этом деле почти ничего, я вполне покоряю мое суждение Вашему и прошу меня простить за мое безрассудное мнение.

Не знаю, успеет ли другое письмо прийти к Вам прежде дня Вашего рождения, и потому прошу Вас принять теперь мое искреннее поздравление и от всего сердца желание Вам здоровья и всего лучшего. Прошу также Ваших святых молитв и благословения и остаюсь с беспредельным уважением и преданностию Ваш покорный слуга и духовный сын И. Киреевский.

124. Оптинскому старцу Макарию

16 ноября 1854 года

Многоуважаемый и искренно любимый батюшка!

Прошу Вас принять и мое от всего сердца поздравление с наступающим днем Вашего рождения и желание Вам всего лучшего, особенно здоровья, спокойствия и всех благ, какие за Ваши молитвы Бог посылает другим. Да продлит Господь Вашу жизнь на утешение всем любящим Вас!

Я имел счастье получить Ваше письмо от 9 ноября, в котором Вы изволите писать, что с главами Каллиста, кажется, надобно будет поступить так же, как с стишною книгою святого Симеона Нового Богослова, потому что эти главы не для всех понятны. Признаюсь Вам, милостивый батюшка, что мне было бы крайне жаль, если бы это случилось.