Болеслав Прус - Кукла

• Название: Кукла
• Автор: Болеслав Прус
• Жанр: Проза

---

- За любовь.

- Не спорю, прекрасная вещь. Но если пан Старский получает любовь только за прекрасные глаза и усики, то с какой стати кто-то другой должен платить за нее своим именем, состоянием и свободой?

- Я перестаю понимать вас, - сказала Вонсовская. - Признаете вы, что женщина равна мужчине, или нет?

- В конечном счете - равна, в частностях - нет. По уму и трудоспособности средняя женщина стоит ниже мужчины, а нравственностью и чуствами якобы настолько его превосходит, что это уравновешивает создавшееся неравенство. По крайней мере так нам постоянно твердят, мы в это верим и, несмотря на множество проявлений женской неполноценности, ставим их выше себя... Но поскольку баронесса попрала достоинства своего пола, - а что это так, мы все можем засвидетельствовать, - нечего удивляться, что она лишилась и своих привилегий. Муж порвал с нею, как с нечестным компаньоном.

- Да ведь барон - немощный старец!

- Зачем же она вышла за него, зачем слушала его любовные признания?

- Так вы не понимаете, что иногда женщина бывает вынуждена продаться? спросила Вонсовская, меняясь в лице.

- Понимаю, сударыня, потому что... и я когда-то продался, только не ради богатства, а из крайней нужды.

- И что же?

- Прежде всего, жена не обольщалась насчет моей невинности, а я не клялся ей в любви. Мужем я был прескверным, но раз уж продался, то считал своим долгом быть добросовестнейшим приказчиком и преданнейшим слугой. Я ходил с нею в костелы, концерты и театры, развлекал ее гостей и фактически утроил доходы с ее магазина.

- И у вас не было любовниц?

- Нет, сударыня. Я так горько переживал свое рабство, что просто не смел смотреть на других женщин. Итак, согласитесь, что я имею право строго осудить баронессу, которая, продаваясь, знала, что у нее покупают... не рабочую силу.

- Какая гадость! - прошептала Вонсовская, глядя в землю.

- Да, сударыня. Торговать живым товаром чрезвычайно гадко, а еще гаже торговать самим собой. Но верх бесстыдства - заключая подобную сделку, стараться смошенничать. В таких случаях, если поймают с поличным, последствия всегда неприятны для того, кто попадается.

Оба некоторое время молчали. Вонсовская нервничала, Вокульский был мрачен.

- Нет!.. - вдруг воскликнула она. - Я добьюсь-таки от вас последнего слова!

- Насчет чего?

- Насчет разных вопросов, на которые вы дадите мне простой и ясный ответ.

- Что это, экзамен?

- Вроде того.

- Я вас слушаю.

По-видимому, она не решалась начать; наконец пересилила себя и спросила:

- Итак, вы настаиваете на том, что барон имел право бросить и опозорить женщину?

- Которая обманула его? Да, имел.

- Что вы называете обманом?

- То, что она принимала преклонение барона, несмотря на то что Старский был ее предметом, как вы выражаетесь.

Вонсовская закусила губку.

- А у барона не было подобных предметов?

- Наверное, были всякий раз, когда подвертывался случай и приходила охота, - ответил Вокульский. - Но барон не разыгрывал невинности, не называл себя образцом нравственной чистоты и не претендовал по этому поводу на всеобщее уважение... Если бы барон покорил чье-нибудь сердце, уверяя, что никогда не имел любовниц, а в действительности имел их, он тоже был бы обманщиком. Правда, кажется, не это беспокоило его невесту.

Вонсовская усмехнулась.

- Вы просто великолепны... Какая же женщина станет уверять вас, что у нее не было любовников?

- Ах, значит, и у вас были?

- Милостивый государь! - вспыхнула вдова, срываясь с места. Однако тут же сдержалась и холодно произнесла: - Я попрошу вас несколько осмотрительнее выбирать свои аргументы.

- Почему же? Ведь у нас с вами равные права, а я ничуть не обижусь, если вы спросите, сколько у меня было любовниц.

- И не подумаю любопытствовать.

Она принялась ходить по гостиной. Вокульский кипел от гнева, но держал себя в руках.

- Да, признаюсь, - снова заговорила она, - что я не свободна от предрассудков. Но ведь я только женщина, у меня даже мозг легче, как утверждают ваши антропологи; вдобавок надо мной довлеет положение в свете, дурные привычки и многое другое. Однако, если бы я была рассудительным мужчиной, как вы, и верила в прогресс, как вы, я бы сумела освободиться от этих наносных влияний и по крайней мере признать, что рано или поздно женщины должны быть уравнены с мужчинами.

- То есть в смысле вышеупомянутых пристрастий?

- То есть... то есть... - передразнила она. - Об этом-то я и говорю...

- О... зачем же дожидаться сомнительных результатов прогресса? И сейчас уже многие женщины в этом смысле сравнялись с мужчинами. Они образуют весьма влиятельную организацию и именуются кокотками... Но странное дело: пользуясь успехом у мужчин, дамы эти отнюдь не могут похвалиться расположением женщин...

- С вами невозможно разговаривать, пан Вокульский, - пыталась урезонить его вдовушка.

- Невозможно разговаривать насчет равноправия женщин?

У Вонсовской загорелись глаза и кровь прилила к лицу. Она бросилась в кресло и, стукнув рукой по столу, крикнула:

- Хорошо же! Не испугаюсь я вашего цинизма и буду разговаривать даже о кокотках... Знайте же, только самые низкие люди способны сравнивать дам, которые продаются за деньги, с порядочными и благородными женщинами, которые отдаются из любви...

- Продолжая разыгрывать невинность?

- Пусть даже так...

- И, обманывая одного за другим простаков, которые в нее верят...

- А что им сделается от такого обмана? - спросила она, дерзко глядя ему в глаза.

Вокульский стиснул зубы, но овладел собою и спокойно продолжал:

- Как вы полагаете, сударыня, что сказали бы мои компаньоны, если б капитал мой составлял не шестьсот тысяч рублей, как они считали, а всего шесть тысяч, и я, зная об этих слухах, не опровергал бы их?.. Ведь разница всего только в двух нулях...

- Денежные вопросы тут ни при чем, - перебила его Вонсовская.

- Отлично. Что сказали бы вы обо мне сами, сударыня, если б я, допустим, назывался не Вокульский, а Волькуский и с помощью такой незначительной перестановки букв завоевал бы симпатию покойной председательши, втерся к ней в дом и там имел честь познакомиться с вами?.. Как вы назвали бы подобный способ завязывать знакомства и приобретать расположение людей?

На подвижном лице Вонсовской отразилось отвращение.

- Но что же тут общего с историей барона и его жены?

- Общее то, - отвечал Вокульский, - что нельзя присваивать себе чужие звания. В конце концов кокотка может быть существом полезным, и никто не вправе ее попрекать выбранной профессией; но кокотка, прикрывающаяся маской так называемой непорочности, - обманщица. А за это можно упрекать.

- Какая гадость! - вскипела Вонсовская. - Но пусть... Скажите мне все-таки, что теряет общество от подобной мистификации?

У Вокульского зашумело в ушах.

- Иногда даже выигрывает. Например, когда какой-нибудь доверчивый простачок поддается безумию, именуемому идеальной любовью, бросается навстречу самым страшным опасностям и добывает состояние, чтобы сложить его к ногам своего идеала. Но иногда и теряет, когда, например, такой безумец, разоблачив мистификацию, сломлен настолько, что становится ни к чему не способным... или... не распорядившись капиталом, бросается... то есть стреляется с паном Старским, который ему попадает в ребра... Итак, сударыня, потери общества: одно разбитое счастье, один свихнувшийся ум, а может быть, и человек, который мог что-нибудь совершить...

- Этот человек сам виноват...

- Вы правы: был бы виноват, если бы не спохватился и не поступил, как барон, то есть не покончил со своим постыдным ослеплением...

- Короче говоря, мужчины не откажутся добровольно от своих варварских привилегий?

- То есть не признают женской привилегии на притворство.

- Но отвергать соглашение - значит начинать войну, - запальчиво заявила вдова.

- Войну? - смеясь, повторил Вокульский.

- Да, войну, и победит в ней тот, кто окажется сильнее... А кто из нас сильнее, мы еще увидим! - вскричала она, потрясая кулачком.

В эту минуту произошло нечто неожиданное. Вокульский схватил обе руки Вонсовской и сжал их тремя пальцами своей руки.

- Что это такое? - спросила она, бледнея.

- Померяемся силами.

- Ну... довольно шутить...

- Нет, сударыня, я не шучу... Я только скромно доказываю, что с вами, представительницей воинствующей стороны, я могу сделать все, что мне угодно. Верно или нет?

- Пустите меня! - крикнула она, вырываясь. - Я позову слуг...

Вокульский выпустил ее руки.

- Ах, значит, дамы будут с нами воевать, прибегая к помощи слуг? Интересно, какой платы потребуют эти союзники и позволят ли вам нарушать обязательства?

Вонсовская пристально посмотрела на него - сначала с некоторым беспокойством, затем с негодованием и, наконец, пожала плечами.

- Знаете, что мне пришло в голову?

- Что я сошел с ума?