Григорий Медынский - Повесть о юности

• Название: Повесть о юности
• Автор: Григорий Медынский
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Детская проза
• Год: 1957

---

Однажды она встретила Женю в вагоне метро. Он стоял у противоположной выходу двери, невидящим взглядом смотрел перед собой, а потом стал торопливо набрасывать на клочке бумаги какие-то математические знаки.

— Женя! Это вы? — окликнула его Полина Антоновна.

— Ох, Полина Антоновна! — обрадовался Женя. — Простите, пожалуйста, я вас не заметил!.. Здравствуйте!

— По-моему вы сейчас вообще ничего не замечали, — улыбнулась Полина Антоновна. — Что это у вас? — она указала глазами на его записи.

— Да так! — смутился Женя. — Кое-какие мыслишки пришли…

Полина Антоновна попросила его выкроить время и зайти к ней на математический кружок.

— С удовольствием, Полина Антоновна! Для вас — с удовольствием! — согласился Женя.

— Зачем же для меня? Для дела! Чтобы ребята, любители математики, воочию, уже во плоти, увидели свою перспективу. Понимаете?

— Ну, тем более! Обязательно!

Действительно после этого Женя стал частенько бывать у нее на кружке, и теперь Полина Антоновна, воспользовавшись отсутствием мужа, дотащилась до телефона, позвонила Жене Волгину и попросила его замещать ее в кружке на время болезни.

Над теми же самыми вопросами думал и Борис. Разговор с Полиной Антоновной показал, как много неразрешенных вопросов и недоделанных дел остается у него на руках. Раньше они его не беспокоили — была Полина Антоновна, и все как-то шло само собой. Теперь положение менялось, — теперь нужно было все решать самим. И не только решать. Нужно, чтобы все намеченное было сделано, и нужно что-то наметить на будущее. И нужно, чтобы не снизились ни дисциплина, ни успеваемость, ни работа кружка, чтобы все шло тем же темпом и тем же чередом, как и раньше. Нужно в конце концов доказать всем, кто объяснял успехи их класса работой и влиянием Полины Антоновны, что во всем этом свою роль играет и коллектив, показать, что класс теперь действительно коллектив.

В том числе нужно было решить так и не решенный с Полиной Антоновной вопрос о приеме Сухоручко в комсомол. Борис попробовал посоветоваться об этом в школьном комитете, там ответили:

— А что мы можем сказать? Вам видней! Решайте сами!

А как решать? Мнения членов бюро разделились. Игорь был категорически против, Витя Уваров — за. Но Витей Борис был в последнее время вообще недоволен: говорит хорошо, а делает мало. К мнению Вити он поэтому относился настороженно. Но главное — сам он не знал, как поступить. Перед ним встал как раз тот вопрос, по которому он в свое время спорил с Рубиным: кого принимать в комсомол? Ответ на этот вопрос у него теперь был: надежных — вот кого нужно принимать в комсомол. Пусть не «идеальных», но надежных — тех, в которых уверен, которые не подведут, которые будут идти дальше, вперед. Но как узнать, как решить и проверить, оправдает ли Эдуард Сухоручко эти самые надежды, или загрязнит и опорочит комсомольскую честь?

Решить этот вопрос помог ему сам Сухоручко. Кончалась четверть, все у него на этот раз было благополучно, не хватало только двух чертежей. Один он понатужился и сдал, а с другим сфальшивил. Он выпросил у Димы Томызина его чертеж, якобы затем, чтоб посмотреть, подчистил на нем подпись и отметку преподавателя и сдал за свой. Дима сначала растерялся, а затем поднял скандал.

— Я тебе давал?.. Я тебе давал? — губы у него дрожали, и руки, сжатые в кулаки, были судорожно вытянуты вдоль туловища, точно он делал усилие, чтобы сдержаться и не броситься на Сухоручко.

Этот случай разрешил все колебания Бориса: своей руки он за Сухоручко не поднимет. Так же рассудили и ребята.

— Ну что из того, что он без двоек учится? — говорили они на комсомольском собрании. — В комсомол мы не по одним отметкам принимаем.

Сухоручко попытался объяснить историю с чертежами ссылкой на честь класса. Он это сделал якобы для того, чтобы своей недоработкой не снизить общий процент успеваемости класса за четверть.

— А кого ты спросил, нужен нам фальшивый процент или нет? — сказал Борис. — Ничего ты, значит, не понимаешь ни в своей собственной чести, ни в чести класса. Я буду голосовать против!

Игорь Воронов посмотрел на вопрос с другой стороны.

— А когда он подает заявление?.. Половина последнего года. А там — вуз. А где он раньше был? И для чего он подает теперь? Чтобы в вуз комсомольцем прийти? Это карьеризм! А карьеристам в комсомоле тоже не место!

Слова Игоря особенно обидели Сухоручко. И когда было вынесено решение воздержаться с приемом его в комсомол, он быстро вышел, хлопнув на прощание дверью.

* * *

Полина Антоновна надеялась скоро поправиться и выйти на работу, но ей стало хуже, пришлось лечь в больницу. Вместо нее классное руководство временно было поручено Николаю Павловичу, учителю химии, который отнесся к этому делу, как к временному, — формально.

Борис это сейчас же почувствовал: ответственность за класс ложилась на него — и за дисциплину, и за успеваемость, и за всю его работу.

Среди мероприятий, намеченных в последнем разговоре с Полиной Антоновной, особое место занимало участие класса в избирательной кампании. Тогда же они наметили и форму этого участия — решили подготовить литературно-музыкальный монтаж на тему «Две демократии». К участию в нем нужно было привлечь и девочек.

Но отношения с девочками, особенно после выступления Рубина и возникшей в связи с ним перепалки, стали заметно портиться: то девочки были недовольны мальчиками, то мальчики предъявляли ответные претензии к ним. На страницах «Нашей дружбы» то и дело появлялись дискуссионные статьи: «Так ли мы дружим?», «Сотрудничать так сотрудничать», «О дружбе вообще и в частности». Претензии бывали крупные, бывали и мелкие, основанные на недоразумениях, но каждая из них играла роль песчинки, попавшей в механизм.

…Вася Трошкин не поздоровался. Встретившись с одной из девочек на улице, он будто бы отвернулся, чтобы не здороваться, и стал читать вывески. В стенгазете появляется карикатура:

«На то и грамота есть — надо вывески прочесть».

Вася клялся, что он действительно не заметил девочки и действительно читал вывески, отыскивая нужный магазин, а потом, разозлившись, спросил:

— А почему она сама не поздоровалась? Почему я обязательно первый должен здороваться? Если видела меня, взяла бы и поздоровалась! Графиня какая!

…Валя Баталин поздоровался, да не так! Встретив Майю Емшанову, он растерялся и грубо, по-мальчишески выпалил:

— Здоро́во!

В своей никогда не прекращающейся внутренней работе он давно наметил себе особую систему приветствий. «Здравствуй» или «здравствуйте» он решил говорить только тем, кого уважает. Рядовым знакомым он говорил — «привет». «Здоро́во» по этой системе было равнозначно слову «привет» и предназначалось для своего брата, ребят. Как это панибратское приветствие выскочило у него по адресу Майи Емшановой, он и сам не знал — ему пришлось краснеть за него и оправдываться.

…На объединенном классном собрании председательствовавший Игорь получил какую-то записку и, пробежав ее глазами, заявил:

— Записка глупая, ее могли написать только девочки!

Это вызвало взрыв негодования. Нина Хохлова, вскочив из-за стола президиума, снова грозила уйти с собрания. Игорю пришлось доказывать, чем же именно глупа полученная им записка. Доказать этого он не смог, но остался при своем мнении:

— А по-моему, глупая!

Затем Нина, рассказывая о дисциплине своего класса, сказала:

— У нас часто нельзя назвать отдельных нарушителей — весь класс виноват, весь класс шумит.

Борис, давно точивший зуб на Нину, поймал ее на слове.

— Невысокого же мнения Нина о чести своего класса, — сказал он. — Даже не верится, что секретарь комсомольского бюро может так говорить!

— Почему? — имела неосторожность спросить Нина Хохлова, и Борис, насупив брови, обрушился на нее:

— А что значит «весь класс шумит?» Что ж у вас класс — собрание «кумушек», что ли? Все виноваты, весь класс виноват, а всех не накажешь! Ты обезличиваешь класс, ты превращаешь его в «кумушек», а выявить конкретных нарушителей дисциплины у тебя что, зоркости не хватает?.. или смелости?.. или чего-то еще?.. Ты ж комсомольский руководитель класса! Как же можно всех в одну кучу валить?

Нина сидела сама не своя, то краснея, то бледнея. В ответ она не могла придумать ничего другого, кроме очередной обиды и придирки к слову «кумушки».

— С Борисом трудно спорить, — сказала она. — Борис очень уверен в себе. Но как можно со стороны, не зная как следует того, что критикуешь, делать такие выводы? Оказывается, в нашем классе не ученицы, а «кумушки».

— А разве он так сказал? — выкрикнул Вася Трошкин.

— Ну, знаете!.. — не обратив внимания на его реплику, продолжала Нина. — Это дерзко, больше чем дерзко, это оскорбительно. Тогда мы хотим знать: для чего мы сотрудничаем?