Далия Трускиновская - Государевы конюхи

• Название: Государевы конюхи
• Автор: Далия Трускиновская
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2013

Был у царя Алексея Михайловича свой тайный спецназ. Секретное поручение исполнить, мешочек золота или важную грамотку нужному человеку отвезти в Казань или в Астрахань, собрать сведения о нерадивом воеводе — кто всем этим занимался, отчитываясь когда дьяку приказа тайных дел, а когда и самому государю? А конюхи Больших Аргамачьих конюшен, неутомимые наездники и лихие бойцы, верные слуги трона. От отца к сыну передавалось это ремесло, чужих на конюшнях не жаловали, и когда по милосердию старого конюха деда Акишева взяли пришлого парнишку — таскать воду в водогрейный котел, никто и предположить не мог, что этот Данилка Менжиков через несколько лет станет надежным другом, смелым гонцом, мастером разгадывать загадки и выводить на чистую воду злодеев. Появятся у него друзья — конюхи Богдан Желвак, Тимофей Озорной и Семейка Амосов. И заведется лютый враг, которому Данилка волей — неволей несколько раз перебежит дорогу, — земский ярыжка Стенька Аксентьев…

---

— Да Господь с тобой! — испугались обе девки, Федосьица и Дуня.

— Это ты околесицу несешь! — возразил кукольнику Томила. — Коли сторожа оставляют, то прямо с кладом он и лежит себе под землей. И когтистая ручка — при нем.

— Может, на новый лад иначе полагается? Снаружи? — защищал свою догадку Третьяк.

— Это только песни бывают на старый лад и на новый лад! — Томила повернулся к Данилке. — А что, молодец, там, где вы купца подняли, ничего не было раскопано?

— Ничего! — уверенно отвечал Данилка. — Я нарочно смотрел — ни следов, что тело по траве волочили, ни тележной колеи. Он упал и траву примял, а как подняли — и трава, надо думать, встала. А коли бы там копали, то трава бы уж лежала привядшая.

— Можно так лопатой земляной пласт подцепить, что яму под ним выроешь, котел упрячешь, сверху опять тем пластом накроешь — и травка даже не почует, так и будет себе расти, — заметил Семейка. — И не догадаешься, будто там что-то закопано. Ну, попались мы с тобой, брат Данила…

Данилка ни словом не упрекнул Семейку в том, что через его человеколюбие им обоим теперь пропадать. Он еще и то понимал, что кабы не его приметная рожа — земский ярыжка и на Семейку бы внимания не обратил…

— Еще не попались, — уверенно сказал парень. — И постараемся не попадаться, пока…

— Что — пока? — спросил Томила.

Он еще не знал, с кем имеет дело. А Семейка уже знал. Он хорошо помнил, как началось его с Данилкой знакомство. Данилка помог вывести на чистую воду княжича Обнорского, который собрал из своих дворовых шайку и орудовал на Стромынке, жестоко расправляясь не только с путниками, но и с соперниками по воровскому промыслу. И потому Семейка услышал Данилкины слова внутренним слухом раньше, чем парень произнес:

— Пока не разберемся, кто того Терентия Горбова, на которого харя смотрела, убил и за что. А когда мы убийцу будем знать и на него укажем — нас, поди, уже не тронут.

И так он при этом глянул, так упрямо набычился — сразу сделалось ясно: пойдет по следу, как охотничий пес!

Одного не видели и не поняли скоморохи, и Семейка с ними вместе. Произнеся имя «Терентий Горбов», Данилка ощутил подступившие к глазам слезы. Так жалко ему сделалось в тот день, когда привезли дурное известие, рожавшую бабу и родившегося сиротой парнишку, что и теперь вот вспомнил о них — и прошибло!

— Стало быть, хочешь не в Коломенское вернуться, а остаться и добраться, кто по деревьям хари развешивает? — уточнил Семейка. — А как Тимофей за тебя отдуваться станет? Он-то за вас обоих отпрашивался!

Столкнувшись с правдой жизни лицом к лицу, парень растерялся. Подводить старшего товарища под батоги ему никак не хотелось.

— Эк вы из-за нас втравились… — жалостно пробормотал Томила.

Филат, скоморох-лягушка, только вздохнул.

Но зато Федосьица во все глаза уставилась на Данилку — что скажет?

— А я Ваню попрошу, Анофриева, пусть он меня в Коломенском заменит, а уж я с ним рассчитаюсь! — вдруг сообразил Данилка. — Завтра спозаранку чтобы выехал…

— Тимофея тоже он заменит? — спросил Семейка.

Данилка призадумался.

— Ин ладно, отправим Ваню в Коломенское, — решил Семейка. — Авось и Тимофей уже проспался. Пошли в Конюшенную слободу! Или он сейчас на Аргамачьих конюшнях?..

— Все вместе? — спросил Третьяк Матвеев.

Скоморохам что-то не больно хотелось выходить из церкви.

— Вместе — незачем, — рассудил Семейка. — Мы вот что сделаем — разделимся. Данила пойдет в Конюшенную слободу, я — в Кремль, на конюшни. Уж один из нас Ваню сыщет и обо всем с ним договорится. А встретимся — ну, есть же у вас такое местечко, где вы встречаетесь?

Скоморохи переглянулись.

— Кружало, небось, больше быть нечему, — продолжал конюх. — Ну, так что это за кружало? Куда нам с Данилой приходить?

— В «Ленивку», — помедлив, сказал Третьяк.

Это был кабак ведомый! По зимнему времени мимо проходить — и то боялись. Его облюбовали кулачные бойцы за то, что стоял он на Волхонке, неподалеку от Москвы-реки, где на Масленицу устраивались конские бега и бои. Чем ближе к Масленице, тем шумнее делалась «Ленивка» — молодцы уж не знали, куда силу девать!

— Лучше и не придумаешь, — одобрил Семейка. — От Конюшенной слободы — два шага, от Боровицких ворот — прямиком добежать! Ну, я, стало быть, первый пошел!

И покинул полумрак старенького храма, и зашагал, чуть косолапя, прочь.

— К Конюшенной как идти? — спросил Данилка.

Он редко выбирался из Кремля и все еще плохо знал Москву.

— Показать, что ли? — спросила Федосьица.

Сразу согласиться Данилка почему-то не смог.

— Тебе домой не пора ли? — спросил. — Федька там, поди, изревелся.

— За Феденькой бабушка смотрит, я сговорилась, думала — попляшу, хоть алтын или два заработаю! — объяснила Федосьица. — Она меня раньше вечера и не ждет.

— Да уж, все мы подзаработать думали, — добавил Третьяк. — Мы, брат Данила, раньше-то с собой по десять плясиц водили. А теперь время ненадежное, кто из наших девок смог — пристроился на Москве, а мы когда приходим — им весточку даем.

— А ты разве из веселых? — спросил Федосьицу Данилка.

— Да у нас многие девки плясать умеют, — имея в виду девок с Неглинки, отвечала Федосьица. — Просто меня с дядей Третьяком Настасьица свела.

Настасьица…

Словно в глубине души обнаружился глубокий бездонный лаз, и оттуда эхо отозвалось… Отозвалось слабенько да и погасло…

— Ну так покажи дорогу-то, — и Данилка первым направился к порогу.

Филатка, самый молодой и шустрый, подтолкнул Федосьицу, да и подмигнул вдобавок — видим, видим, как ты добра молодца завлекла!

Она догнала Данилку и пошла с ним рядом. Оба молчали. Данилка решительно не знал, о чем говорить с девкой, когда никто, кроме них двоих, в беседе не участвует. А Федосьица соблюдала девичий обычай — первой беседу не затевала. Так и шагали, причем довольно быстро, огибая неторопливых пешеходов, расходясь и вновь сходясь.

Оказалось, что Ваня как раз, отобедав, на Аргамачьи конюшни побежал. Стало быть, Семейка его там перехватить должен. Раз так Господь распорядился — значит, Семейка и будет Ваню уговаривать поехать в Коломенское, заменить дружка.

— На Волхонку, что ли? — спросила Федосьица.

Данилка ничего не ответил. Выйдя с анофриевского двора, он смерил взглядом улицу и узнал вдали ворота покойной Устиньи Натрускиной, царствие ей небесное. Коли не Устинья — не было бы ему в жизни пути. Бывает ведь и такое — жила себе баба, жила, все бабьи глупости да хитрости совершила и через хитрость свою погибла. А совсем чужой человек загадку ее смерти разгадал, и отплатил ему за это Господь добром — начал понемногу в люди выводить…

Очень хотелось Данилке похвастаться своим удачным розыском (который, кстати, и с Федосьицей его познакомил), да не знал парень, как бы половчее начать.

— Так на Волхонку? — переспросила Федосьица.

Он кивнул, и точно так же, молча, они пошли к «Ленивке».

Третьяк Матвеев, Томила и Филат уже были там. Плясица Дуня с ними не пошла — была у нее на Москве родня, где можно переночевать.

Последним подошел Семейка.

— Ну, сговорился, — коротко сказал он Данилке. — Сегодня же и поедет. Да больше трех дней я у него не выпросил.

Данилка вздохнул. Он понимал, что и за это должен быть Ване благодарен, однако три дня на розыски убийцы, не оставившего никаких следов, — маловато…

Федосьица, оказавшись в кружале, чувствовала себя неловко — того гляди прочь погонят. Не любили целовальники баб, которые приходят пьющих мужей уводить!

Третьяк, который, коли судить по оживлению, был в кружалах частым и любимым гостем, догадался, в чем дело.

— А мы вот целовальника попросим — он нам особое местечко отведет, — сказал Третьяк. — Они люди умные. У них всякие тайники бывают.

На сей раз тайник оказался несложным — целовальник, Левонтий Щербатый, просто-напросто отвел все общество в погреб. Ему и раньше доводилось скоморохам такие услуги оказывать.

В погребе всякого добра хватало. Были там беременные бочки в тридцать и полубеременные — в пятнадцать ведер.

— Это еще не бочки, а бочата, — сказал выразившему удивление Данилке Щербатый. — Вот в обителях иногда такое стоит — диву даешься, как она, бочка, вообще в подвале оказалась! Не иначе, как сперва ее туда уложили, а потом над ней своды возводили. С места их даже никогда не сдвигают, а наливают и вино выпускают через особые дырочки с трубками.

Расселись на пустых бочатах и, дождавшись, пока целовальник уйдет, приступили к военному совету.

Ежели деревянная харя и впрямь примета для отыскания клада, то не с кладом ли увязана гибель купца Горбова? Эта мысль казалась самой разумной.

— Выходит, надобно нам побеседовать с кладознатцами, — сказал Третьяк. — У меня есть один знакомец, он обычно на Москве промышляет.