Людо Зубек - Доктор Есениус

• Название: Доктор Есениус
• Автор: Людо Зубек
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1961

Одну из замечательных страниц истории Чехии открывает роман словацкого писателя Людо Зубека «Доктор Есениус». Начало XVII века, века сложного, подчас трагического, когда светлая мысль ученых начинает разбивать религиозные мифы о происхождении Вселенной и человека. Чехия этого периода — это блестящий двор Рудольфа II, мецената, покровителя искусств, но правителя фанатичного, увлекающегося черной магией и алхимией; это Карлов университет, где читают лекции лучшие ученые Европы; работают такие выдающиеся умы, как Тихо Браге и Кеплер. И в то же время это страна, где еще процветает средневековье, где церковь еще всесильна.

На этом сложном фоне развертывается перед читателем яркая жизнь и трагическая судьба одного из смелых пионеров науки, верного сына своего народа, замечательного чешского ученого Яна Есениуса.

С огромной поэтической силой описывает Людо Зубек Прагу, ее удивительную, чарующую красоту, быт и нравы пражан. Читатель словно окунается в жизнь Праги, посещает вместе с Есениусом знаменитые пражские бани, своеобразное место для диспутов, осматривает вместе с ним редчайшие коллекции, собранные при дворе Рудольфа II, присутствует на первом в Праге публичном анатомическом сеансе.

И вот наконец перед читателем заключительная сцена романа, которая потрясает своей силой, — казнь Есениуса.

Есениус гибнет, но память о его светлом и пытливом уме ученого, его мужественном сердце борца навеки осталась в истории чешского народа.

---

Профессоров интересовали все подробности, связанные с грамотой.

— Будет ли грамота иметь силу, если верховный канцлер отказался подписать ее? — опасался Залужанский.

Шлик беззаботно махнул рукой.

— Вместо верховного канцлера ее подписал Адам из Штернберка, пражский надворный советник, которого на это уполномочил император, — объяснил граф. — Самая важная подпись — это подпись его императорской милости. А если бы Лобковиц попытался забыть об этом, у нас есть средства напомнить ему.

Все знали, о чем думает Шлик. Об ополчении, которое он набирал по приказу директоров и которое позволяло чешским общинам держать императора в страхе.

— Когда я привел вчера на Град депутацию из двенадцати человек, чтобы вручить его императорской милости благодарственное послание, — сказал Будовец, — император не слишком обрадовался его содержанию. Он думал, что немедленно после издания грамоты мы распустим ополчение…

— …и отдадимся тем самым на милость императора и особенно верховного канцлера, — быстро прервал его Шлик и торжествующе оглядел собравшихся профессоров, словно обещая им, что директора не так-то легко дадут провести себя императорским советникам.

А вице-канцлер Михаловиц добавил:

— Пока грамота не будет утверждена, пока чешские сословия не соберутся на сейм, ополчение не будет распущено, и это должен признать император, как бы он этого ни желал. Но главное, грамота — решенное дело.

— И весьма знаменательно, — сказал Будовец, — что грамота относится не только к лютеранам, но и к чешским братьям и кальвинистам. Словом, она знаменует полную свободу вероисповеданий. И притом касается не только крестьян.

— Значит, грамота отвергает принцип — чья земля, того и вера? — спросил Есениус. — Теперь крепостные не будут обязаны исповедовать веру своего пана?

— Да, — ответил Будовец. — В грамоте говорится, что каждый подданный императора имеет право выбрать себе веру по своему убеждению. Поэтому я и говорю, что это великая победа.

— А ведь и в иезуитской коллегии в Клементине отмечают победу, — проговорил с другого конца стола Недожерский.

Будовец не принял это сообщение за шутку. Он серьезно ответил:

— Я думаю, именно в этом величайшая ценность нашей грамоты: она не возбуждает зависти католиков. Грамота не является поражением католиков, потому что они ничего не потеряли все их льготы в грамоте подтверждены. Подробности будут а «Уравнении», которое выйдет одновременно с грамотой.

— Что касается нас и нашей академии, то наше положение наверняка улучшится, — заключил Бахачек, который всегда думал только об интересах университета.

— И теперь уже не придется возбуждать интерес к университету публичными вскрытиями, — прибавил Есениус, вспоминая все трудности первого анатомического сеанса в Праге.

Будовец отозвался:

— Мы употребим все силы для того, чтобы гордость нашего королевства, славная академия Карлова, не терпела никакой нужды. И, если дефензоры не будут заботиться о вас, вы можете всегда обращаться прямо ко мне. Я готов сделать все, что в моих силах, для пользы нашей академии.

— Благодарю вас за любезное обещание, — ответил за всех Бахачек. — Мы используем вашу драгоценную поддержку только для блага академии.

— За это надо бы выпить, — предложил Кампанус.

Все подняли оловянные кружки.

— А что вы скажете о будущем, ваша милость? — обратился Бахачек к Шлику.

Лицо Шлика сделалось серьезным. И он ответил с тревогой.

— Если император изволит соблюдать положения грамоты, в стране воцарится религиозный мир. Я не хотел бы каркать, но то, что верховный канцлер Зденек Лобковиц отказался подписать грамоту, не дает нам больших гарантий на будущее. Об этом говорят и примеры прошлого.

— Следовательно, вы думаете, император отречется от грамоты? — с опасением спросил Бахачек.

Шлик посмотрел на Будовца, как будто предоставляя ему ответить на этот опасный вопрос.

— Думаю, не отречется, — медленно отвечал Будовец. — Достаточно, если он и его советники будут вести себя так, будто грамоты не существует. Ведь император завтра же пожалеет, что подписал грамоту, и будет утверждать, что его принудили.

На миг стало тихо, и на лицах присутствующих появился невысказанный вопрос: а что потом?

Будовец угадал их опасения и сказал в ответ:

— Мы все спрашиваем себя: что будет потом? Отступить мы не можем. Так будем бороться за свои права не только на сейме, но и, если потребуется, с оружием в руках. Я надеюсь, что в той борьбе, которая нас еще ждет, мы сможем вполне положиться на университет..

Профессора хором подтвердили, что на университет можно положиться всегда, в любых обстоятельствах.

— Благодарю вас, друзья, за обещание. Мы верим, что удастся избежать войны, но должны быть готовы ко всему… А теперь вы меня извините, но дольше пользоваться вашим драгоценным обществом я не могу, меня ждет граф Турн.

Профессора посидели еще немного, но радостное настроение не возвращалось. Постепенно все разошлись по домам.

Бенедикти предложил Есениусу проводить его.

— Полагаю, что и вы должны решиться, Есениус, — проговорил он, когда они шли по затихшим улицам Старого Места.

— На что решиться? — спросил Есениус, хотя он догадывался, о чем думает Бенедикти.

— Вы ведь слышали, что говорил Будовец. Если император будет продолжать свою старую политику, неминуемо произойдет столкновение с сословиями. А я думаю, что обещание, которое мы дали Будовцу, вы считаете важным и для себя.

Есениус молча кивнул.

— Если произойдет столкновение императора с сословиями, — продолжал Бенедикти, — академия будет на стороне сословий, а значит, против императора. — Он остановился и взял Есениуса за руку. — Я думаю, что вопрос, который я вам задал, вы уже решили для себя. И я нимало не сомневаюсь, как вы его решили. Мы все считаем вас за своего. А вы пойдете с нами или против нас?

Есениус чувствовал, что на этот вопрос он не может дать уклончивый ответ. Бенедикти и с ним все остальные профессора университета имеют право знать, что он, Есениус, думает по этому поводу. Ведь они видят в нем своего друга и ничего от него не скрывают.

— Разве вы можете помыслить, чтобы я пошел против вас? — сказал доктор с упреком. — Можете рассчитывать на меня во всем.

Они крепко пожали друг другу руки.

Решение это не было для Есениуса внезапным. Может ли он остаться в стороне, если правители королевства угнетают веру, которую и он исповедует? Он считал себя борцом за истинную веру, считал, что христианский долг велит ему принять участие в борьбе против ее угнетателей.

Правда, теперь, после подписания грамоты его величества, эта борьба ослабела. Но тем лучше! По крайней мере, не потребуется ему менять образ жизни.

Хотя небольшое оживление не повредило бы.

…Смерть раввина Льва вызвала у Есениуса целый рой воспоминаний. Знакомство с этим незаурядным человеком оставило в его душе глубокий след. Кто знает, какую тайну унес раввин с собой в могилу.

Вскоре после известия о смерти Льва Есениус встретил Кеплера в коллегии Бахачека.

— Всех нас ожидает смерть, — проговорил Кеплер. — Раввин был так стар, что скорей можно удивляться его долгой жизни, чем смерти. Но все же подобное известие всегда грустно. Ведь совсем недавно я был у него…

— Вы были у него? — удивился Есениус.

— Не ходили ли вы к нему чинить Голема? — спросил Бахачек.

Кеплер рассказал, что на прошлой неделе к нему пришел внук раввина Льва. Мальчик передал, что дед очень болен и хотел бы еще раз поговорить с профессором Кеплером о чем-то весьма важном.

— Мне было любопытно, — продолжал Кеплер, — и я отправился в его дом на Широкой улице. Раввин сидел у камина в кресле, ноги его лежали на горячих кирпичах. Он сказал мне, что у него отмирают ноги, холод поднимается вверх и скоро достигнет сердца. И тогда, сказал он, наступит конец. Говорил он об этом очень спокойно. Потом мы перешли к главному: он читал мой труд «Astronomia nuova», и его заинтересовали два положения этой книги. Он хотел, чтобы я ему кое-что объяснил.

— Странно, что на смертном ложе человек интересуется такими вопросами, — заметил Бахачек.

— Это было только вступление к тому, что хотел сказать мае раввин. Вы знаете, о чем он спросил у меня? Почему я опубликовал свое открытие, что планеты движутся по эллипсам, а не по окружности. Мне непонятен был смысл его вопроса. Раввин ответил, что такие великие таинства нельзя открывать непосвященным. Он, например, такое открытие унес бы с собой в могилу.

— И что вы ответили ему, Иоганн?

Есениус весь превратился в слух, хотя он знал, как Кеплер должен был ответить раввину.